— В сеть попали фото и огромное количество документов, подтверждающие у вас наличие семьи. Это правда? Ермаков трет свое запястье, а потом смотрит в камеру. Я вздрагиваю, потому что ощущение, что он мне в глаза смотрит. Прижимаю сжатые в кулаки ладони к груди. где-то на кухне папа кроет Дёму отборным матом и просит нас выключить телевизор, потому что он слышать этого осеменителя не хочет. — Да, у меня есть ребенок от другой женщины, — это признание звучит голосом Ермакова на всю страну. Это признание уже к ночи будет растиражировано и растащено по всем пабликам и новостным помойкам. — Но у меня нет никаких отношений с его матерью. Документы и фото, которые все вы рассматривали и изучали прошедшие сутки, не отражают всей правды. Журналистка, опубликовавшая это в сети и отправившая это лично моей жене, понесет наказание. Мои юристы уже готовят иск в суд. Я всегда любил свою жену. Честно, не уверен, что она это смотрит. Вчера мы не очень хорошо разошлись, и я ее понимаю. Но, возможно, она посмотрит запись. Я бы мог сказать все это ей лично, но сорок восемь часов подряд мою женщину поливают помоями. Поэтому я хочу, чтобы знали все. В том, что произошло, виноват я один. Моя жена самый лучший человек, которого я только знаю. Саша, я уже говорил о том, что боялся признаться тебе раньше. Боялся, что все будет именно так, как происходит сейчас. Прости меня за это. Я понимаю, что как раньше уже не будет. Но я уверен, что мы сможем найти компромисс. Ты знаешь, почему так случилось, я говорил тебе правду. И я ни капли себя не обелял перед тобой тогда. Это не снимает с меня ответственности и вины. Также хочу заявить, что я не покупал никакой недвижимости для другой женщины, что вы все называете любовницей. Я не ездил ни с кем, ни на какие курорты. Фото, выброшенные в сеть, частичный монтаж. Мои юристы уже получили документы, это подтверждающие. У меня была одна поездка, с которой и была сделана эта нарезка. Мой контракт со спортивным брендом предусматривал съемку рекламы на Карибах. Там же, в то же время, проживали мой ребенок и его мать. Мы виделись несколько раз. И да, я оплатил им этот отдых. Думаю, вы своим детям тоже оплачиваете. Мне жаль, что я не нашел смелости рассказать своей жене о ребенке раньше. — А ваша мама? Она говорит, что ваша жена когда-то разрушила ваши отношения с Асей Крыловой. Это правда? — Моя мать не в себе. — Но измена все-таки была? — ведущая прищуривается. — Или я что-то не так понимаю? Ребенок от другой женщины… Ермаков снова смотрит ровно в камеру. — Я сказал все, что хотел. — Наглец! — мама разводит руки в стороны. Папа из кухни тоже что-то кричит. Не хотел смотреть и слышать, а сам включил там телевизор, похоже. — На всю страну, — шепчет бабушка, а мой телефон взрывается новой волной уведомлений. Я боюсь его в руки брать, не то что читать. Его интервью — бомба. И она взорвалась. Громко. Нас всех сейчас закидает осколками. Всхлипываю, потому что в глазах снова слезы. Зачем он пошел на телик? Зачем дал это интервью? Он ведь только хуже сделал. Усилил инфоповод. Теперь вся эта свара не затихнет. Я надеялась, что еще максимум пару дней мне придется отсиживаться дома, пока о нас не забудут. А теперь? Демид снова думал лишь о себе. Себя обелял. Перед фанатами, рекламодателями. Возможно, думал, что и передо мной. Но мне он сделал только хуже. Унизил еще сильнее. Даже если фото — подделка, даже если документы фальшивые, какая, к черту, теперь разница? Он вынес это на всю страну. Он поступил, как та самая журналистка. Не подумав о других. Обо мне не подумав. Перещелкиваю канал, выдыхаю. — Ты как? — бабушка приобнимает за плечи. — Нормально, — трясу головой. — Может, тебе уехать, внучка? — Ну куда она поедет? — мама хватается за сердце. — Я ее никуда не отпущу. Чтобы эти стервятники ее совсем с ума свели? Тут мы ее поддержим. А там? Она будет совершенно одна. Так не должно быть, мы семья. И в горе, и в радости, мама! — Майя права, — папа выходит в гостиную с красным от гнева лицом. — Саша должна остаться у нас. Если эта сволочь нарисуется, я ему голову оторву. Вот этими вот руками. Пусть только попробует к моей дочери приблизиться. Пусть только попробует! — Хватит! — кричу на них. Срываюсь. Знаю, что не заслуживают, но эта гиперопека всегда меня донимала. Они же дышать мне не давали, когда я здесь жила. Душили своей любовью. — Пожалуйста, — перехожу на шепот, — я очень вас люблю. Но можно я буду решать сама? — Ты уже нарешала. Мы же предупреждали! Говорили! — отец никак не может угомониться. — Тише, Игорь. Тише. Так нельзя, — мама гладит отца по предплечью. — Зачем ты так говоришь? Зачем? Папа прикрывает глаза и, махнув на нас рукой, уходит в спальню. — Он отойдет, — бормочет мама. — Переживает за тебя. Сильно. — Я понимаю. Но мне нужно самой с этим разобраться. Самой справиться. Я здесь два дня, а вас уже журналисты заклевали. Мама, так же не может продолжаться. Мне нужно уехать. Бабушка права. — Куда, Саша? Куда? — Не знаю. Что-нибудь арендую. Развод будет громким. Никто не успокоится. — Ты хочешь скандала? — мама с опаской поглядывает на дверь их с отцом спальни. — Я просто хочу честный развод. Мне положена половина, и я не собираюсь отказываться. — Сашка, он же не отдаст. Они с мамашей тебя сожрут. Юристов наймут, да у них уже есть. Аллигаторы. Ты не сможешь с ними воевать. Мамины слова, конечно, отражают правду, но задевают. Звучат до боли обидно. Она в меня не верит. Точнее, боится за меня. Родители всегда жили тихо. Не выделялись. В конфликты не вступали. Случилось и случилось. Бог обидчикам судья. Я сто раз эту фразу слышала. Они хорошие, добрые, но права свои отстаивать не хотят. Это скандалы и неудобства, которые им не нужны. — Я постараюсь сделать все, что могу. — Саша! Мама идет за мной следом. По пятам. Толкаю дверь в свою спальню и слышу тихие всхлипы. — Не плачь, пожалуйста, — беру мать за руки. — Я боюсь за тебя. Слышишь? Не надо никуда лезть, уйди тихо. Нам от них ничего не надо. Пусть живут себе, и мы будем жить. — Мам, он меня предал. Он год мне врал. Год делал из меня дуру. А сейчас что? Это его интервью? Меня с работы уволить могут из-за этого. Он мою жизнь и так уже сломал. Я ничего не теряю. Ничегошеньки! — Сашенька, — мама всхлипывает, у нее такие крупные слезы по щекам катятся, что мне становится стыдно. Стыдно, но отступать в угоду родителям я не собираюсь. В конце концов, это моя жизнь. Свою они сами проживают. — Девочка моя, что же ты делаешь… — Хватит, Майя, — вмешивается бабушка. — Хватит. У Саньки своя голова на плечах есть. Она справится. И ты завязывай рыдать. Хватит. Мама так растерянно качает головой, да и выглядит так же. Словно совсем не понимает, как ей жить дальше. Меня эта картинка до глубины души ранит. Я виновата в маминых страданиях сейчас. Я и мой муж. Мой почти бывший муж. И за это я ненавижу его еще сильнее, он не только мне нагадил, он мою семью опозорил. Я вывезу этот поток дерьма. Но вот родителей своих обижать не позволю. — Я справлюсь и разберусь, — касаюсь маминого плеча, а потом хватаюсь за телефон. Сжимаю его в кулак и выбегаю на балкон. Он застеклен. Окна плотно закрыты, на улице меня практически не слышно. Слов точно не разобрать. Открываю входящие. Листаю и звоню Ермакову. Я так зла. Так зла и хочу крови. Хочу высказать ему все, что думаю. Он не имел права давать это гребаное интервью и не согласовать его со мной, когда оно касается меня напрямую. Демид отвечает почти сразу. — Зачем ты это сделал? Все только хуже стало! Ты видел, что происходит? У моего дома журналисты дежурят, мой телефон взрывается. А ты даешь чертово интервью. — Я хотел как лучше. Я хотел извиниться и… — Передо мной? — ору на него. — Ты это для своего фан-клуба и рекламодателей делал. Ты себя обелял. А меня только сильнее втянул в это дерьмо, Ермаков. Ты думаешь, мне легче оттого, что ты квартиры этой девке не купил? Или оттого, что на море с ней не зажигал? Ты, блин, ребенка ей заделал. Ты с ними виделся. Ты год из меня идиотку делал! Ты моральный урод. Я тебя ненавижу! — Подожди, Саш… Демид пытается меня перебить, хоть слово вставить, но меня уже понесло. Я ору, как ненормальная. Точно чокнулась. У меня истерика. Я, когда все узнала, будто в анабиоз впала. Как зомби ходила, плакала да, но мне так, как сейчас, душу не рвало. А теперь, чувствую, что у меня внутри все по швам трещит. Я задыхаюсь и медленно умираю. Это он виноват. Мой муж во всем виноват. Он после этого не человек даже. Нет! Соскальзываю по стене к полу. Плачу. Хнычу в трубку и больше ничего толком не могу сказать. Я растоптана. Все его извинения просто прикрытие. Он сказал ровно то, что должен был. То, что одобрил его менеджер, агент, директор, тренер, адвокат. Его слова прошли фильтрацию чуть ли не десятка людей. Он произнёс их на всю страну не ради меня, а ради карьеры. Это добивает еще сильнее. Даже здесь, человек которого я люблю, отодвинул меня на второй план. Я для него просто приложение какое-то. Должна понять, принять и молчать. Вот так он меня воспринимает. Вот так он меня любит!