К выходу его вежливо проводили, хотя правильнее будет сказать: просто выпроводили из горкома. Такого развития событий он не ожидал. Холодный ветер заставил поднять воротник пальто. Настроение стало таким же хмурым, как небо над Иваново. Низкие серо-грязные тучи грозили пролиться то ли дождем, то ли снегом, замызганные листья крутились под ногами, поторапливая, напоминая о том, что время ускользает, как и Кучик с изобретением своего гениального друга. Куда теперь? В гостиницу? Не только ничего не узнав, но и потеряв возможность что-то узнать? Да, конечно, нужно связаться с Амгаланом Доржиевым. Вероятнее всего, тот даже заставит местного приора хотя бы не мешать, но… были большие сомнения, что это что-то даст. Треньканье телефона выдернуло Костю из задумчивости. Звонила Кира, и она предлагала встретиться в кафе. Вот уж не до нее! Костя быстро отправил сообщение «как-нибудь в другой раз» и вернулся к своим мыслям. Да, видимо придется ехать в гостиницу: с Амгаланом лучше поговорить не на улице, а там, где никто не услышит. К тому же в номере тепло и сухо. Зазвонил телефон. Определитель показал, что это Кира. Несколько секунд Костя колебался, снимать ли трубку, но все же сказал «алло». – Извините, что я так настойчива. Мне просто действительно очень нужно с вами поговорить. – Она тараторила, не дожидаясь ответа, стараясь успеть все сказать до того, как ее перебьют. – Этот старый… консерватор не любит молодежь. Молодежь у него – это те, кому меньше пятидесяти. А особенно он не любит молодых девушек. Мне вообще не дают ничем заняться, и я чувствую, что готовят на вылет. Потом на Совете скажут, что я себя никак не проявила и в Ордене быть не достойна. Мне нужно хоть что-нибудь! Хоть какие-то достижения! Константин Юрьевич, можно я вам в расследовании помогу? Хотелось ответить «нет» и нажать отбой. Костя терпеть не мог, когда его настойчиво о чем-то просят, особенно девушки. Казалось, они пытаются навязаться ему, и это напрягало. К тому же у самого проблем выше крыши, куда уж помогать другим! Но он сделал паузу и успокоился. Кира не виновата в том, что у него проблемы, что он сторонится женщин и отношений. Ладно. В конце концов, в ближайшие полчаса все равно никаких срочных дел, а Амгалану можно позвонить чуть позже. Ну побудет психотерапевтом. Выслушает. Даст совет. Если придумает, какой. – Хорошо. Я стою на улице у входа в ваш горком. – Бегу! Она, видимо, действительно бежала: появилась в течение минуты, застегивая на ходу серое пальто; длинный объемный шарф на тонкой шее походил на обожравшегося удава. – Куда хотите пойти? Кофе попить? Или полноценно пообедать? – Все равно. На ваше усмотрение. – Я знаю одно уютное заведение недалеко, вам понравится! – чрезмерно бодро предложила она. Видимо, все еще опасалась, что Костя передумает и уйдет. – Вы извините, что они так с вами. Они в целом все нормальные, но этот Оболкин… С ним просто невозможно работать. Мало того, что он всех считает дураками, так еще жутко боится поссориться с буддийской сангхой. Из-за этого вообще не дает ничего делать. Вы же знаете, мы на особом положении… – Кира начала говорить, как только чуть отошли от здания горкома, но часто оглядывалась и приглушала голос. – Что за особое положение? – Костя смутно припоминал, что в Иваново у реинкарнаторов и Ордена действительно особый статус, но какой? – Положение прислужников, – скривилась Кира. – В монастырь и дацаны Министерским реинкарнаторам путь закрыт: там свои реинкарнаторы. Все, кто прописан в городе, могут в любое время прийти в любой дацан и сделать слепок – шикарная привилегия. За прописку тут идут такие войны! Знаете, сколько она стоит на черном рынке? Под миллион. Потому что «в белую» пройти эту процедуру почти невозможно. Госреинкарнацию вообще регулярно предлагают из Иваново убрать. Мол, довольно буддистской. – А чем она отличается от государственной? Кира удивленно посмотрела на Костю, мол, как можно этого не знать, а потом поняла: – Ну да, вы же из Москвы, у вас там все по-другому, толерантность, мультиконфессиональность… Но вообще-то священнослужители не переваривают тех, кто чует смерть. В некоторые дацаны, в основном ортодоксальных школ буддизма, таких людей даже на порог не пустят. Так что в буддистской службе реинкарнации нет никого, кто чует смерть. Костя опешил. Что-то подобное он слышал, но никогда не придавал этому значения. – А как же те, у кого нет прописки? Да и турист может внезапно умереть. Что ж, его без слепка оставлять? – Вот поэтому Скорая реинкарнаторская тут еще и существует. Монастырские реинкарнаторы на вызовы по ночам не ездят, – грустно улыбнулась Кира. – Но к Ордену тут относятся еще хуже. Будь воля сангхи – в Иванове вообще бы не осталось ни комитета, ни департамента реинкарнации. Им нужно одно: жить по своим правилам. Пока мы к ним не лезем – они нас не трогают, но стоит нам сделать что-то, что зацепит их интересы… ох… подозреваю, что они способны нас уничтожить, и очень быстро. Вот этим Оболкин и занимается. – Тем, что не трогает никого? Кира кивнула. – А чем помешает сангхе поимка грабителей? – Скорее всего – ничем, – пожала она плечами. – Они этого даже не заметят. Но на всякий случай приор предпочитает спускать все на тормозах. Кто знает, вдруг каким-то боком это коснется кого-то из лам? – М-да. Как все запущено. Спасибо, что пояснили. – Костя понял, что встречу уже нельзя считать потерянным временем, и немного подобрел. До кафе действительно оказалось недалеко. Разноцветные огоньки и свечи создавали игру света и тени, уютный полумрак; подушки на диванчиках, расшитые тибетскими узорами, манили присесть, а лучше прилечь; меню впечатляло. Такого количества отличных сортов чая не ожидаешь от обычного кафе. Цены, конечно, кусались, но тут Костя вспомнил о безлимитной кредитке Ордена и решил, что это не просто обед, а сбор информации, значит, средства будут использованы самым целевым образом! – Чем я могу вам помочь? – спросил он, заказав лапшу и с трудом выбрав себе чай: глаза разбегались от вариантов. – Возьмите меня в дело. Если это возможно. – Кира заказала лишь чай, причем ткнула в первый попавшийся. Она крутила меж ладоней маленькую свечку, и та играла причудливыми тенями. – Я даже не знаю… Не представляю, чем вы можете заниматься в рамках моего дела. Я и сам не понимаю, как мне искать грабителей. К тому же ваш приор отказался от сотрудничества, и боюсь, что если вы будете мне помогать, то сделаете себе только хуже. Кира молчала, не поднимая глаз. У нее кончился эмоциональный порыв, и сейчас она сама не знала, что делать дальше, что говорить. – Расскажите, чем вам поручили заниматься в горкоме, – пошел Костя ей навстречу. – Ну то, что возможно рассказать. Она кивнула, крутанула свечку, и на мгновение ее глаза сверкнули огнем. – Может, вы слышали о Степане Борецком? Мы докладывали о нем в вышестоящий комитет неоднократно. Костя отрицательно покачал головой, и Кира продолжила: – Весь прошлый год горком вместе с полицией пытался его прищучить, но так и не смог. Утверждают, что Борецкий умеет стирать память людям об их прошлых жизнях. Вот к нему со всей страны и едут. Пытались мы подобраться, да куда там! Отделение у нас скромное, людей мало – он всех знает в лицо. – Что, правда может стирать память? – Костя постарался скрыть возникшее волнение. Если есть тот, кто стирает воспоминания, то, может быть, есть и тот, кто их возвращает? Костя считал, что давно смирился со своей инаковостью, с тем, что никогда не вспомнит свою прошлую жизнь, но жажда узнать, иссушающая с юности, видимо, не прошла, а скрылась на дне сознания. И сейчас напомнила о себе. – Ага, стирает… так же, как деревянный Будда исполняет желания. Вот брать деньжищи с людей он может, а стирать память… – Кира вздохнула. – Полиция опрашивала его клиентов. Все уверяют, что деньги-то он взял, но память никуда не делась. Материли его страшно. – И что же, Борецкого судили за мошенничество? – Нет. Горком его отпустил. – Что за бред?! Почему?! В это время официант принес два заварных чайника. В одном – десятилетний шу пуэр для Кости, в другом – молочный улун для Киры. Костя немного налил в чашку и отпил. Да, это был настоящий китайский чай. – Есть две причины. Официальная и неофициальная, – продолжила Кира, когда официант ушел. – Официальная – нет заявлений от потерпевших, значит, нет и дела. – Я совсем ничего не понимаю. А почему заявлений-то нет, если они его называют мошенником? – Говорят, что не хотят себя подставлять. Ведь на суде придется признаться, что пришел за нелегальной услугой, а это уже грозит как минимум штрафом. Ну и еще придется признаться в том, что есть воспоминания, о которых хочется забыть. А кто знает, вдруг судья потребует о них рассказать? Те, кто приезжал к Борецкому, готовы заплатить, лишь бы не вспоминать. Но часть наших думает, что Борецкий, когда попался, купил у клиентов молчание. Вернул деньги, может, даже с процентами, чтобы его не сдавали. И полиция, по слухам, так же считает, но доказать ничего не может. – Ясно. А неофициальная версия? Кира перешла на шепот: – Борецкий – монах монастыря Будды будущего. Надо еще что-то пояснять? Костя покачал головой. Все понятно, ни местный Орден, ни полиция не хотят проблем. – Я всего этого не застала. Когда пришла в Орден, Борецкого уже оставили в покое, предварительно установив за ним наблюдение и прослушку. Меня же бросили даже не на слежку за ним, а на обработку собранной информации о его клиентах. Как вы, наверное, догадываетесь, таких сотни. По всей России ползут слухи, что в Иванове есть чудотворец, умеющий стирать воспоминания, бла-бла-бла. Вот дурни и едут. Мне же нужно записывать в отдельный файлик имя, фото, где приезжий остановился и прочую не нужную никому чушь. Все, что наши безопасники найдут. Я ни разу не сидела на прослушке, ни разу не выезжала к дому Борецкого, не общалась с его потенциальными клиентами – ничего этого не делала! Я только торчу в кабинете и записываю приходящую информацию в файлик! И для этого я бросила работу на «скорой»?! Костя достал из кармана фотографию. – Видели его? Кира поднесла распечатку поближе к свече, нагнулась, разглядывая седые волосы, серые глаза, морщины, прорезающие лоб. В эти мгновения она преобразилась в красавицу. То ли такой ракурс, то ли дело было в ее заинтересованности, а может, образ изменили длинные волосы, выбившиеся из скучного «конского хвоста», растрепанные, раскиданные по плечам. Или же свет и тень удачно расставили акценты. Кира сейчас казалась таинственной принцессой. – Знаю. Он приезжал недавно к Борецкому. У меня на него есть отдельная папка. Зовут, кажется, Иван Успенский. – Нет. Его зовут Виктор Кучик, и я его ищу. – Кучик по моей базе точно не проходил. Я бы запомнила такую фамилию. – Мне очень нужен этот Успенский. У вас есть адрес, где он остановился? Кира энергично закивала и тут же в расстройстве скривила губы: – Только я не могу его дать без санкции моего приора. – Санкция будет. Я достану, – пообещал Костя. Теперь он знал, чего просить у Амгалана. Кира рванула обратно в горком, а Костя не торопясь, наслаждаясь вкусом, доел лапшу, приготовленную на уровне хорошего ресторана, и лишь затем отправился в отель. По пути он написал Данзару все, что думает о его сводничестве, и попросил прислать материалы по делу Степана Борецкого. – Да они там совсем очумели?! Костя первый раз услышал, как командор вышел из себя. Пока Костя рассказывал о своей поездке, Амгалан Тумэнович молчал, но когда узнал, что его сотрудника просто выпроводили за дверь, не сдержался. – Кажется, да. – Костя говорил тихо, так, чтобы не услышали ни с балкона, ни из коридора. – Это еще не все. Самое важное я узнал позже, когда пообщался с одной девушкой, кандидатом в Орден. Мы с ней на одних экспресс-курсах были, помните, вы меня туда отправляли? – Говори. – Кучик здесь. Но местный приор наверняка не даст санкцию на то, чтобы я к нему съездил. Потому что Кучик под вымышленным именем приехал к Борецкому, а Борецкий – монах Будды будущего, а с сангхой приор связываться боится. – Будет тебе санкция. От регионального приора, – мрачно пообещал Амгалан. – Жди, я перезвоню. В трубке раздались короткие гудки, и Костя нажал отбой. В том, что у него будет санкция, он не сомневался. Вопрос только, когда. Сколько времени занимает обращение к региональному приору? Час? Сутки? Неделю? Есть человек, который знает это наверняка. – Что там у тебя с Борецким? – спросил вместо приветствия Данзар.