— Не надо меня поздравлять! — повышю голос и вытираю себя между ног. Зло откидываю салфетку в урну, но промахиваюсь. — Это абсурд! Там один! — Два. — Один! — Два. — Один! — Мы можем до бесконечности спорить, но у вас будет двойня. — Я вам не верю! — встаю я тянусь к стулу за трусиками. — У меня и так трое! Будет пять? — Да, — узистка пожимает плечами. — Такое случается. Возраст, несколько беременностей. — Это, что, дружок моего мужа на радостях, что его не отчикают решил меня порадовать двойней? Узистка поднимается на ноги, стягивает перчатки, подхватывает распечатанный снимок моего УЗИ и шагает к рабочему столу. Садится за компьютер: — Сегодня день начался как-то не очень, — щелкает по клавиатуре. — Вы у меня третья за сегодня. И никто из вас не писался кипятком от радости. Одна разрыдалась, вторая ушла в молчаливый ступор, а вы скандалите, будто это я постаралась для двойни, — переводит взгляд с экрана на меня и устало говорит, — дети — это счастье. — Пять счастий как-то многовато! Я же пила таблетки. — Ну вот, — вновь смотрит на экран, — Гормональные контрацептивы тоже повышают шанс многоплодной беременности. Ну и таблеточки стоит перестать пить. — А то я не знаю, — натягиваю брюки. — Откуда такая паника? Муж не будет рад? — Это не ваше дело, — зло застегиваю ширинку. — Согласна, — сосредоточенно щелкает клавиатурой. Сжимаю переносицу, медленно выдыхаю, пытаясь собраться с мыслями, и шепчу: — Извините меня. Я не должна была срываться на вас. Я… У меня сейчас все очень непросто в жизни, поэтому… — А жизнь бывает простой? — спрашивает узистка. — Она простая для дураков и блаженных. И вы можете успокоить себя тем, что у вас не тройня, например, или даже не квартет. А могло бы и пятеро быть. — Прекратите, — на меня накатывает волна тошноты. — Процент, конечно, маленький, но жизнь любит преподносить сюрпризы. У меня как-то была женщина и с шестью. Тяжелая была беременность, все недоношенными родились, но живыми. Выходили. Гудит принтер. Через минуту Узистка крепит степлером снимок к заключению и протягивает его мне: — Я отправлю вашему врачу еще и электронный вариант. И она подтвердит мои слова. У вас все получится. — Думаете? — жалобно шепчу я и вот-вот разрыдаюсь. Я-то и одного не планировала рожать, а тут двоих! И я хочу потребовать от узистки, чтобы она все исправила. Да, это глупо, но я не могу сейчас мыслит рационально. Я, как женщина, которую ждет развод из-за беременной потаскухи, паникую. Я вся в холодных мурашках. От макушки до пят. Двое! Только решила, что я возьму себя в руки и включу голову, как мне по ней опять шандарахнуло. И кто-то должен взять меня на ручки, прижать к себе и шепнуть, что все будет хорошо. А потом не мешало бы чмокнуть в носик, укрыть одеялком и принести чашку горячего чая. Но меня ждет развод, юристы, адвокаты, беготня с горящей задницей, попытки вырулить с Глебом из дерьма не психованными и дергаными врагами. А еще жуткий токсикоз, отеки, эмоциональные горки и пятнистая рожа. Я ненавижу свою жизнь. Как же я завидую сейчас одиноким женщинам. Или молодым девочкам, которые могут упорхнуть из брака легкими бабочками в светлое будущее, гордо встряхнув волосами и вскинув подбородок. — Вы же мать с опытом, — узистка подбадривающе улыбается, вырывая меня из бурлящего потока мыслей, — точно справитесь. А если муж выкобенивается, пару раз приложите о его голову сковородкой. Нервно смеюсь и сдавленно отвечаю: — Все куда сложнее. — Нагуляла? — шепчет узистка и округляет глаза. — И, дура такая, мужу сказала? — Нет, — медленно качаю головой. — Я пойду. — Давай, мать, — решительно смотрит на меня. — Сопли не распускай. Отступаю, подхватываю пиджак и выхожу. Перед глазами все плывет. Не распускать сопли? А я вот хочу соплей, слез и криков. Мне надо на воздух. Подставить лицо под холодный ветерок, собраться с духом и только потом вернуться к врачу, который подтвердит слова узистки. Я жду двойню. Несколько поворотов. Плетусь мимо регистрационной стойки, милая девушка-администратор клиники говорит: — Хорошего дня. — Я еще вернусь. Мне надо подышать… В дверях сталкиваюсь с худой женщиной, тихо извиняюсь и выхожу на крыльцо. И не сразу понимаю, что в нескольких шагах от лестницы стоит Глеб, спрятав руки в карманы. — Вот черт… — короткий смешок, и я прикладываю ладонь ко лбу. — Рассказывай, — смотрит на меня в напряженном ожидании, переводит взгляд на бумажки в моей руке и делает шаг к лестнице. — Нин. Ты чего молчишь? Глава 27. Это лирика — Нина… Явился. За такси, что ли, проследил? Каков мерзавец. Обрюхатил студентку. Но это ладно. Он одарил меня двойной радостью. Это что вообще такое! В сорок пять лет после подозрений на рак простаты так четко выстрелить в меня и пробить гормональную защиту. Вот это наглость. И только он мог так меня нагнуть. Сволочь. — Нина, — в его глазах пробегает тревога. Вот же бык-осеменитель. Ни стыда, ни совести. Я согласна была на одного, а он меня на двух развел. — Нина… Только не говори, что ты… Я спускаюсь на несколько ступеней, сворачиваю заключение узистки в трубочку. Ветерок треплет мне волосы и насмехается над моей удачливостью. — Ты… козлина, Глеб… — еще на пару ступеней ближе к нему. Настороженно вскидывает бровь. — Нин… Я молча кидаюсь к нему и я в ярости избиваю бумажной трубочкой. Он уворачивается, а я продолжаю его остервенело лупить. По лицу, плечам, рукам.