— Но мужика ты своего, я вижу, любишь, — Люба всматривается в глаза. — Не смогла я его выгнать… — Выгнать, чтобы он другой гадине достался? — Мы должны вмешаться, — шепчет Глеб. — Ярик… — Я в женские разговоры не полезу. — Вот и не лезь, — тихо, но ласково огрызается Люба, а затем вновь всматривается в мои глаза. — Слушай, мамкой я буду хорошей, а у Ярика не будет вариантов кроме, как быть хорошим папкой. Я час сидела в курятнике, Нин. Обычно и десяти минут хватает, а тут час думала. — Лишь бы теперь она не обманула. — Не обманет, — Ярик чешет щербатую щеку. Аккуратно вытягиваю ладонь из руки Любы и разворачиваюсь к Глебу: — Что думаешь? Это же твой генетический материал… — Думаю, что, — он тоже разворачивается ко мне, — сыну или дочери Ярика и Любы невероятно повезет. Вот что я думаю, Нин. И теперь я считаю, что я должен прийти к Пастуху и сказать ему спасибо за то, что он однажды с Яриком знатно накосячил. — Может, не надо? — устало спрашивает Ярик. — Он в прошлом, Глеб. Почти в прошлом. Деньги даст и все. Точно в прошлом, — вздыхает, — блин, я от него, правда, хочу отвязаться уже. И мне, наверное, надо номер телефона сменить. Хотя… этот жирный таракан все равно его узнает, если вздумает меня найти… И зря ты, Глеб, к его юристу пошел. Он на это обиделся. — Если я еще жив, то не обиделся он. — Тоже верно. — Слушайте, — Люба неловко улыбается. — Хорошо поболтали, но мне надо обратно. Глеб встает и протягивает руку Ярику: — Я отдаю тебе полный контроль над Надеждой. Ты будешь хорошим отцом, Яр. И я рад, что ты однажды пришел ко мне. Даю слово, что я не буду лезть к твоему ребенку с правдой. Я буду твоим другом, и в такой ситуации твоя семья всегда может рассчитывать на меня… нет, на нашу семью. — Чо и коровник со мной новый построишь? — Ярик вскидывает бровь. — Построю, — Глеб улыбается. — Другое дело, — Ярик решительно поднимается на ноги и крепко пожимает руку Глебу, вглядываясь в его глаза. — И вы на нас рассчитывайте. Люба всхлипывает и тоже встает: — А мы, давай, с тобой обнимемся, подруга! Глава 44. И в кого ты такая? Бабища Ярику под стать. Страшная, толстая и неповоротливая. Еще и коса эта дебильная. Короче, деревня деревней. — Деньги где? — спрашиваю я. — Ты притормози, — Ярик садится на стул передо мной. — Деньги получишь, когда ребенка отдашь. — Обманешь, — зло отвечаю я. — И не стыдно тебе, — спрашивает меня Люба. — Ребенка продаешь. — Не твое дело, — перевожу на нее взгляд. — И нет, не стыдно. Нотации мне тут не читай. Господи, вот же отожрала харю. — Теперь я поверю, что Глеба подставили, — тихо отвечает она, вглядываясь в мое лицо. — Деньги так любишь? — Люблю, — усмехаюсь. — Надоело в нищете жить и жопу рвать. — Тогда в твоих интересах родить, Надежда, — Ярик щурится на меня. — И деньги будут. Получишь ты их и гуляй. Попробуешь появиться, то пеняй сама на себя. — Где гарантии того, что не обманешь? — А где гарантии того, что ты доносишь? — спрашивает Люба и вскидывает бровь. — Доносит, — Ярик цыкает. — Тебя будут пасти круглосуточно, Надежда. В том числе и твои родители. Я им подкинул пару тыщонок, остальное получат после твоих родов. А они у тебя тоже жадные. — Им подкинул, а мне — нет? Я требую половину. — Не-а, — Ярик скалится в улыбке. — Получишь всю сумму в тот день, когда я возьму ребенка на руки. И еще… попытаешься меня нагнуть, то тоже не рассчитывай на доброго дядю Ярика. Усекла? Ты теперь носишь нашего ребенка. И только попробуй теперь от него избавиться. Я от тебя избавлюсь, Надежда. Ты перестанешь быть неприкосновенной лишь по причине того, что у тебя между ног дырка. Перестанешь быть женщиной, на которую нельзя поднять руку. У меня желудок схватывает спазмом страха. Глаза у Ярика сейчас пустые и холодные, и его уродливая рожа вызывает не презрение и отвращение, а ужас. Я влипла. И это я понимаю только сейчас. — У тебя когда следующий прием у врача? — тихо спрашивает Люба. — Завтра, — отвечает за меня Ярик, продолжая буравить меня взглядом. — И пока все осмотры, анализы в норме. Без патологий. Я хочу сейчас избавиться от живота и забиться в какой-нибудь угол. Меня окружили со всех сторон, и я боюсь, что по итогу останусь ни с чем. — Будут деньги, Надежда, — говорит Ярик, будто прочитал мои мысли. — Я даю слово, а я свои слова сдерживаю. Это и для меня важно. Понимаешь? Не отобрать ребенка, а купить. Если я его куплю, то… ммм… как это по-умному сказать… он будет моим и я без сомнений буду его отцом, который за свое будет бороться со всем миром, если понадобится. — А ты, что, сама родить не можешь? — смотрю на Любу. — Проблемы, что ли, какие? — Не могу, — спокойно отвечает она. — И почему такие, как ты, могут рожать, а? Это ведь тебя надо лишить такого дара. И я не думаю, что ты поумнеешь и что-то осознаешь. — А вопросов к папаше у тебя нет? — хмыкаю я. — Мне же не ветром задуло. — Нет, к нему вопросов нет, — Люба качает головой, разглядывая меня. — Знаешь, у тебя был бы шанс провернуть твою идею с пузом, если бы он был женат на другой женщине. Не учла ты того, что там между мужиком и его бабой очень крепкая связь. — Не на ту семью нарвалась, — Ярик кивает. — Тошно слушать, — передергиваю плечами. — А ты не слушай, а подумай о том, какое светлое будущее ждет тебя с деньгами, — Люба щурится. — Думай об этом, милая. Твой план все же сработал, пусть и иначе. — А так бы сидела на нищенских алиментах, — Ярик чешет щеку. — Вся в детских какашках, блевотине и соплях. Памперсы бы покупала только на особые случаи. У меня от его слов по телу холодный озноб пробегает. Я не хочу так жить. Не для этого я рискнула. — И я бы тебе посоветовала уже сейчас хоть примерно прикинуть, куда деньги потратишь, — Люба скрещивает свои толстые и белые руки на груди. — А то ты с дуру все растратишь. — Сама разберусь! — И я бы не рекомендовал больше проворачивать такие аферы, — Ярик встает. — Напорешься однажды на отбитого придурка, Надежда. Таких, как Глеб, очень мало. Деньги развращают и делают мужиков жестокими, а их жены не отстают. Разуешь рот на чужое, то вырвут внутренности. И это не страшилки. Это реальность. Подходит к своей уродине, приобнимает ее и целует в висок. — Пойдем, Любаш. И меня сейчас вырвет от этих телячьих нежностей двух деревенщин. Едва сдерживаюсь, чтобы не блевануть на них. Выходят из комнаты, слышу бубнёж отца, заискивающий голос мамы. Почему у одних выходит без проблем брать мужиков в оборот, а у меня вышла какая-то фигня. Обманут же. Я не верю Ярику, но… но с другой стороны у меня и выбора нет теперь, как доносить и родить. В комнату заходит мама. Приваливается плечом к косяку и вздыхает, скрестив руки на груди: — Ты этого ребенка себе не оставишь.