Но доброжелательная атмосфера и вера Игнатьева в меня потихоньку делали своё дело. Я расправляла крылья уверенности. Ещё хрупкие, словно слюдяные, но уже реальные. Да и работать было интересно. Ново. Забытое удовольствие от плодотворного труда ласкало мою истрёпанную самооценку. Я так сильно была погружена в свои семейные проблемы, что шероховатости на работе проходили вроде как мимо меня. Не задевая и не волнуя. Сегодня впервые участвовала в утреннем совещании на правах полноценного сотрудника. Пришла немного пораньше и поправив надетую в честь такого события недавно купленную юбку, прошла в зал. Игнатьев был уже там и жестом пригласил меня сесть рядом с ним. Я немного волновалась и не очень обращала внимание на остальных сотрудников, участников совещания. Пока не споткнулась о горячий синий взгляд знакомых глаз. Ярослав, мой партнёр по танцам на вечеринке и объект ревности моего мужа, следил с улыбкой за моими передвижениями. Убедившись, что я заметила его интерес, Ярослав очаровательно улыбнулся, сверкнув зубами и полоснув по мне синевой своих глаз. – Очень приятно вновь встретиться с вами! – произнёс он, слегка кланяясь, не вставая со стула. Я с трудом удержалась, чтобы не споткнуться, и опустила глаза. Добралась до своего места и побыстрее юркнула за спину Игнатьева. – Хорошо, что вы уже знакомы. Разрешите представить ещё раз. Мой сын, Ярослав. Представляет наших смежников, – улыбнувшись, сказал Игорь Александрович и представил всех остальных участников совещания. Двадцать пятая глава Поездка к маме за Данилкой была очень утомительной. Во-первых, я летела одним днём в Сочи, туда, а затем обратно, не выходя из аэропорта. А во-вторых, потому, что пришлось просить маминого мужа довести моего сына до аэропорта. В Адлере я перескакивала буквально с самолёта на самолёт, подхватив ребёнка у недовольного Валерия Сергеевича. – Такая деловая стала, что некогда и к матери на денёк заскочить? Она ведь переживает о тебе! Хоть бы позвонила и рассказала нормально, что там у тебя происходит! – выговаривал он мне, взмахивая рукой. – Ничего пока не определено. Жду суда, – ответила я мужу моей мамы. – Неужели сложно просто звонить почаще? Твоя мать так ждёт твоих звонков! – недовольно проворчал он, качая головой. – Валерий Сергеевич! Сейчас у меня такие новости, что лучше моей маме о них не знать! Ничем помочь вы мне не сможете, а лишний раз расстраивать я не хочу, – сказала, оглядываясь в поисках магазинчика, чтобы послать Данилку за бутылочкой воды. – Муж выставил меня из квартиры, и я сняла нам с сыном временное жильё, – призналась, пока Даня отошёл от нас. – Так как же это? Там же ваш дом? Вы же прописаны там! Куда смотрит полиция! Вызови и заселись обратно! Не имеет он права выгонять вас! – горячился Валерий Сергеевич. – И жить каждый день в атмосфере скандала с агрессивным злым мужчиной и его капризной любовницей? И всё это на глазах у Данилки? Да я больше денег потом потрачу на психологов! Вот разделим собственность судом, определюсь с жильём, там и обустроюсь потом на своей отдельной территории. А устраивать ежедневные разборки я не буду! – разъяснила свою позицию и продолжила. – Вы только маму не расстраивайте и не рассказывайте ей. Не стоит её тревожить. – Давай я приеду, поговорю с ним по-мужски? Что же он творит-то? Может, одумается? – спросил Валерий Сергеевич с присущей ему прямотой. – Не нужно. Я так не смогу жить! Всё решится по закону. У меня хороший адвокат. И вы должны меня понять, я не прощу Владислава. Никогда! Его просто нет больше в кругу моих близких людей! – отчеканила я. – А как же сын? Он же отец! – качал седой головой этот старый солдат. – Не нужен ему мой сын! – с горечью ответила я, оглядываясь на приближающегося Данилку. Он беспечно улыбался мне, шагая в толпе прилетевших туристов. Улыбался улыбкой Владислава. Сердце ёкнуло и сжалось в тоске и обиде. И затопило нежностью. Никто не смеет обижать моего мальчика! В самолёте Данил рассказал, что Катерина объясняла ему, что папа бросил нас. Навсегда ушёл в другую семью. Вот зараза! Мелкая пакостница! Кто просил лезть? Хорошо, что я не слышала этого в аэропорту, а то высказала бы Валерию Сергеевичу на полную катушку! Но я всё равно не спущу этой малолетней хамке её выходки! Как прилетим, позвоню ему и пусть оградит мою маму от змеюки как хочет! С такими кровожадными мыслями мы долетели до Внуково. Москва встретила снежным дождём, особенно неприятным после солнечного, цветущего розами Сочи. Ну и бесконечными столичными пробками. Вечной суетой. Я не говорила с сыном о серьёзном, пока не приехали на съёмную квартиру в Раменках. Какими словами и как я объясняла расстроенному мальчишке текущее положение дел – это отдельная мука. За слёзы в его глазах и невольное «Я ему не нужен, она права!», готова растоптать Владислава и надавать лещей Катерине. Вот кто просил лезть? Что за мелочность и подлость? Гадкая обиженная девчонка! Тем не менее летел к своему концу январь и приближался мой развод. Осталось буквально меньше недели. Всего почти месяц прошёл с момента обнаружения Владислава в квартире Ирины Андреевны, а кажется, будто целая жизнь. Так много событий уложилось в столь короткий период времени. И, главное, я сильно изменилась за этот месяц. С меня тоже слетела тонкая плёнка, наплывшая на меня за время жизни с Владиславом. Плёнка желания потакать своему мужчине. Теперь навряд ли стану верить людям. Даже если они кажутся вполне приличными и порядочными. Кстати, как одно из явных изменений во мне – это то, что меня реально увлекла новая работа. Я с энтузиазмом включилась в действия коллектива и получала несказанное удовольствие от процесса. Так давно не делала руками ничего созидающего. И так давно не позволяла себе увлекаться ничем, кроме семьи. Игорь Александрович сумел сплотить, создать настоящий творческий коллектив. Объединить энтузиастов своего дела. Взрастить здоровую атмосферу на работе. Ну и, безусловно, вера в меня Игнатьева окрыляла. Он аккуратно направлял меня, раскрывая мой творческий потенциал умело и ненавязчиво. В общем, на работу я теперь ехала с радостью, и время в лаборатории пролетало незаметно. Там я, пожалуй, была счастлива. На еженедельные совещания ходила теперь регулярно и чувствовала себя всё уверенней, с улыбкой вспоминая своё первое, такое волнительное появление. Ярослав, сын Игоря Александровича, занимался производством, и был напрямую заинтересован нашими исследованиями. Он обязательно присутствовал на совещаниях и к нам в лабораторию заскакивал довольно часто. Очень внимательный и предупредительный человек. Прознав однажды, что я люблю капучино с утра, он, приходя к нам в лабораторию, приносил утренний ароматный кофе из ближайшей кофейни. И оставлял большой стакан на моём столе, тихонько здороваясь. А когда я забывала выйти на обед и, зарывшись в результаты, могла просидеть несколько часов, не поднимая головы от ноутбука, то на углу моего стола всегда магическим образом материализовались пара толстеньких бутербродов и стаканчик с бодрящим кофе. Вначале мне было неловко, и я попыталась отказаться от такого внимания. Но Ярослав сказал, что его отец попросил присмотреть за мной, и я смирилась. Тем более что эти знаки внимания мне были очень приятны и не обязывали меня ни к чему. Я не видела в них личного подтекста. С Данилкой мы утрясли новые маршруты его движения в школу, в бассейн и в шахматный клуб. В школу добираться чуть дольше, зато в бассейн значительно ближе. Удобнее. Двадцать шестая глава Стоя перед закрытыми дверями в ожидании начала суда по нашему разводу, я втихаря наблюдала за Владиславом. Тот стоял поодаль от своего адвоката, не вступая с ним в диалог, подчёркнуто отдельно, и нервно перебирал пальцами. Поправлял галстук. Расстёгивал и застёгивал обратно пиджак. Открывал и тут же закрывал свой телефон. Явно нервничал. Почему? За последний месяц Владислав сильно изменился. У меня теперь и в мыслях не укладывается, что этот мужчина – мой муж, настолько чуждым он стал. Инородным. Вроде бы внешне он не изменился. Та же причёска и тот же стиль одежды. К примеру, пальто, что на нём надето сейчас, мы покупали с Владиславом вместе. Я хорошо помнила тот осенний день и моё ощущение любования своим мужем. Каким импозантным и красивым он мне тогда казался. А сейчас Владислав словно выцвел. Потускнел. Выгорел. Как старая фотография на солнечном свете. Немного сутулится и цветом лица не радует. Весь дёрганый какой-то, как на шарнирах. Но это мелочи. А вот что в нём кардинально изменилось, так это взгляд! Взгляд фанатика или одержимого. И очень злой. Словно чужие, зверские глаза на знакомом лице. Жутко. Отвернулась к высокому окну. Уж лучше смурное февральское небо Москвы, чем затравленный взгляд бывшего. Погода плавала между двумя нулями. То плюс ноль, то минус, регулярно создавая на дорогах ледяную кашу, с которой доблестно сражалась суровая дорожная техника. Ночами. Гудя и моргая почти самолётными оранжевыми и синими фонарями.