Сентябрь К шлагбауму клиники я подъехала, когда уже начало темнеть. Не заезжая, припарковалась у будки охранника, вышла и, показав пропуск, пошла к административному корпусу. Надо бы поторопиться — дождь усиливается, а мне еще обратно ехать. И Матвею бы позвонить, чтобы не потерял — я не должна была сегодня так задержаться, но кто же знал. А он будет ждать меня с ужином и разложенными материалами для статьи. Как все сегодня наперекосяк пошло с самого утра… Может, не надо было вообще на работу ехать. Да теперь-то уже что… Ноутбук в сумке лежал там, где я его оставила, — на столе у референта, даже странно, что она его никуда не убрала. Но приемная и мой кабинет на ночь запирались и сдавались на пульт охраны, так что Алла могла просто не придать этому значения. На обратном пути я старалась не торопиться и держать дистанцию с идущим впереди автомобилем — это оказалась огромная фура с прицепом. Терпеть не могу тащиться по мокрой дороге за фурой, из-под колес которой беспрестанно вылетают водяные брызги, оседая на лобовом стекле и капоте моей машины, но обгонять при плохой видимости и непрекращающемся дожде тоже не рискнула. Ничего, скоро кемпинг, может, водитель свернет туда. Я не сразу поняла, что происходит впереди, потому что фуру вдруг повело влево, словно водитель пошел на обгон, но в тот же момент раздался звук удара, и я, стараясь обогнуть начавшую тормозить фуру справа, чтобы уйти от столкновения на обочину, врезалась во что-то оказавшееся прямо передо мной. От удара меня откинуло сперва вперед, в раскрывшуюся подушку безопасности, а потом назад, и я почувствовала боль в затылке и шее и только затем — в животе. А потом вокруг все погасло. Очнулась я от ощущения тряски — как будто лежу на каталке и меня везут по кочкам. Открыв глаза, увидела над собой низкий потолок, схватилась рукой за что-то металлическое и поняла, что это действительно каталка. Справа к моей руке тянулся прозрачный шланг капельницы, голова нестерпимо болела, я попыталась приподняться, но меня тут же вернули в исходное положение. — Не шевелимся, а то капельницу вырвете. — Куда… везете? — еле вывернула я, чувствуя, как каждый звук отдается в голове взрывом боли. — В городскую больницу, уже недалеко осталось, — ответил женский голос. — А… машина? — Машина ваша на месте аварии осталась, но сумку и ноутбук мы забрали, вот они. — Молодая девушка в темно-синей куртке «Скорой помощи» показала мне обе вещи. — Не волнуйтесь, все цело. Как вы себя чувствуете? — Голова… очень голова болит… — А живот? Я машинально положила левую руку поверх юбки: — Тоже… — Ничего, сейчас доедем, там врачи посмотрят. — Я сама… врач… — Тогда должны понимать, что лишних движений делать не нужно. Фельдшер отвернулась, ища что-то в аптечке, а я вдруг вспомнила, что дома ждет Матвей и уже, наверное, с ума сходит. — Девушка… позвоните моему мужу, пожалуйста… телефон в сумке… Она вынула мобильный: — Диктуйте номер. Я продиктовала, она с серьезным лицом подождала ответа и спросила: — Как обращаться? «Матвей Иванович», — успела сказать я до того, как в трубке раздался голос мужа. — Да, Мажаров. — Видимо, заработался, не увидел сразу, что звонок от меня. Лицо фельдшера вдруг сделалось растерянным, и она протянула: — Ой, Матвей Иванович… это вы? — Это я. А с кем я говорю? — Это Алина Глазкова, пятьсот вторая группа, лечебный факультет. — А почему вы звоните с телефона моей жены? — насторожился Матвей. Я протянула руку, чтобы забрать трубку: — Матвей, ты только не волнуйся, хорошо? — Впечатляющее начало. Уже не волнуюсь. Что случилось? — Я, кажется, в аварию попала, но почти ничего не помню. Меня «Скорая» везет в городскую… — Так, все, трубку фельдшеру передай! — оборвал муж. Когда я передала трубку девушке, услышала: — Алина, по существу скажите. — Автотравма, сотрясение головного мозга, подозрение на тупую травму живота и повреждение шейного отдела позвоночника, — отчеканила фельдшер, чуть порозовев. — Состояние стабильное, средней тяжести. — Я понял. Постараюсь быстрее подъехать. Вы далеко? — Только въехали в город. — Успею, — и Матвей сбросил звонок. Алина вернула телефон в мою сумку и спросила: — Вы действительно его жена? — У вас мои документы, проверьте. — А я его студентка. Учусь на дневном, но дежурю по старой памяти, да и деньги нужны. Ну, и практика хорошая. Вас не тошнит? — Нет. Но голова очень болит, — закрывая глаза, призналась я. — Вы ударились затылком о подголовник, вышло жестко. Ничего, сотрясение средней степени, пролежите недельку, прокапаетесь — пройдет. — Все бы ничего, но у меня на понедельник операция назначена, — пробормотала я, понимая, что ни о какой операции речи уже не идет — куда я в таком состоянии… неизвестно еще, что с травмой живота. На ночь точно придется в городской остаться, а завтра посмотрим. — Вы же пластический хирург, да? Я кивнула. — А я хочу на «Скорую» врачом вернуться, — сказала девушка, поправляя шланг капельницы. — После училища отработала три года, решила — надо учиться дальше. — Правильно. Поняв по моим односложным ответам, что мне явно не до разговоров, Алина умолкла, принялась заполнять сопроводительный талон — я слышала, как чуть поскрипывает шариковая ручка. Голова болела все сильнее, но я не стала просить обезболивающее, чтобы не путать картину. Сотрясение явно есть, тут девочка права — меня страшно тошнило, хорошо еще, что я ничего весь день не ела, может, хоть рвота не откроется. К больнице мы подъехали, кажется, одновременно с Мажаровым, потому что первым, кого я увидела, когда дверь машины открылась, был именно он — с ключами в руке. — Ну, ты даешь, — укоризненно покачав головой, произнес Матвей, помогая Алине выкатить носилки. — Как умудрилась? — Да не помню, — поморщившись, буркнула я — соприкосновение колес носилок с асфальтом вызвало у меня новый приступ тошноты и головной боли. — Матвей, постарайся меня домой забрать. — Еще чего! Пока диагноза четкого не будет, полежишь тут, даже не разговаривай со мной. Я закрыла глаза — спорить с Матвеем бесполезно, а в присутствии его студентки еще и неэтично. В приемном, разумеется, Матвея узнали — практические занятия он вел здесь, да и я тоже нередко появлялась в больнице для консультаций. К счастью, народа почти не было, ждать не пришлось, мне сделали снимки и — по настоянию дорогого супруга — ревизию брюшной полости, за что я ему была отдельно благодарна в самом негативном смысле этого слова. Теперь меня точно не отпустят, пока не уберут оставленный в полости дренаж. — Ты не переборщил? — спросила я уже в палате, когда вся суета немного улеглась, а мне стало полегче после пары уколов. — Прекрати, Деля. Ты сама хирург, понимаешь, что такое тупая травма живота. — К счастью, я больше с этим не работаю. Ты бы позвонил Василькову, а? — Завтра позвоню. Выходные ведь, что там без тебя случится? — Мне нужно, чтобы он мой операционный план просмотрел и вместо меня кого-то поставил. — Завтра позвоню, — повторил Матвей, — и он разберется за воскресенье. А ты лучше поспала бы.