– Вы знаете, мне постоянно кажется, то есть меня не оставляет впечатление, что вы неправильно меня поняли. Точнее, так: рассказывая, я немного преувеличил, и у вас сложилось неправильное представление о нашей жизни. Вы слишком буквально поняли мои слова. – Вот как? – Доротея перестала улыбаться и посмотрела на Рудольфа с холодным интересом. – Да! Дело в том, что все наши противоречия по поводу вафель и шоколада, наша ревность, соперничество, всё, о чем я говорил, – это ведь всё в шутку, не всерьез! Понимаете? Предмет для анекдотов. На самом деле мы с шоколадниками – одно целое. Жители одного города. – Да? – Да! И то, что происходит сейчас… Все эти надписи, марши, войны между подростками – это неправильно… – Под пристальным взглядом учителя Рудольф смутился и опустил глаза. – У нас всё перепутано, всё переплетено, – продолжал он. – Зачастую родственники живут на разных берегах реки, многие из наших мужчин женаты на девушках с той стороны. А кто-то из них – женат на наших. Между прочим, моя жена тоже… – Что? – Родилась на том берегу. – Ах вот как! – Да! – Очень интересно! Рудольф поднял глаза и обомлел: Доротея сидела, скрестив руки на груди, и смотрела на него насмешливым взглядом. На лице кондитера отразилась такая растерянность, что Доротея не выдержала: откинулась на спинку кресла и искренне рассмеялась. – Что случилось? – покраснел Рудольф. – Я сказал что-то смешное? – Ах, простите! – Доротея попробовала стать серьезной. – Я смеюсь не над вашими словами. Просто я на минуточку представила, что вы должны обо мне думать. И кем я вам, судя по всему, представляюсь. – И что же я о вас думаю? – пробурчал Рудольф. – Мне почему-то кажется, что вы считаете меня полной идиоткой. Полной! Ну или по крайней мере человеком психически нездоровым, дамой с повышенной тревожностью, которой повсюду видятся враги и угрозы. Ведь так? Под проницательным взглядом учительницы Рудольф окончательно растерялся. – Вижу, что так! – опять рассмеялась наставница Воинов. – В медицине это называется паранойей? Не правда ли? Она встала, расправила плечи, прошлась взад и вперед по комнате, остановилась перед кондитером и очаровательно улыбнулась. Когда Доротея этого хотела, она умела быть очень обаятельной. – Насколько я понимаю, вы умный человек, – сказала она. – И с вами можно говорить откровенно. Ведь так? Рудольф задумался. А потом не очень уверенно кивнул. – Так вот. Уважаемый господин Бенц. Вам нет нужды волноваться. Я поняла вас абсолютно правильно! Соперничество между Шоколадным и Вафельным берегами имеет вековые корни и вековые традиции, не мне о них судить. Но дело в том… Доротея прищурилась и поверх головы Рудольфа посмотрела в окно. – Но дело заключается вовсе не в вафлях или шоколаде. Дело в другом. Наша жизнь с каждым годом становится всё более благополучной и комфортной. Медицина, образование, пособия, социальная защита… Нам больше не нужно бороться за выживание, не нужно добывать хлеб насущный в каждодневной борьбе. Красивые дома, безопасные улицы, вкусная еда, хорошо организованные развлечения… Мы успокоились и расслабились. И наша молодежь поэтому растет изнеженной и нежизнеспособной. Компьютеры и телевизор. Курорты и клубы. Брендовые вещи и глянцевые журналы. Теннис и гольф… А между тем волна хаоса и дикости готова нахлынуть на нас с Востока и Юга. Сотни миллионов полуголодных, нищих, готовых на всё людей с завистью и злобой смотрят на нашу цивилизацию. Они тоже хотят жить сыто и беззаботно, им нечего терять, и в своем стремлении овладеть нашими благами они не остановятся ни перед чем! И что, скажите, мы можем противопоставить их ярости? Что? Доротея вопросительно посмотрела на Рудольфа. Тот сидел не шевелясь и не знал, что ответить. – Ничего! – сама себе ответила учительница. – Ровным счетом ничего! Мы бессильны перед их волей. И не хотим этого понимать! Мы закрываем глаза на современные реалии и, как страусы, прячем головы в песок! Живем в тихих полусонных городках, пьем чай в уютных гостиных, слушаем классическую музыку, учимся танцевать румбу и вальс. Нет никакой надежды, что мы одумаемся и решительно переменим нашу жизнь. А значит, наших детей ждут тяжелые, очень тяжелые времена. И свою задачу я вижу в том, чтобы подготовить детей к этому. Научить их быть жесткими, решительными, непреклонными – иначе им несдобровать! Вы меня понимаете, господин Бенц? Доротея твердо и многозначительно смотрела в глаза кондитеру – как будто вкладывая в его сознание то, что не могла или не хотела сказать словами. И от этого взгляда у неглупого насмешливого Рудольфа мурашки побежали по спине. Он смотрел на учительницу и удивлялся, как многого не разглядел в ней в ту первую воскресную встречу в кондитерской. Перед ним стояла женщина острого ума, решительная, проницательная, отлично понимающая людей. А главное – женщина дьявольской целеустремленности и воли. Большинство людей на земле живут, не особенно задумываясь над тем, что они делают и зачем это нужно. Они едят, пьют, встречаются с друзьями, гуляют по улицам, ездят на пикники, влюбляются, женятся и заводят детей… Доротея же была из тех, кто живет ради одной-единственной цели, думает только о ней, ценит только те дни и минуты, которые приближают к ее достижению. – Так что не беспокойтесь, господин кондитер, – сказала она. – Я совершенно правильно поняла ваши слова! Рудольф пошевелился: – Но я всё-таки хотел уточнить. Дело в том, что мы с шоколадниками… Я хотел бы пояснить это еще раз… – Не стоит, – мягко, но решительно остановила его Доротея. – Но я… – Не нужно. Через голову Рудольфа Доротея красноречиво посмотрела на часы, висящие на стене. Рудольф спохватился, тоже поднялся на ноги и надел шляпу. – Всего хорошего, господин Бенц. – Всего хорошего, госпожа учительница. Не так, совсем не так представлял кондитер этот их разговор. 18. На Старом мосту Жюли отчаянно спешила на Шоколадный берег. Она сильно опаздывала. Жан-Жак ждал ее в парке уже полчаса и успел прислать две эсэмэски, в которых спрашивал, где она и что с ней случилось. С ней, конечно, ничего не случилось. Просто она никак не могла выбрать, что надеть. Поначалу надела короткую кожаную юбку – в ней она выглядела по-настоящему шикарно. Подобрала всё остальное – туфли с пряжками, свитер, тени на глаза и темную помаду. Но в последний момент сообразила, что Жан-Жак наверняка потащит ее на аттракционы, на разные там американские горки, карусели, шесты – в короткой юбке будешь всё время думать не о том. Жюли скинула юбку и натянула джинсы – пришлось надевать кроссовки и подбирать всё заново: и свитер, и сережки, и помаду. Короче говоря, Жюли опаздывала и очень торопилась. Ноги сами собой были готовы пуститься бегом, но Жюли сдерживала себя – не хватает еще прийти на встречу с Жан-Жаком взмыленной. Стараясь держаться в тени деревьев, она прошла по бульвару к площади Старого моста. Обходить площадь не стала, а перебежала ее наискосок, чуть не попав под колеса туристического автобуса, затем перепрыгнула через гранитный бордюрный камень и повернула к мосту. «Тебя что там, инопланетяне в плен взяли?» – опять написал Жан-Жак. Вот балбес! «Я уже рядом, сейчас буду,» – ответила Жюли. Но на мосту ее ждало неожиданное препятствие. Пешеходная часть оказалась перекрыта. Проход целиком блокировали две металлические секции, какими огораживают ремонтные работы на дороге. Перед секциями, расставив ноги и заложив руки за спину, стояли два подростка лет двенадцати – один повыше, рыжеватый и веснушчатый, другой – пониже и покоренастее. Еще один, старшеклассник, с непроницаемым видом прохаживался взад и вперед вдоль кордона. По ту сторону ограждения маячил совсем маленький – не старше десяти лет. «Ни фига себе! Это что же такое?» – удивилась Жюли. Перед кордоном, перетаптываясь с ноги на ногу, грустила парочка малышей со школьными рюкзаками на плечах. – Ну пустите… – просили они. – Мы ненадолго. Мы только туда и обратно. – Зачем вам? – грубовато спрашивал веснушчатый. – Что нужно? – Нам в компьютерный магазин… Нам игру купить… – А что же, на нашем берегу нет компьютерного магазина? – Есть. Но в нем игры нет. Ее заказывать нужно. – Ну и закажите! – Нам игра сейчас нужна. У Эрика день рождения. Ему подарили деньги на эту игру. – Перебьется ваш Эрик! Ничего с ним не случится за пару дней. Нечего носить деньги на тот берег! Пусть на нашем остаются! Малыши о чем-то шептались, подталкивая друг друга локтями, вздыхали, грустно смотрели на ту сторону реки. – Ну пустите… – канючили они. – Ну пожалуйста… Веснушчатый не считал нужным даже смотреть в их сторону. – А ну, давайте отсюда! – Он с подозрением разглядывал приближающуюся Жюли. – Не загораживайте проход! «Пропускной пункт, – догадалась Жюли. – Эти… Как их… Воины Кулака». Она чуть не рассмеялась, глядя на то, как серьезно мальчишки изображали полицейский кордон, – точно так, как его показывают в фильмах про войну. Лица воинов были суровы, губы сжаты. Все были одеты в одинаковые футболки и шорты. На рукаве старшего красовалась черная повязка. В нем, кстати, Жюли узнала парня из параллельного класса, Курта Ридля. Жюли замедлила шаги, прикидывая, как лучше себя вести, и ее обогнал высокий парень в бейсболке, надетой козырьком назад. В руках он нес сложенные стопкой коробки с пиццей. Из его ушей торчали проводки наушников. Не сбавляя шаг, парень мотнул головой, и динамики выпали у него из ушей.