Брови Глеба ползут на лоб. Рожа-кирпич теперь выражает недоумение и усталость. — Зачем мне твой малыш, — смеюсь я, — если у меня дома трое своих? Чтобы что? — Я не знаю. — Глеб Иванович предлагал тебе такой вариант решения проблемы? — вопросительно приподнимаю бровь. — Для того решения, которое бы меня устроило, — сухо отвечает Глеб, глядя на Наденьку отстраненно, — время истекло, да? — Это ваш ребенок, — шепчет она в ответ, жалобно всхлипнув. — Как вы можете такое говорить? Глеб переводит на меня взгляд, в котором я я не могу распознать конкретных эмоций. Там и раздражение, злость и желание перевернуть стол. Между ними не было романа. Он не лгал. — Моих детей я ждал, Надежда. Планировал, — цедит он сквозь зубы, — каждого из них. — Почему ты появилась со своей замечательной новостью так поздно? — спрашиваю я. — Я боялась, — смотрит на меня и опять всхлипывает. Я влюбилась в Глеба Ивановича, и он тоже… — Не смей лгать моей жене, — рычит Глеб. — Не закапывай себя еще глубже, Надежда. Наденька отворачивается, пускает слезу и закусывает губы, а передо мной официантка ставит маленькую чашечку с черным кофе и стакан воды. — Глеб Иванович говорит, что ваша связь была одноразовой в пьяном угаре на корпоративе, — подхватываю чашечку и делаю глоток. Густая горечь немного перебивает нозящую тошноту, которая не хочет меня отпускать. — Это так? — уточняю я. — Будто это что-то изменит, — Наденька смотрит на меня злым взглядом. — Хорошее замечание, — киваю я. — Но мне, как официальной жене, надо понять, что происходит, и какие у тебя планы на моего мужа. — Он отец моего ребенка. — Очень размытый ответ. Или ты ждешь, что я со своими тремя детьми отойду в сторонку, чтобы не мешать твоему материнскому счастью? Так? Молчит и губы поджимает. — Как ты себе это представляешь? — делаю глоток. — Мои дети исчезнут, испарятся, когда ты родишь? Или ты просто хочешь сесть на полное обеспечение, взяв Глеба Ивановича за яйца угрозами, что о твоем ребенке все узнают? Сглатывает и опять молчит — Ты уже посчитала, сколько тебе денег надо? — отставляю чашку и поддаюсь в сторону Наденьки. — У моего ребенка должен быть отец. — Да что-то я не горю желанием, — Глеб поправляет галстук. — Ты! — Наденька вскакивает. — Он же твой! И ты тогда этого хотел! Хотел! А теперь прячешься за жену? — Да я решил, что моя жена должна знать, — Глеб поднимает тяжелый взгляд, — и сказать честно… Я ведь тогда даже не понял, кого отымел в кабинке туалета. А потом ты неожиданно исчезла с радаров… И только вот на днях, когда ты заявилась ко мне с очешуительной новостью, я сложил два плюс два. — Мажешься перед женой? — шипит Наденька. Под ее белой водолазкой уже можно заметить небольшую округлость. — А ты зря ерничаешь, — Глеб усмехается. — Да уже не важно мажется Глеб Иванович перед женой или нет, — задумчиво провожу пальцем по краю чашки, а затем смотрю на Наденьку. — Проблема все же не в том, в каком он состоянии тебя отымел. Это уже лишние подробности, которые не отменят твоей беременности. — Вы не посмеете навредить мне и моему ребенку… — Да уж, — перевожу взгляд на официантку, которая спешит ко мне с тарелкой салата, — если кто и мог тебе навредить, то это Глеб Иванович, но он не настолько моральный урод. — И что теперь? — сипит Наденька. — А теперь ты уйдешь, — отсраненно отвечает Глеб. — Моя жена хотела на тебя посмотреть, и она на тебя посмотрела. Свободна. Глава 9. День откровений — Ты хочешь напугать меня своей женой? — спрашивает Наденька. Официантка ставит передо мной тарелку с салатом и кидает на нашу проблему с оленьими глазами беглый взгляд, а затем торопливо ретируется. — По-хорошему, ты должна была напугаться меня, — беру вилку и поднимаю взгляд. — И троих детей в анамнезе Глеба Ивановича. Сейчас-то мне что толку тебя пугать? Вилку в ее маленькое и аккуратное пузо? И провернуть? Однако меня от слепой ярости отвлекает приступ тошноты, будто кто-то просит меня не вестись на провокации. — Сядь, Наденька, — вздыхаю я. Глеб, кажется, скрипит зубами. — Ты против? — уточняю я. — Меня нервирует вся эта ситуация, — отвечает он. — Дальше больше, дорогой, — отправляю в рот кусок курицы. Наденька садится, а я медленно пережевываю курицу, глотаю ее и запиваю водой. — дело вот в чем, — отставляю стакан, — мне придется разрушить твои планы, в которых жена Глеба Ивановича и ее дети уходят в закат, а сам Глеб Иванович весь такой одинокий и разнесчастный остается только в твоей власти. Упустим ваши отношения и вектор их развития. — У тебя гордости нет… — Дело не в гордости, Надюш, а в ее практичности. это как… при определенном опыте жизни ты не паникуешь, когда пролил черный кофе на блузку перед важной встречей. Понимаешь? Ты уже не истеричная сопля, которая визжит “все пропало!”. Ты оцениваешь ситуацию. Успеешь ли пятно застирать и просушить блузку? Можно ли пятно прикрыть шарфиком, которое одолжишь у коллеги? Или ты пойдешь на встречу с невозмутимым лицом, потому что всем насрать на твое пятно, ведь это для других важная встреча с тобой. Наденька хмурится. — Это я к тому, что я уже не в том возрасте, когда мне простительно верещать, паниковать и убегать в далекие дали с развевающимися волосами, — накалываю на вилку с хрустом лист салата. — С тремя-то детьми далеко не убежишь. Опять к горлу подкатывает тошнота, будто говорит, что у меня детей теперь может быть четверо. — Да что мне твои дети? Глеб вскидывает бровь. — Как что? — хмыкаю я. — Давай рассмотрим самый сказочный для тебя вариант. Мы разводимся… Глазки Наденьки вспыхивают, а Глеб медленно выдыхает и теперь точно скрипит зубами. — Глеб Иванович, как серьезный мужчина, который внезапно решил, что твоему ребенку нужен отец, женится на тебе. По любви или нет — неважно, — похрустываю листиком салата, — и вот оно счастье? Нет, Надюш. У него же еще трое, а я, как мудрая женщина, не стану оспаривать совместную опеку. Ты знаешь, что такое совместная опека? А? Наденька бледнеет. — Будут наши детки жить на две семьи, а наши детки… милые, сладкие ангелочки, у которых на лбу растут рожки, и этими рожками они будут бодаться. Яростно, сильно и больно. Всем достанется. И Глебу Ивановичу, и мне, и тебе. Тебе, — тычу в ее сторону вилкой, — особенно. И у Глеба Ивановича просто не будет теперь рычагов давления плюс чувство вины за то, что развалил крепкую и любящую семью. И этот сценарий, который мог бы тебе показаться победой над глупой женой важного бизнесмена и крутого преподавателя, станет тем еще испытанием для юной особы. Ты не совсем понимаешь, во что влезла, Надюш. Наденька, кажется, хочет сбежать. Да, трое детей — это не шутки. — Ты уже не такой завидный жених, — вновь смотрю на Глеба, от которого жду яростного и гневливого взгляда. — Соглашусь, — он усмехается, а во взгляде его нет злости, что меня на секунде дезориентирует. — Не делай вид, что у тебя не было на меня планов, — шепчет Наденька. — Каких? — Глеб переводит на нее взгляд. — Ты ведь выбрал меня… приблизил к себе… Я была лучшей студенткой… — То есть ты хочешь сказать, что, например, у Саши Валуина и Петра Решетникова с твоего потока тоже могла быть сомнительная связь со мной в туалете? Они же вообще таскают мои костюмы в химчистку, — Глеб смеется. — Тут такая логика, Надежда?