Вытягиваю руку, пытаясь до нее дотянуться, но вылетевшая подушка мешает. — Саш, Саша… Ее образ размывается, пока я полностью не погружаюсь в темноту. Глава 21 Саша Белые флуоресцентные лампочки раздражают сетчатку глаза. У меня вот-вот случится приступ эпилепсии. Почему в больницах всегда так ослепляюще светло? Моргаю. Фокусирую взгляд на пальцах руки, которую вытянула перед собой. Я одна в палате. Лежу на койке с дикой головной болью. Ребра ноют. Последнее, что помню, как раскрылась подушка безопасности. Шумно выдыхаю, развожу пальцы в стороны, а потом собираю их вместе. Делаю так пару-тройку раз. Я пришла в себя минут двадцать назад. Когда открыла глаза, на секунды показалось, что попала на тот свет. Именно из-за этого яркого света сознание было немного мутным. После визита медсестры стало понятно, что я еще жива, как и Ермаков, к счастью. Кажется, мы сегодня прошли точку невозврата. Он совершил надо мной моральное насилие, когда выкинул телефон, после чего я чуть его не убила. Чуть нас не убила. Не знаю, что было в голове тогда, но ярость пересилила разум. Воздух был таким горячим и тяжелым, что я не могла дышать. Задыхалась. Смотрела на его суровое, непоколебимое лицо и сходила с ума от безысходности. Когда злость достигла предела, схватилась за руль. Казалось, что я умру просто, если не покину эту машину. Неосмотрительно, ужасно, безответственно. Именно так я характеризую свой поступок. К счастью, кроме нас никто не пострадал. Вовремя загорелся красный, и машины уже сбавляли скорость. Другие участники движения отделались царапинами и легкими вмятинами на автомобилях. Нас же подвел столб, в который мы влетели, когда Демид, спасибо ему за это, быстро сориентировался и просто смахнул нас с дороги. Сжимаю пальцами виски. Как же сильно болит голова. У меня синяк во всю грудную клетку и диагональный кровоподтек от ремня безопасности. Я отделалась легко. Главное — целая и невредимая, в общем-то. Ужа завтра я смогу отсюда уйти. Состояние Демида не такое радужное. У него сотрясение, потому что подушка сработала с опозданием, и он приложился о руль. Сломана рука, сложный перелом лодыжки, потому что в столб влетела именно его сторона машины… Паршиво осознавать, что виновница всего этого кошмара я. Если бы можно было отмотать время вспять, я бы вообще не села к нему в машину. Ни за что. Он выбросил мой телефон, я имела право злиться, но не имела права так безответственно поступать. Хвататься за руль… Но в тот момент я вообще ничего не соображала. Так сильно злилась, умирала там эмоционально. Он словно дал мне пощечину. Плюнул в лицо своим поступком… Это какой-то нескончаемый кошмар. Уже больше года я живу в аду и не знаю, когда вообще смогу выбраться из этого котла. Мы не можем вместе и не можем порознь. Это самое ужасное, что может случиться в отношениях когда-то любящих друг друга людей. Самое! Уснуть со всеми этими мыслями не могу до глубокой ночи. В какой-то момент глаза сами собой просто закрываются, и меня утаскивает в мир Морфея. Утро встречает ярким солнцем. Медсестра ставит мне укол обезболивающего, доктор подготавливает документы, я оплачиваю суточный стационар, лекарства и могу быть свободна. Но совесть не позволяет уйти, конечно, поэтому спрашиваю, могу ли навестить Демида, и, как только получаю согласие, иду в его палату. Ермаков еще спит. Тихонечко прикрываю за собой дверь и сажусь в кресло рядом с больничной кроватью. Рассматриваю бывшего мужа. Он бледный и грустный. Даже во сне. Я чувствую его эмоции, подключаюсь и напитываюсь ими до слез. Как же нам дальше быть? Что со всем этим делать? Чувство вины душит. Он здесь по моей вине, был бы проклят этот телефон! В какой-то момент протягиваю руку и касаюсь щеки Демида кончиками пальцев. Он выкрутил машину так, что основной удар пришелся на него. Иначе я бы лежала сейчас с перебинтованной головой… Аккуратно, едва прикасаясь к его коже, поглаживаю шершавую щеку и отдергиваю руку сразу, как только Ермаков открывает глаза. — Прости, — бормочу и отвожу взгляд. — Ты в порядке? — Дёма рассматривает меня. Чувствую это. — Да. Пара ушибов. Извини, я… Я не знаю, что на меня нашло… — Все нормально. — Мне очень жаль, — вздыхаю. — С полицией проблемы… — Будет суд, штраф и выплата моральных компенсаций. Никто не пострадал, к счастью, кроме нас. Я уже нанял юриста. — Прости, — поджимаю губы. Стыдно и страшно. Все могло бы быть гораздо хуже. Могли пострадать люди. Другие живые люди, что случайно оказались рядом… — Все живы, и это главное. Часто киваю, а в палату заходит медсестра. Начинаю суетиться, чтобы поскорее уйти, но Демид просит остаться еще, хотя бы минут на десять. Соглашаюсь и отхожу к окну. Ему дают таблетки, ставят капельницу и говорят о перевязке. Я присутствую в палате еще минут тридцать и еду в отель. Двигаться неприятно. Слишком ноет в груди. Когда принимаю душ, рассматриваю в зеркало синяки, а потом долго плачу под теплыми струйками воды. Занятие из курса обучения, ради которого сюда и приехала, пропускаю. Обезболивающее перестает действовать, и я начинаю чувствовать просто адскую палитру боли. Заглушать таблетками ее не спешу. Словно мазохистка, хочу прочувствовать весь это кошмар наживую. Следующие сутки лежу в номере на кровати. Телефона у меня попрежнему нет, и, если честно, сейчас без него даже легче. Правда, вечером курьер доставляет мне коробочку с новеньким смартфоном. То, что это от Ермакова, и гадать не нужно. Сразу звоню маме, рассказываю, что потеряла телефон и временно буду на этом номере. По памяти набираю номер Ермакова. Разговариваем минут десять. Только по существу, а утром, по дороге на занятие, я узнаю, что Дёмина травма ноги может навсегда выключить его из спорта. То, что чувствую в этот момент, невозможно описать. Просто проваливаюсь в черную дыру. Это из-за меня все… Занятие, естественно, пропускаю. Ловлю такси и еду в клинику. Застаю Ермакова в инвалидном кресле, и, когда вижу его в нем, перед глазами встает темнота. Холодная и страшная. Меня ведет, я сползаю по стеночке к полу, пока не чувствую чьи-то руки. Меня ловит незнакомый мужчина. Чуть позже, когда прихожу в себя, узнаю, что это помощник Демида на время, пока он в таком положении. — У тебя… Смотрю на кресло и не могу дальше и слова произнести. Все мысли в кучу и сформулировать, их в слова невозможно. Я ведь ему жизнь сломала. Если это отразится на его карьере, то точно сломала… Боже, когда я успела стать таким монстром-то? — Это вместо костылей, — поясняет Демид, — все нормально со мной. Говорит он сухо, скорее всего, и сам не рад, что я застала его в таком положении. Уверена, что злится. — Да? — шумно выдыхаю и благодарю всех богов, что мои опасения не оправдались. Я его когда увидела сегодня, решила, что он не ходит. Совсем. Навсегда. Демид кивает, а мужчина, что меня поймал, выходит из палаты. — Тебя выписывают? — тереблю свои ногти. — Да. — Это хорошо, — улыбаюсь, но в глаза Дёме не смотрю. Стыдно. — Саш, я, если честно, не настроен на общение сегодня. — Да-да, я понимаю. Просто… Узнала, что у тебя с ногой, и… Приехала, — договариваю тише. — Переживала? — Ермаков впивается в меня взглядом. Киваю, поджимая губы. — Испугалась. Говорят, что ты можешь… Что твоя карьера… — Время покажет, — Дем морщится и тянется к тумбочке за телефоном. — Я не хотела. Не думала, прости. Если бы я не трогала этот руль… Боже! Меня наизнанку выворачивает от стыда. Совесть мучает невероятно. Ну почему все так?! За что?! — Мы оба хороши.