Спрашиваю, но не смотрю на него, не могу. Боюсь расплакаться, если честно. Так больно. До сих пор больно. Ситуация у нас мерзкая. У него ребенок от другой, которого он признал. Да, все вроде как было большой аферой, но разве мне от этого легче? — Хотел тебя увидеть. Мне повезло, что вообще был в Москве в эти дни. Прости. Это неэтично. Знаю. — Зачем? — Застегиваю ремень. — Потому что я тебя люблю. — А я тебя. — Набираю в легкие побольше воздуха. — Я тебя нет, — выпаливаю, а щеки краснеют. Ну вот зачем он это все сейчас начал? Кто его просил? — У тебя своя жизнь, а у меня своя, Дём. Год. Уже год как. — Разве это жизнь? У меня — нет, — Ермаков печально улыбается, а потом отворачивается. В отеле все еще чувствую себя ужасно. Мне кажется, я никогда так быстро не покидала аэропорт, как сегодня. Демид, к счастью, не преследовал, но я думаю, что это не последняя наша встреча в этом городе. Чего он от меня хочет? Почему не может до сих пор отпустить? Я же не вещь. Я человек. У меня есть чувства. Эмоции. Разве он этого не понимает? Мы почти год не виделись, а теперь вот так вот, с подачи Демида, сидели в соседних креслах самолета. Я же пытаюсь вытравить его из своего сердца, а он делает все, чтобы уничтожить мою жизнь. Неужели он не понимает, что ничего не изменится? Какое-то время сижу в номере практически обездвиженно, просто смотрю в одну точку, и земля из-под ног в этот момент уходит, мое настоящее встретилось с прошлым, и это ни черта меня не радует. Апогеем этой ситуации становится тихий стук в дверь. Я даже предположить не могу, кто за ней находится. Первая мысль – это, конечно же, кто-то из персонала отеля, но, когда открываю, понимаю, что это Ермаков. Он стоит, сунув руки в карманы. Смотрит на меня и улыбается. Ему весело? Конечно весело. Ломать чужую жизнь ведь так смешно. – Зачем ты пришел? Мне кажется, мы поняли друг друга в самолете. – Саш, я в этот город ради тебя прилетел. Думал много, анализировал. Весь год. Я весь чертов год держался от тебя подальше, потому что хотел, чтобы ты выдохнула, остыла, чтобы поняла, что нам друг без друга никак. – Да что ты несешь? Ты прекрасно без меня обходишься! У тебя Ася. Сын. Ты их за этот год стер, что ли? Мы возвращаемся к тому же разговору, на котором все закончилось, Демид. Я не могу принять твоего ребенка, я не могу принять твою ложь, я не могу принять тебя! Как же ты этого не понимаешь? — почти кричу на него. Демид сглатывает. Я вижу, как у него дергается кадык, а потом словно в замедленной съемке понимаю, что он переступает порог отельного номера. Идет прямо на меня. Отступаю, пока не впечатывает спиной в стену. Зажмуриваюсь. Руки плетьми падают вниз, и пошевелиться становится просто невозможно. Я раздавлена. Он застал меня врасплох. Мое сердце сходит с ума, а все рецепторы просто кричат о том, что рядом кто-то родной, кто-то значимый. Может быть, любимый? Ермаков пользуется моей растерянностью. Обхватывает мои щеки ладонями и прижимается так близко, как раньше. А меня натурально начинает трясти оттого, что я продолжаю чувствовать к нему если не любовь, то что-то нежное и трепетное. Я ненавижу его, так сильно ненавижу, что убить готова, но это головой, а душа, душа сопротивляется! Она не готова его отпускать. Боже мой, год прошел, целый год. Презираю себя, потому что нельзя быть такой слабачкой, нельзя любить предателя. Но эмоций так много, что я иду у них на поводу и, когда губы Демида накрывают мои, отвечаю. Вокруг все начинает звенеть, а картинка размывается. Я целуюсь с бывшим мужем, не закрывая глаз, испытываю себя в этот момент на прочность и выясняю, чего я, черт возьми, хочу от этой дурацкой, непроходящей любви. Любви, что граничит с лютой ненавистью. Демид обшаривает моё тело ладонями, касается талии, чуть выше, обнимает очень крепко и прижимает к себе. Его губы попрежнему впиваются в мои. Чувствую себя сумасшедшей, а может быть, схожу с ума взаправду, потому что не могу его оттолкнуть. Так сильно этого хочу, но что-то внутри меня сопротивляется. Я поддаюсь и, как бы ужасно это ни звучало, наслаждаюсь моментом, ведь весь этот чертов год так сильно по нему скучала. Ненавидела, испытывала отвращение, но адски скучала! Кто-то будет меня презирать, боже, да я сама себя презираю, потому что это невообразимая глупость. Все, что сейчас происходит, словно нереально, словно я в какой-то другой вселенной, где мне можно его целовать, но, когда сознание возвращается в пределы отельного номера, по телу ползет жуткий холодок, и именно он не дает совершить еще одну ошибку. Отталкиваю от себя Ермакова, а потом влепляю ему хлесткую пощечину. — Не смей больше никогда ко мне прикасаться. Иначе я обращусь в полицию и скажу, что ты меня преследуешь, понял? Ермаков касается своей покрасневшей щеки, а я начинаю задыхаться. — Прости, просто увидел тебя и не смог сдержаться. Год, я целый год изо дня в день думал только о тебе и поэтому сейчас начал не с того. Извини, прости меня, Саш, такого больше не повторится, по крайней мере, пока ты сама мне не позволишь. — Уходи. — Я хочу объясниться. Ермаков осматривает мой номер и останавливает взгляд на кресле, к нему и идет. Садится, словно я давала ему на это разрешение. От негодования хочется топать ногами и биться в истерике. Мои губы все еще покалывает от этого гадкого поцелуя, который в глубине души мне все же был нужен сейчас. — Ладно. Говори и иди. Десять минут у тебя. Дем кивает, закидывает ногу на ногу, удобнее усаживаясь в кресле. — Я хотел дать тебе время подумать и остыть. Тут не врал. Этот год был плохим, потому что тебя не было рядом. Мне стыдно за то, что я врал тебе и не рассказал сразу про Егора. Это было глупо. Ася это подстроила и вышла на связь только после того, как сыну исполнилось полтора года. Она боялась, что я начну подозревать ее в том, что это именно она меня опоила тем вечером, и решила перестраховаться. Изначально рассчитывая, что я уйду из семьи и проявлю вот такое благородство по отношению к ней. Когда не сработало, подключили Измайлову. Крылова долгое время была любовницей одного женатого и очень небедного человека с криминальным прошлым. Она врач по профессии и, можно сказать, в прямом смысле спасла ему жизнь. Это он оплатил услуги Измайловой и детектива, нашедшего журналистку, у которой ко мне есть ненависть и личные счеты. А дальше все закрутилось, как снежный ком. — То есть это не связано с твоими врагами и конкурентами? — Нет. Издаю какой-то пищащий звук и накрываю лицо ладонями, запрокидывая голову к потолку. То есть все это подстроила больная на голову девка, считающая, что Ермаков должен был когда-то жениться на ней?! Это она сломала мою жизнь? А Демид ей в этом помог своей тупостью и ложью. — Ася сейчас живет в Питере, а Егор с моей матерью — в Москве. Мы так условились. Я решил, что конкретно ей я не хочу снимать или покупать жилье, и Крылова быстро пропала с радаров, решив, что будет навещать ребенка пару раз в месяц. — Мне должно стать от этого легче? — Смотрю на Ермакова и чувствую, как горят щеки. — Нет. Не должно. Я просто хочу донести до тебя, что мой сын никак не будет вмешан в нашу с тобой жизнь. — У нас теперь разные жизни. — И все же… Ася хотела свадьбу и денег, ни того ни другого у нее нет. Измайлова, та журналистка, я виделся с ней лично, после суда. Толку от него было мало, но на нее нашелся компромат. Если ты видела… — Я не интересовалась всеми, кто хоть как-то с тобой связан! — Ане пришлось свернуть журналистскую деятельность. Деньги, на которые она строила свою карьеру, ей давал отец. Но после того, как он узнал о том, что его дочь уже год пытается нарыть на него компромат, чтобы заполучить его бизнес… В общем, я думаю, ей сейчас несладко. Демид ловит мой взгляд, упирается ладонями в ручки кресла и поднимается на ноги. — И еще, моя мать очень желает перед тобой извиниться, лично. А я хочу пригласить тебя на ужин, сегодня. Глава 20 Демид — На ужин? Ты серьезно сейчас? — Сашка обреченно вздыхает, трет виски и отходит к окну. Остервенело одергивает тюль. Смотрит на город. Такая красивая она. Весь прошедший год я думал о том, есть ли у меня хоть один шанс все вернуть. Ее. Нас. Намеренно решил отдалиться, не давить на раны, да и самому было нужно осмыслить, понять, как жить дальше. То, что произошло в номере питерского отеля, — треш. У человека, с которым когда-то у меня были вполне неплохие отношения, напрочь снесло башку. Какая субстанция должна быть вместо мозга, чтобы подсыпать какую-то дичь, а потом спокойненько воспользоваться ситуацией? Я почти не помню ту ночь. Только ощущения. Я периодически был в сознании, бросало то в жар, то в холод. Мерещилась Сашка. Я дико ее хотел. Утром решил, что ночью у меня был жар из-за смены климата, но потом все оказалось совсем не так… Узнал я об этом не через один год... Ася сама призналась, я довел ее до истерики сначала судом, а потом четко донес до нее одну простую вещь, что я не женюсь на ней из-за ребенка никогда, потому что не люблю. Да и как можно жениться на той, кто устроила всю эту задницу? На что она рассчитывала? Я давил на мое безразличие к ней, изо дня в день, такой легкий моральный прессинг, после которого она взорвалась и просто вывалила на меня правду, наслаждаясь каждым словом. Себя, конечно, не оправдываю. Год молчал. Врал Сашке, но только потому, что не знал, как об этом сказать. Как о таком говорят вообще? Сколько процентов людей на моем месте сразу бы все рассказали? Десять? Двадцать? До последнего пытался уладить с Крыловой мирно. Поначалу верил ей. Допускал, что все это случайность. Думал на конкурентов. Мне вполне могли что-то подсыпать, чтобы свалить на матче. Искренне хотел помочь ребенку, который якобы был болен, после суда, кстати, выяснилось, что нет. Я думал, что она уедет. Я помогу деньгами, и мы оба попытаемся вырулить ситуацию адекватно. Идиот. Что уж. Ася притащилась ради того, чтобы заменить мою жену. Аут. Точка. — Дём, — Саша ловит мой взгляд. — Я не могу пойти с тобой в ресторан. — Почему? — спрашиваю, хоть и знаю ответ. Мне нужно было попытаться. — Я только начала забывать, а теперь все снова по кругу. По кругу. Адскому кругу. — Понимаю. То же самое, — опускаю взгляд. — Извини. Двигаю к двери. Понимание, что я теряю ее, точнее, уже потерял навсегда, убивает. Совершена масса ошибок, но я так сильно хочу все исправить, что зубы сводит. Нужно хоть с чего-то начинать. У нас с женой не было проблем, мы почти не ругались раньше. Поэтому, когда появилась Крылова, я почему-то решил, что она адекватная. В моем близком кругу больше четырех лет была одна-единственная женщина, которая была нормальной, и я невольно решил, что все вокруг такие. Идеальные, как моя Сашка. Наверное, поэтому и тянул. Мне казалось, что если бы Саша так никогда не поступила, то и другие бы не стали.