— Всеволод, значит, — хмурится на меня папа Ани. Честно говоря, я вот вроде взрослый и уверенный в себе мужик, а от его тяжелого взгляда у меня ладони потеют. И ведь мне могло быть все равно, но мне очень хочется выстроить хорошие отношения с родителями Ани, ведь это важно для нее, да и для меня тоже. Не хочу предвзятого отношения, какое явно сквозит к Ладыгину. — Так точно, — вырывается у меня. Ну ведь правда, мужик суровый. Красноярский металлург с закаленным северным характером. — А фамилия как? — Воронцов я, — очень хочется присесть но батя… да-да, батя, как он есть, он самый, стоит, скрестив руки на груди и прямо сейчас решает, доверять мне или нет. — Ладно, хорошо. Работаешь кем? Айтишник какой да? Или как там у вас модно в Москве? На удаленке работаешь? — У меня доля в ресторане и клубе, удаленку терпеть не могу, но иногда приходится, когда в командировки летаю или вот, болел недавно. — Гм, — Николай Семенович чешет свои седые усы. Забавные такие, но без усов его и не представить наверное. — Был женат? Дети есть? — Нет. И нет, я не курю, выпиваю в малых дозах, веду здоровый образ жизни. Аню люблю и хочу очень жениться на ней. У Николай Семеныча брови взлетели вместе с очками, кажется. — А она знает об этом? — Пока нет. Вот, так сказать, благословение решил попросить перед этим. — Давно вместе? Очень нервно считаю, что по-нормальному отношения строить начали недели две назад. Не буду же я ему говорить, что перед тем как Аню уговорить на это, мне пришлось дважды ее на разных столах… вот же! О чем я думаю? — Меньше месяца. — А ты быстро решения принимаешь. Видно в тебе управленца. Еще и бизнесмен. Встретил Аньку и сразу решил брать в оборот, да? — Не сразу. Вначале только смотрел, заговорить пытался, но она замужем была. — В семью не лез, молодец, — батя хлопает меня по плечу. Рука тяжелая, прям аж в позвоночник удар отдается. Но, кажется, меня одобрили. — Ладно, если Аня не против будет, то я вас поддержу. А твои родители как к этому относятся? — У меня нет никого. Только друг мой, с которым вместе служили, и Аня. Кажется, я его в конец озадачил. — Вот слушай, бабы в вашей Москве изнылись на всяких этих ток-шоу, что мужиков нормальных не осталось. Всякие там передачи, тиндеры — да-да, я в теме, не такой уж я старый, Севушка. Севушка. Так в последний раз меня бабушка называла. И мама, кажется. Что-то во мне внутри шевелится, дышать трудновато, но пока не тороплюсь давать определение происходящему. — И вот наша Анька умудряется встретить тебя. Девчонка она милая и красивая, я не принижаю ее достоинства. Но ведь там в Москве полно всяких… — Полно, — соглашаюсь я, потому что понимаю, о чем он говорит. — Но таких, как Аня больше нет. Она у вас правильная и настоящая. Спасибо вам за то, как вы ее воспитали. — Ну все, парень. Добро пожаловать в семью, — батя протягивает мне руку и крепко ее сжимает, а потом еще и обнимает меня, хлопая по спине. После медвежьих объятий украдкой вытираю холодный пот со лба. Николай Семенович — это лишь первый этап моего внедрения в семью Черничкиных. Самый сложный — впереди. Это мама Ани, Валентина Михайловна. Педагог начальных классов и очень прямолинейная женщина. Иду вслед за Николаем Семеновичем на кухню, но там явно что-то горит. — Валя, ты нас спалить решила? — Ай, ну тебя, — машет тряпкой Валентина Михайловна. — Это Анька меня отвлекла своими сердечными делами! И тут я попадаю в ее поле зрения. — Может, помочь вам? — спрашиваю на всякий случай, можно сказать, на линию огня выхожу. — Хватай Аньку, мойте руки. Я в ее комнате все подготовила. Можете вещи закинуть, пока я тут разбираюсь. Честно говоря, я только рад! Мне нужна передышка после разговора с Николаем Семеновичем. И вижу, что он тоже хочет сообщить жене результаты нашего диалога. То есть, моего допроса. У родителей Ани довольно просторная и очень уютная квартира. Мне комфортно здесь. В ванной я включаю воду в раковине, намыливаю руки, но Аня начинает толкаться. Дурачится и брызгается. — Кажется, разговор с мамой прошел хорошо? — хмыкаю я, поймав эту фурию мокрыми руками. Жаль, пробраться под одежду не могу — платье вязаное длинное. А если родители зайдут, то будет очень странно. Хотя, живя с этой женщиной, я реально озабоченным становлюсь. Хочу ее постоянно. Просыпаюсь — вижу ее рядом с собой в своей кровати, и меня несет на полной скорости. Прихожу домой и еле сдерживаюсь до ночи. С ума схожу по ней. Понимаю, что мы просто слишком мало времени вместе еще. Гормоны бушуют, и секс — способ общения. Так говорят психологи? Но ощущение такое, что я и через год буду без зазрения совести также трахать ее по утрам, пока она в полудреме будет приходить в себя. — Она хочет внуков. Расстроилась, что мне нужно время на то, чтобы узнать тебя и все такое, — признается она о разговоре с мамой. — А у тебя как дела? Отец не сильно тебя прижал? — Все хорошо, Карамелька, — обнимаю ее, прикрыв глаза от удовольствия. Когда-нибудь придет насыщение, или не стоит надеяться? Аня ведет меня в свою комнату. И это так интересно — посмотреть, какой она была в детстве. Но детскую обстановку всю убрали. Вполне современная комната с двуспальной кроватью. Большой шкаф. Стол письменный. Полка с книгами и памятными вещами. — Занималась в детстве чем-нибудь? — спрашиваю Аню, разглядывая полку. — Ботанила, — усмехается она. Я удивленно оборачиваюсь к ней. — С серебряной медалью школу закончила. Это единственное достижение в моей жизни. — Это не так, — не соглашаюсь. — Мне очень далеко до тебя, — вздыхает. — Дурная. Вот как есть, — злюсь на нее. — Я это все делал и продолжаю делать, чтобы семью большую обеспечивать, о которой я мечтаю. И я понимаю, что лучшего момента не будет. Вот прет из меня. И никаких там коленей и предложений на Эйфелевых башнях. Ресторанов и свечей. Вот здесь, в доме ее родителей — это самое правильное. — Выходи за меня, Ань, — хочется зажмуриться, потому что не знаю, как она отреагирует. А она просто стоит и хлопает ресницами. Дышит часто. В уголках ее больших лисьих глаз скапливаются слезы. Я растворяюсь и тону в этой теплой карамели. Там сладко. С ней сладко. Невероятно. Жить с этой женщиной — одно удовольствие. Быт как таковой не отягощает, хотя у меня есть домработница, с которой Аня не сразу примирилась. — Сева, почему ты такой? — спрашивает меня, и слезинка скатывается по щеке. Подхожу, но она делает шаг назад от меня. Во мне закрадывается плохое предчувствие. Уже морально готовлюсь к самому худшему. 20.2 Сева — Какой такой? — уточняю я внезапно охрипшим голосом. — Нереальный. — Я очень даже реальный, — ловлю ее нежные ладони и кладу их себе на грудь. Слышу ее робкий смешок. — И внезапный. — Вообще-то внезапная у нас ты. Я пытаюсь под тебя подстраиваться, — кладу поверх ее ладоней свои, переплетая пальцы. — Сев… — Ань? — Я знаю, что уже много раз говорила об этом. — Про то, что мы торопимся? — Угу. — И? — жду ее ответ, надеясь на самое худшее. Она нервничает не меньше меня. Румянец проступает на лице. Глаза блестят. Смотрю на нее и понимаю, что даже если скажет “нет”, это ничего не изменит. Я также буду любить свою красавицу. — Я выйду за тебя, Сев. Не верю своим ушам. Замираю, опасаясь спугнуть момент. — Я ведь люблю тебя, знаешь. И тоже хочу тебя в своей жизни. Хотя мы и торопимся. Она что-то еще хочет сказать, но я не позволяю. Наклонившись, ловлю ее губы своими. И целую, наслаждаясь, упиваясь. Я счастлив, черт возьми! Моя женщина. И будет всегда моей. Я сквозь туман слышу какой-то стук. Анька соображает лучше и резко отскакивает от меня. Я с трудом что-то понимаю. Но в комнату заходит Николай Семенович и говорит: — Молодежь, все готово! Еда на столе!