— Ты в порядке? — голос мужа звучит тихо, но обеспокоенно. — В полном. Выхожу. Вытираю руки, промачиваю под глазами ватными дисками, удаляя едва-едва потекшую тушь, делаю глубокий вдох и выхожу из укрытия. Как только это случается, мгновенно попадаю в Дёмкины объятия, и, кажется, земля в этот момент слетает с орбиты. Голова идет кругом. Мне тепло. Спокойно. Хорошо. Но еще мне противно, больно и слезы наворачиваются. Я хватаюсь за широкие, твердые плечи Демида, как за спасательный круг. Он предал меня! Знаю. Он мог и правда хотеть оградить меня от всего этого кошмара своим молчанием! Тоже знаю. Раздрай. Что теперь делать? — Прости, — Дёма скользит ладонью по спине и, добравшись до поясницы, останавливается. — Все нормально, — отмахиваюсь, а где-то в прихожей начинает трезвонить мой телефон. — Я отвечу, ладно? Демид кивает. Убирает руки, я совершаю в этот момент вдох, робко улыбаюсь и иду за смартфоном. Мама. Удивительно, она в жизни мне так поздно не звонила. — Привет, мам. Все нормально? — Почему ты нам не говорила? Почему молчала? — мама кричит в трубку и, кажется, плачет. Теряюсь буквально на мгновение, вижу, как Демид приближается, представляю мамино лицо, бросаю взгляд на часы. Они видели интервью. Они с отцом видели. — Я убью его, слышишь? Убью! — кричит папа на заднем фоне. — Доченька, почему ты молчала? Мы же всегда на твоей стороне. Он же издевался над тобой. Мама так громко говорит, что Демид все слышит. Я на максимум убавила громкость, но он стоит рядом и все равно отчетливо слышит каждое мамино слово. В панике умоляю Ермакова взглядом не брать это в голову. Мои родители всегда всему верят. Я, кажется, в них… Только вот зачем я это делаю? Мне должно быть плевать на его чувства. Должно же! — Мам, это монтаж, я такого не говорила, — пытаюсь успокоить ее. — Он тебе угрожает теперь, да? Где ты? Саша! — Мам… — Ты должна вернуться домой, — папа вырывает у матери трубку. — Чтобы завтра же была дома. Слышишь? Я ему больше не позволю над тобой издеваться. Пусть засунет себе свои миллионы… Папа продолжает кричать, а меня начинает трясти все сильнее. Господи, ну зачем я туда пошла? Дура! Поверила. Идиотка просто! — Пап, это неправда. Демид никогда меня и пальцем не трогал. — Саша, ты на всю страну сказала… — Это монтаж! — теперь уже я кричу. — Прекратите истерить. — Возвращайся домой. Если тебя не будет завтра, я лично тебя верну, слышишь, дочка? Ты должна жить у нас. Мы должны тебя поддерживать, когда такое происходит. — Пап… — Я все сказал. А этот еще пожалеет, я ему устрою. Такое устрою. Родители начинают ругаться между собой, и я отключаюсь. Ермаков стоит рядом с каменным лицом, а я только теперь окончательно понимаю, какой ад сейчас начнется. Медийное поле взорвано. Мои родители в ужасе. Демид сует руку в карман спортивных штанов, достает телефон и прикладывает его к уху. — Слушаю. Смотрю на мужа, прикусив нижнюю губу. Он долго слушает Алекса. Понимаю, что это Тишин, по интонациям, но сути их разговора толком не слышу. Он не орет, как моя мать и отец. — Понял. Демид сбрасывает звонок и, крутанувшись на пятках, идет на кухню. Почти бегу за ним следом, чувствуя просто адское напряжение. Когда все изменилось настолько, что теперь я чувствую себя виноватой? — Дём… Демид открывает холодильник, что-то оттуда достает, сворачивает крышку и делает глоток. Вытирает губы тыльной стороной ладони, ухмыляется. — Что Алекс сказал? — переступаю с ноги на ногу. — Так, — отмахивается и смотрит на смарт-часы. — Я не виновата! — ощетиниваюсь. — Я не… — Завтра подадим заявление, — мажет по мне взглядом. — У меня есть человек, который устроит все быстро. Ждать месяц не придется. Поиграли, и хватит, Сашка. Фигня какая-то выходит. Делаю шаг назад, а в голове только одна мысль — это я должна была сказать ему эти слова. Я хотела развод! Я пошла ему навстречу! А теперь все вывернулось наизнанку. Глава 16 Две недели спустя — Красивая квартира, — мама улыбается по-доброму. Касается моего плеча вскользь, а потом хватается за коробку с тортом, который сама же и принесла. — Сейчас нарежу. Наблюдаю за тем, как она берет нож, вскрывает коробку, отрезает два кусочка и перекладывает их на тарелки. Я вижу, что она не просто так приехала. Родители в последнее время вообще слетели с катушек в плане «поддержки». Только вот они контролировать пытаются, а не поддерживать. Хотят отмотать время. Иногда даже складывается впечатление, что мне снова семнадцать и они из кожи вон лезут, чтобы прожить мою жизнь и параллельно залюбить до смерти. — Может, все-таки вернешься домой? — Ставит передо мной тарелочку и хватается за чайник. Разливает кипяток по кружкам. — Мы всегда тебе рады. — Я хочу побыть одна, — подпираю висок ладонью, расковыривая кусок торта чайной ложкой. Настроение на нуле. Восемь дней назад нас с Ермаковым развели. Без суда. Демид просто отписал мне половину имущества. Молча. И так же молча исчез. Что я чувствую по этому поводу? Растерянность. Я готовилась к судам, борьбе, не верила, что сможем разойтись мирно, а в итоге… А в итоге я вполне себе состоятельная женщина теперь. Разведенная. Молодая. Красивая. А еще печальная. В груди рана, и она кровоточит не переставая. — Доченька, ты же не ешь совсем. Кожа да кости. Этот… Господи боже, за какие грехи он вообще в твоей жизни появился? Жму плечами чисто по инерции, на самом же деле игнорирую мамину реплику. То, что насилия в нашей с Демидом семье не было, родителям не докажешь. Они втемяшили себе в голову, что Ермаков лупил меня с утра до ночи, поэтому-то имущество и отписал перед разводом. Рот мне таким образом закрыл. Напрямую родители не говорили, но намеки, что деньги эти — зло, а я жертва, были очень жирными. — Хорошо, что теперь его нет. Давно нужно было развестись. Все правильно, дочка, — мама снова улыбается в знак поддержки и делает глоток чая. — Ты о работе думала? — Думала. Сегодня еду на собеседование. — Куда? — В один неплохой лицей. — Хорошо. Надо работать, детонька, тебе теперь самой себя содержать нужно. Поднимаю взгляд на мать. Ее слова звучат так, словно я последние годы дома сидела и работы у меня не было. Ясно, конечно, что основной вклад в семейный бюджет делал Демид, но я вроде тоже сутками на диване не валялась. Хочется, конечно, вставить шпильку. Сказать, что денег мне теперь надолго хватит, но я молчу. И зря, наверное, потому что мама вот продолжает… — Не думала еще, в какой фонд перечислить его поганые деньги? — Нет, — апатично качаю головой. — Нужно подумать. И недвижимость эта. Лучше продать и… Мама очень воодушевленно рассказывает мне, что делать с имуществом, которое тянет на десятки миллионов рублей, а я стараюсь вспомнить момент, когда вообще допустила все эти разговоры. С чего вдруг мои родители решили, что имеют право чем-то распоряжаться, что-то советовать? Бред.