— Лен, я, кажется, с Демидом помирилась. Ленка замирает. Вот прям на самом деле. Ее рука зависает в воздухе, потому что во время моего признания подруга тянулась за телефоном, лежащим на столе. Мы мгновенно погружаемся в тишину. Я нервничаю. Краснею. Чувствую дрожь по всему телу. И боюсь. Снова. — Скажи хоть что-то, — бормочу почти умоляюще. — Кхм, это… Неожиданно, Саш. — Я знаю, просто он прилетел за мной следом в Париж. — Преследовал снова? — Все немного не так. — А как? — Мы попали в аварию. — Это я знаю, читала. У него травма лодыжки, и его не будет в этом сезоне. Но при чем тут ты? — Он из-за меня попал в эту аварию. Я схватилась за руль в порыве злости, и потом его нога… Мы много говорили. Были вместе. Я летала в Швейцарию. — Боже, Саша, он же на чувство вины давит. Ты не понимаешь? — Не давит, Лен. Он вообще эту тему не затрагивает. — Зато знает, что ты себя считаешь виноватой, и принимает это. Твои визиты, твою улыбку. Ты же все это делаешь только из-за страха. Той самой вины в этой гадкой аварии. — Лен, — сглатываю, — давай мы не будем… — Не будем что? Ты уверена, что простила или хотя бы сможешь простить? А может, рассчитываешь всю жизнь с этим чувством вины к нему существовать? Тогда да, тогда все обнулится. Все плохое, что он сделал. Его ложь, его мамаша долбанутая, травля эта. Ты сутками рыдала, а он развелся с тобой в самый жуткий момент. Принял этого ребенка, чтоб его… Он принял их правила игры. Мамаши своей и этой Аси вместе с журналисткой. По итогу он сделал все, что они от него хотели. Тебя послал, ребенка усыновил, а ты теперь решила быть с ним. — Все не так, — всхлипываю. — Демид сожалеет, но его опоили. — Он год тебе врал. — Только потому, что боялся моей реакции. Он боялся, что все получится так, как в конце концов вышло. Я его не поняла, отдалилась. Но он неосознанно оказался с ней в постели. Она его опоила. Ты это понимаешь? — А ты понимаешь, что его словами говоришь сейчас, Саш? — Я решила, — произношу твердо. — Я не могу так больше. Год, Лен. Я год страдала! Он год у меня в голове, и я ничего не могу с этим сделать. — Время лечит. Значит, после «лихорадки Ермаков» тебе просто нужно больше времени, Сань. — Я знаю, что никто меня не поймет, только осудят. — Я не «никто»! Я твоя подруга, и мне больно на тебя смотреть. Ты же почти справилась, начала свое дело, была веселая, я видела, что ты хочешь жить счастливо. Что еще немного, и Демид навсегда сотрется из твоего сердца. Да, будут воспоминания, плохие и хорошие, но это максимум. — Лен, что бы ты сделала, если бы тебя опоили, а потом ты оказалась бы беременной? У тебя муж, семья, ты ничего не помнишь о том вечере, но оказываешься беременна, думаешь, что от мужа, рожаешь, вы делаете тест ДНК по каким-то причинам, и муж тебя посылает. Ты его предала, выходит. Он так думает и шлет тебя на фиг. — Ты переворачиваешь сейчас, Саш… У вас все не так. Демид знал целый год о том, что другая женщина родила от него ребенка. Знал и молчал. — Но он же не нарочно с ней в постель лег. — Я поняла, — Лена шумно выдыхает, — он промыл тебе мозги. — Да никто ничего мне не промывал. Я много думала и… — Год ты думала иначе, а как только провела рядом с Ермаковым этот месяц, твои мысли свернули в другую сторону. С чего бы вдруг? Ответ очевиден. Такими темпами ты скоро с радостью будешь его сына нянчить. Вздрагиваю, а Лена продолжает: — А что? Хороший вариант. Или ты как себе вашу жизнь представляешь? Этот мальчик есть, он не исчезнет. Ты до истерики себя в грудь била, что не можешь это принять. Что сейчас изменилось? — Мы найдем выход. Демид может общаться с ним иногда… — Иногда? Раз в месяц минимум, но, скорее всего, больше. Ермакову тоже на чувстве вины играют, они — ему, он — тебе. Ребенок его. И пока мальчику восемнадцать не исполнится, Демид будет его опекать, хочешь ты этого или нет. Готова смириться? Готова не грызть ногти, пока он с ним видится? Опускаю взгляд и поднимаюсь на ноги. Не хочу продолжать разговор в таком ключе. — Я поеду, наверное, Лен. — Обиделась? Я ведь тебе твои же слова говорю, Саш. — А я из них выросла Лен. — Снимаю с плечиков ветровку. Обуваюсь. — Пока. В такси сажусь в раздрае. Лена моя единственная и самая близкая подруга. Я была уверена, что она-то точно поймет. Но я ошиблась. У себя дома не могу отделаться от ощущения, что я потеряла еще одного близкого для себя человека, но звонит Демид и просто дает мне глоток свежего воздуха. Отвечаю незамедлительно. — Привет, ты как, Саш? Я в пять прилетаю. — Утра? — Да. Выписку уже подготовили. — Хорошо. Буду тебя ждать. — Соскучился. — И я. — Люблю тебя, Саш. Демид произносит эти слова так искренне и тепло, что меня снова бросает в слезы. Закрываю глаза, часто киваю. Нужно успокоиться. — И я. Я тебя тоже. «Люблю» не произношу. Не могу. Пока не выходит. Это тоже мучает. Я запуталась. Мне страшно и больно. Я хочу быть счастливой, у меня все еще есть чувства к Демиду. Их много. Целая палитра. — Ты подумала насчет того, чтобы полететь со мной? — Думала. С Леной сегодня разговаривала. Она меня поругала. — Ее можно понять. Слышу, что Дем улыбается. — Она за тебя волнуется. — Знаю, но все равно обидно. — Мы справимся, Сашка. Со всем справимся. — Спасибо, — шепчу. — Может быть, мне приехать в аэропорт? Не думаю, что усну сегодня. Встречу тебя. — Не надо. Отдыхай. — Мне несложно, Дём. Ермаков молчит пару секунд. А я нервно расчесываю ногтями кожу на руке. В последнее время это вошло в привычку, когда не могу контролировать свое эмоциональное состояние, раздираю в кровь руки. — Саш, из аэропорта я обещал заехать к матери. Егора сегодня забирают в Питер, и я пообещал, не могу изменить планы. Извини, что это говорю, но хочу быть честным. Мы договаривались о честности. Облизываю сухие губы, снова чешу руку, набираю в легкие побольше воздуха. Меня трясет. Ужасно трясет. Я на грани истерики. Но в трубку стараюсь это не транслировать. — Ладно, — произношу бодро. — Хорошо. — Я приеду к тебе сразу, как освобожусь. Не думай, пожалуйста, что ты не важна для меня. Это не так. — Хорошо. Я тогда пойду спать. Отключаюсь первой. Долго реву прямо на кухне, лежа на холодной плитке. Все кости ломит. Это не физическая боль. Я морально умираю. Пытаюсь понять, пытаюсь смириться, но не выходит. Неужели я ошиблась? До кровати доползаю около трех ночи, а в шесть меня будит звонок в дверь. Открываю с больной головой, затылок ноет адски.