Часть 10 из 56 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Это твой ребенок! — Наденька взвизгивает.
— Но любовницей я тебя не планировал делать, Надежда, — глухо рычит Глеб. — Я тебе обещал оплату практики, карьерный, сука, рост, высокие позиции, если будешь стараться…
— Вот она и постаралась, — шепчу я.
Глеб переводит на меня взгляд. Секундная оторопь в его глазах, хруст соленого сухарика на моих зубах, и он смеется. Громко, на грани истерики, а затем делает глубокий вдох и прижимает кулак к губам:
— Поэтому я на тебе и женился, Нина.
— Как ты оказалась в мужском туалете? — игнорирую его слова и выискиваю курицу среди зелени.
— А, может, это Глеб Иванович оказался в женском? — Наденька щурится. — М?
— Ты сука такая, — шипит Глеб. — Не припомню, чтобы в женских туалетах были писсуары.
— То есть писсуары ты помнишь? — тихо уточняю я.
— Да, Нина, помню, — вглядывается в мои глаза. — Я никак попасть не мог. Струя туда-сюда.
— Что ж ты так нажрался?
— Был повод для радости, дорогая.
— И какой же? Новая перспективная студентка?
— Раз у нас день откровений, дорогая,— Глеб усмехается, — то я и эту карту вскрою. Я в тот день получил отрицательный результат биопсии предстательной железы, — выжидает секунду и поясняет, — простаты. Вот, мать твою, и нажрался, как свинья.
Глава 10. Не кипишуй
— Тебе пора, Надюш, — шепчу я.
А она в ответ молчит и тормозит.
— Пошла прочь! — рявкаю я, а затем перехожу опять на шепот. — Встала и пошла.
— Вот теперь точно свободна, — хмыкает Глеб.
Это не Наденьку, которая встает и, поджав губы, шагает прочь, надо вилкой потыкать, а моего мужа.
Я леплю глебу пощечину. Злую и хлесткую. Он отворачивается и хмыкает.
— Биопсия? — цеду я сквозь зубы. — И ты сейчас мне об этом говоришь?!
— Ну… — он откидывется на спинку стула, — да.
— Ты…
Мой муж скрывал не только связь со студенткой, но и то, что у него подозревали рак. И я не знаю, что из этого хуже.
Я его жена.
Окей. Про измену сказать жене стремно, но кому если не ей доверить ей страхи и опасения по здоровью?
— Ты лжешь… — медленно выдыхаю я. — Это отвлекающий маневр…
— Думаешь? — всматривается в мои глаза.
И я в нем вижу облегчение.
— Почему ты не сказал? — у меня руки трясутся. — Хотя… ты бы обо всем признался, когда бы мне уже стоило гроб тебе заказывать? Так?
— Возможно.
— Возможно?! — повышаю я голос.
— Нет у меня рака, — Глеб расстегивает пуговицу под воротом рубашки. — Не умираю, но, вероятно, это был бы отличный повод надавить на жалость.
— Шутки шутишь?
— А что мне еще остается? — пожимает плечами. — Еще лет десять проживу и вообще хохмачом стану. Уже и иногда побухтеть хочется. И думал помидоры высадить в следующем году. Тянет к земле.
— Заткнись, Глеб. Несмешно.
Я, как жена, потерпела фиаско. И в жопу сейчас эту Наденьку с ее животом. Я упустила что-то важное в браке, раз Глеб отодвинул меня в сторону в вопросе жизни и смерти.
— Значит, прийти ко мне с новостью, что твоя потаскуха беременна — можно и нужно, а сказать, что у тебя проблемы со здоровьем — не судьба?
— Вариант, что я не хотел тебя тревожить, тебя не удовлетворит? — вскидывает бровь. — Ладно, я согласен. Сейчас это совсем не довод.
— Я ведь твоя жена, Глеб.
И вот вопрос. Это я — невнимательная и равнодушная стерва или же Глеб — отличный притворщик и актер?
Я действительно не заметила, что у Глеба проблемы. Да с моим вниманием к деталям он, похоже, реально мог завести вторую семью. И я бы об этом узнала только тогда, когда бы в нашу дверь постучали его подросшие дети от второй женщины и попросили бы позвать папу.
— Только не начинай закапываться в себе, Нин, — хмурится. — Не сказал, потому что знатно обосрался, а потом уже и не было смысла.
— Прекрасно, — зло шепчу я. — Ты не всяким обсранным ко мне приходишь. Так, что ли?
— Выходит, что так, — кивает.
— У меня нет слов.
Мне надо на воздух. Встаю, подхватываю с вешалки плащ и торопливо шагаю к двери. Персонал вежливо со мной прощается, и я выскакиваю на крыльцо. Накидываю плащ на плечи.
Это жопа, а не счастливый брак, в котором двое людей доверяют друг другу. Я проморгала здоровье мужа, а он решил, что я не должна ничего знать.
Внизу стоит Наденька.
Оглядывает и обиженно шмыгает. Носик и щечки покраснели.
Господи, она даже не представляет, что ее ждет с ребенком. И ведь если ее беременность была хитростью, то дочь или сын обречены на вечное раздражение, гнев и разочарование молодой матери, которая не получит от Глеба желаемого.
— Что ты натворила, дура? — шепчу я.
И сколько во мне сейчас бурлит. Страх за себя, за своих детей, злость на Глеба, разочарование в браке, жалость к ребенку, который стал пешкой в игре юной идиотки.
Нет. Это не моя ответственность. Надя и ее будущий ребенок не должны меня волновать, будто это я для них “мамочка”.
Она ведь разрушила мою жизнь, мои иллюзии и принесет много боли моим детям.
— Он должен признать этого ребенка, — Наденька хмурится на меня.
Я спускаюсь к ней, запахнув плащ. Встаю вплотную и заглядываю в ее красивые большие глаза:
— В конкретное решение Глеба, как ему быть с твоим ребенком и с тобой я не буду вмешиваться. Ясно? Моя ответственность — это только мои дети, — вздыхаю. — Их благополучие и будущее. И если ты вздумаешь сейчас подкрасться к ним, вмешаться неопределенную ситуацию, в которой все шатко и непонятно, то мое отношение к тебе резко переменится. Как говорит мой старший сын, не кипишуй, Надя, и дай взрослым тете и дяде порешать между собой вопросы. А теперь иди.
— Долго будет решать вопросы? — вскидывает подбородок.
— До родов успеем, Надюш, — горько усмехаюсь. — И тебе тоже стоит подумать над тем, что тебя ждет.
Надя отступает и, цокая каблучками шагает, прочь. Закрываю глаза и дышу. Многие женщины прошли через подобное, и я пройду.
— Нин, — меня из тоскливого транса вырывает голос Глеба.
— Мне надо заехать в аптеку, — разворачиваюсь и торопливо семеню к парковке.
— Зачем?
— За валерьянкой, — сглатываю ком тошноты. — Нервишки шалят.