Часть 29 из 40 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Веди, – приказал Костя Кире. Ему сейчас было плевать на обеих. Его интересовал только Кучик.
По скрипучей лестнице они поднялись на второй, деревянный этаж и позвонили. За ободранной дверью переливчато заверещало, но ни шагов, ни каких-либо иных звуков не послышалось. Они снова позвонили и снова подождали минуту, слушая сначала лишь трели звонка, а затем тишину.
– Может, он вышел?.. В магазин или еще куда… – растерянно предположила Кира.
– Вышел?! В магазин?! Ваша служба безопасности чем вообще занимается?! – рявкнул Костя.
Кира побледнела и сжала губы.
– Мне сказали, что он там. Но круглосуточное наблюдение у нас только за самим Борецким, не за его клиентами.
– Просто великолепно! – выкрикнул Костя. После всех этих разговоров и выяснения отношений с горкомом он и так был на взводе, а тут еще провал с Кучиком.
На шум из квартиры напротив вышла пожилая женщина лет семидесяти в плаще, накинутом на домашний халат.
– Вы к кому? – поправила она пучок седых волос.
Костя мгновенно взял себя в руки и даже попытался улыбнуться.
– Я к знакомому приехал, Ване Успенскому. Он мне диктовал этот адрес, но что-то его дома нет…
– Иван Ильич? Да съехал он уже, а за квартиру уплатил до конца месяца. Не знаю теперь, можно ли ее уже заново сдавать или подождать, вдруг вернется.
– Не знаете, куда он уехал? – спросила Аня. – Мы надеялись застать его дома…
– Ой, милка, не знаю. Он мне записку сунул в почтовый ящик, мол, Катерина Степанна, уехал я, извини, что не попрощался лично, но тороплюсь.
– Когда это было?
– Дык вот в понедельник. Или во вторник? Нет, точно в понедельник, мне пенсию как раз принесли.
Костя прикинул даты: три дня назад, в день, когда украли кармограф. Похоже, Кучик действительно ищет прибор или даже уже нашел…
– А у него в Москве друг умер… – продолжила Аня. Соседка заохала:
– Да за что ж ему такое! Сюда приехал к умирающему брату, там друг умер. Ох, тяжко-то как! Может, он и уехал в Москву?
– А брат тоже умер? – Костя очень боялся спугнуть соседку, но не хотел упустить шанс выведать у нее побольше.
– Наверное, раз Иван Ильич уехал. Делать-то ему тут, видать, нечего стало. То все расспрашивал меня, как ивановские реинкарнаторы работают, приезжают ли на вызов или надо в дацан ехать. Я так поняла, у братца прописки-то нашей нету, вот Иван Ильич и суетился. Ну успокоила его, рассказала, что приезжает служба-то даже к тем, кто без прописки.
– Спасибо, Катерина Степанна! Квартиру, значит, сдаете? А то мне, может, придется в Иванове задержаться… А уж если Ваня тут жил, значит, место неплохое.
– Сдаю, милок, сдаю.
– Почем?
– Недорого! Всего восемьсот в день. Другой такой цены не найдешь!
– Хорошо. Если Ваню не найду и останусь тут – приду, – пообещал Костя. В принципе, даже не особо соврал. Хотя в Иванове он не останется, ибо Кучик явно уехал из города. Вот только куда?
– Ну что, упустили ваши безопасники Успенского, – зло бросил он Кире на улице. – И я тоже упустил. И снова – ни одной зацепки!
– Ну одна есть, – тихо ответила Кира. – Борецкий.
– Она права, – кивнула Аня. – Раз Успенский приезжал к нему, значит, Борецкий может знать, куда Кучик уехал.
Глава 9
– Амгалан Тумэнович, нам нужен Борецкий, он – последняя возможность выйти на Кучика. Но члена Ордена он и на порог не пустит. Давайте обратимся за помощью в местную сангху? – Костя ходил по комнате отеля, прижав телефонную трубку к уху.
– Нет, к буддистам не суйся.
– Но, Амгалан Тумэнович…
– Нет.
Костя закатил глаза. Ну вот, еще один командор боится перейти дорогу сангхе. Доржиев не похож на Оболкина, а в этом вопросе ведет себя так же. Или перестраховывается? Боится, что о приборе Леона узнает кто-то вне Ордена? В памяти всплыли слова Туманова о том, что возможность стирать карму – это прямая угроза власти Ордена. Неужели Туманов прав?
– Борецкий – буддистский монах. Если в монастыре с ним поговорят…
– Костя, нет! Я запрещаю обращаться за помощью в любой монастырь или дацан!
Костя растерялся от такого приказа и замолчал. Других идей не было, так что он продолжал прижимать к уху трубку, но не знал, что сказать. Командор воспринял молчание по-своему и пояснил:
– Они нам не помогут. Не помогут, но будут использовать нашу просьбу потом, в своих целях. У нас не просто так принято соглашение о невмешательстве.
– Но Борецкий – их монах, и он вмешивается в кармический закон… Это же даже не наши дела, это их касается напрямую…
Амгалан на несколько секунд замолчал, а затем произнес совсем другим голосом, тихим и мягким:
– Я тоже был буддистским монахом. До двадцати двух лет. В Бурятии. А мой отец служил в том монастыре ламой. Потом он уехал в Питер и основал там дацан Гунзэчойнэй, может, слышал про это.
Слышал ли он? Да об этом вся страна слышала! То-то фамилия командора ему с самого начала показалась знакомой. Ну конечно! Тумэн Доржиев! Буддийский лама, ученый, общественный деятель.
– Я не думал, что вы сын того самого Доржиева… – ошалело ответил Костя. – У вас, наверное, отличные отношения с сангхой?
– Они меня вышвырнули из монастыря, – хмыкнул Амгалан. – Сказали, выбирай: ты или монах, или реинкарнатор. Многие священнослужители считают беспамятных людьми второго сорта. Якобы что-то с нами не так, раз мы не помним прошлую жизнь.
– А им не приходило в голову, что, может, у нас просто первая жизнь?
– Приходило. Но в ходе многолетних философских диспутов на эту тему они решили, что новички на Земле не умеют чуять смерть. А те, кто чуют… вроде как плуги у крестьян. Нужные и полезные, но созданные только ради одного, люди-функции. «Плуг» можно улучшать, совершенствовать, но бессмысленно пытаться вести его по Срединному пути. По этому пути нужно вести крестьян.
– Поэтому вы ушли из монастыря?
– Ну по большому счету выбора-то у меня не было. Мне, конечно, формально его предложили, но… как отказаться от дара? Это физически невозможно. Я просто пытаюсь объяснить, что понимаю сангху лучше, чем ты, и что нынешние соглашения появились не просто так, это зафиксированное на бумаге статус-кво.
– Я понял, командор, – кивнул Костя, хотя тот его не мог видеть.
– К Борецкому можно подобраться иначе. Ивановский горком, говоришь, следил не только за ним самим, но и за всеми его клиентами? Вот и попроси у них списки. Скорее всего, «с улицы» Борецкий не принимает, должен быть какой-то пароль или что-то такое. Узнаешь этот пароль – сможешь поговорить с ним самим.
Мысль о необходимости каким-то чудом уговорить клиента Борецкого сдать пароль вызвала легкую панику. Но за месяц, что Костя отработал в Ордене, ему уже пришлось сделать столько всего, чего он никогда не делал, что каждое следующее дело воспринималось проще. Да и некогда переживать и паниковать – надо срочно подобраться к монаху, пока и эта нить не оборвалась. Костю выводило из себя, что в последний момент у него все срывалось. На этот раз нельзя такого допустить!
Он набрал телефон Киры.
К вечеру она прислала всего одно имя. Из списков свидетелей, проходивших по делу Борецкого как вероятные клиенты, лишь Маша девяти лет от роду жила в Иванове. Ее папа владел гостиницей «Интурист», самой крупной в городе. С остальными клиентами поговорить было бы слишком затруднительно. Впрочем, и в отношении девочки могли возникнуть проблемы. Тяжелейший ДЦП с детства; она практически не ходила, но у семьи хватало денег и на хорошую коляску, и на няню, вывозившую ребенка погулять в парк. Осталось всего лишь подобраться к девочке так, чтобы няня или охрана не подняли шум, и убедить ее рассказать незнакомому мужику, как найти мошенника, которого она отмазала от полиции. М-да. «Всего лишь».
На совете трех – Амгалан Тумэнович присутствовал по громкой связи – решили, что идти к Маше нужно именно Косте, хотя Кира упирала на то, что ей с ребенком найти общий язык проще, а при виде мрачного двухметрового мужчины в черном пальто не то что дети, но и собаки попрячутся. Колесов с радостью спихнул бы на нее эту миссию. Рядом с детьми он чувствовал себя деревянным, не представляя, что делать и как разговаривать. Тут и со взрослыми непросто… Но Амгалан был непреклонен: если к Борецкому пойдет Костя, то и к ребенку идти ему же.
– Мы имеем право засветить лишь одного человека, – пояснял командор. – Во-первых, Киру могут знать как члена Ордена, и тогда операция провалится, не начавшись. Во-вторых, не исключено, что у бывших клиентов есть договоренности со своим спасителем, например, они докладывают ему о новых желающих стереть память. Если к ребенку придет женщина, а пароль произнесет мужчина, Борецкий может заподозрить неладное и разыграть ничего не понимающего дурачка.
Оба вынуждены были согласиться.
– А он меня не вскроет? – задал Костя вопрос, крутившийся в голове все это время.
– Если будешь вести себя как обычный клиент – не должен. Борецкий тебя никогда не видел, ты вообще впервые в Иванове, да и в Ордене недавно. Практически нет шансов, что он тебя знает, – заверил его командор.
– Нет, я не этого боюсь. Вот он начнет мне стирать воспоминания… а их нет.
– Кость, – голос Амгалана Тумэновича показался отеческим, – во-первых, без аванса он тебе ничего стирать не начнет. Во-вторых… ты правда думаешь, что он на такое способен? Орден за ним больше года наблюдает и не нашел не то что доказательства, но даже намека на реальность этих уникальных способностей.
– Но что-то же он делает, раз к нему продолжают ехать страждущие!
О том, что наблюдает за чудотворцем не Орден, а ивановский горком, Костя решил не напоминать. В конце концов, это его личные, субъективные сомнения в качестве работы под руководством Оболкина.
– Что-то – наверняка делает. Вот заодно и узнаешь, что. Так близко к Борецкому из наших еще никто не подбирался. Твоя цель – хоть что-то разузнать у него о Кучике, но и методы работы этого скользкого типа нам тоже интересны.
Остаток дня придумывали правдоподобную легенду. Благо это оказалось не трудно: вряд ли Борецкий настаивал, чтобы клиенты подробно о себе рассказывали. Есть деньги – и ладно.
В итоге Костя превратился в Алексея Алексеевича Кондрашова, бизнесмена из Москвы. Якобы до него дошли слухи, что в Иванове чудотворец стирает воспоминания о прошлой жизни. Долго придумывали бизнес Кондрашову, ведь может так случиться, что разговор хотя бы на элементарном уровне придется поддерживать. Костя признался, что разбирается лишь в работе «скорой», чае и лошадях, так что новоявленный Алексей стал владельцем конного клуба. О его содержании, доходах и расходах Костя знал не многим меньше, чем Иван Викторович, уже лет двадцать владеющий клубом, конюшня которого стала домом для Пегаса. Иван Викторович даже звал Костю к себе заместителем, но для этого пришлось бы уйти из «скорой».