У осиного гнезда пошёл поосторожнее, следы на песке, конечно, оставлял, но старался идти тихо, слишком близко к бархану, где чернела нора, не приближался. И правильно делал. Ночь уходила, ветер стих, и осы уже были отчётливо слышны. Даже в тридцати шагах от норы. «Гудят, заразы». От осиного гнезда он повернул на север, к дороге. А там уже от пыли ничего не видно, вся дорога в квадроциклах и пеших людях. Утро, все спешат: кто на озеро, кто на барханы за саранчой и полынью. Геодезист на дорогу выходить не стал, а пошёл опять на восток, но только по барханам, чтобы видеть дорогу и не быть видимым самому. Он нашёл самый высокий бархан, с которого было видно дорогу, и уселся на песок, чтобы с дорог не было видно его. Закурил. Теперь нужно просто ждать. Скоро станет ясно, зря он всю ночь таскался по песку или нет. Он глядел на дорогу. Если вскоре на дороге появится одна Людмила с водой, едой и деньгами, то его опасения и приготовления были напрасны. А если нет… Он выкинул окурок. «Ах, Люсечка, Люсечка, кто же вы такая на самом деле?» Из дорожной пыли вынырнул мощный квадроцикл. Двое в седлах, двое в кузове. Все при оружии. Вывернул с дороги на юг, почти как раз в том месте, где Горохов дожидался утра. Геодезист поправил фуражку. Он, не отрывая глаз, следил за машиной. Квадр скрылся за барханами, его не было видно, но в рассветных лучах отлично была видна пыль, что шлейфом поднималась в том месте, где проезжал квадроцикл. У него не осталось ни малейшего сомнения, что эти бойкие ребята летят к сто шестому участку. «Эх, Люсечка, видно, не зря тебя торговка булками звала проказой. Кто же ты такая, Люсечка?» Всё, пришло время вскрывать карты. Он знал, что теперь он не отболтается, теперь им мозги не запудришь, теперь ему ни удостоверения, ни контракты с вододобытчиками не помогут. Два патрона в обрезе, четыре в револьвере и граната – это всё, что у него есть против четверых опытных людей. Против людей, у которых есть рации, многозарядное оружие и куча гранат? А возможно, ко всему прочему ещё есть и дрон с камерой. У него нет шансов. Вернее, не было бы, не подготовься он к их приезду. Горохов встал, влез на бархан, глядя в ту строну, в которую ехал квадроцикл, а потом быстрым шагом спустился и пошёл, пошёл на восток. Туда, в ту точку, в которой он сегодня уже был дважды. Пошёл, а потом и перешёл на лёгкий бег. Да, лучше делать всё побыстрее, ребята за ним приехали ловкие, быстрые. С такими не шути. Сейчас его волновал только один вопрос, нет, вернее, вопросов было много, но главным был один: есть ли у них коптер с камерой или нет? Глава 36 Если есть, то дело плохо, придётся от него прятаться. А попробуй спрячься от коптера в пустыне. Можно, конечно, его сбить, но это только если повезёт. Пробежав полкилометра, он снова вскарабкался на высокий бархан. Остановился. Нет, ребята ехали как раз к сто шестому участку, и как раз доехали. Он даже видел, как квадр мелькнул на одном из барханов на юго-востоке. Всё шло по плану. Главное – чтобы теперь они не останавливались. Теперь они должны были взять его след, что вел на запад, к городу. Ждать не стал, не такое уж большое расстояние было между ними. Ничего, они возьмут его след. Он быстро пошёл на запад, а потом опять перешёл на бег. Бегать в респираторе кому-то покажется пыткой, но он бегал так с детства. Без респиратора бежать нельзя, ты не протянешь и пяти километров, остановишься и начнёшь откашливаться, отхаркивая пыль, отвратную песчаную тлю и белёсых песчаных блох, от которой начинает мутить сразу, как только несколько этих микроскопических тварей попадает в «дыхалу». А к респиратору можно привыкнуть. Длинный-длинный вдох и резкий выдох. Длинный-длинный вдох, резкий выдох. Когда респиратор забивается, его выбивают прямо на ходу, стараясь не делать вдохов, пока он снова не окажется на лице. Сейчас бежать ещё легко, нет даже тридцати пяти, но когда днём температура переваливает за пятьдесят, тогда да, понадобится очень, очень много воды. Горохов оббежал длинный бархан, завалился на песок, стал вглядываться. Всё шло отлично, они шли по его утреннему следу, по тому следу, который он оставлял специально для них, шли как раз туда, где он собирался их встретить. И коптеров в небе видно не было. Всё шло так, как ему было нужно. Он вскочил и снова побежал на запад. Когда он оказался на месте, он ещё раз остановился, чтобы убедиться, что эти ловкие ребята идут в нужном направлении. Ему пришлось даже прибавить шага, так как они приближались к месту встречи быстрее, чем он рассчитывал. Это могло спутать ему карты, поэтому последний отрезок он уже бежал быстрее. И когда он, наконец, залёг на нужный ему бархан, до прихода квадроцикла оставалось не больше двух минут. Надо было отдышаться. Начинать дело, когда сердце так колотится, всё равно, что впустую тратить дорогие патроны. Теперь Горохов всё делал неспеша. Он достал флягу, неторопливо дыша носом, допил всю воду, что была в ней. Восстанавливал дыхание. Проверил патроны в обрезе, взвёл курки. Проверил патроны в револьвере, но в нём курок взводить не стал. Достал, осмотрел гранату, а затем достал главное своё оружие, то, на что он рассчитывал больше, чем на всё остальное вместе взятое. Вот оно бы не подвело, и тогда всё будет отлично. А они шли сюда, теперь он отчётливо видел пыль над барханами, которую поднимали колёса квадра. Они были близко, они чётко шли по его следу. «Молодцы, толковые ребята, быстрые». Он увидел их, когда до квадроцикла осталось не больше ста метров. «Бородатые? Офигеть, интересно, что же вам Люсечка такого сказала, когда травила вас на меня? Неужели рассказала, как я по её наводке банк ограбил?» Горохов поднял обрез. Нет, он не собирался убивать кого-то из них или даже ранить, с такой дистанции из обреза дробовика попасть очень сложно, ему нужно было кое-что другое. Он выстрелил на удивление удачно. Картечь взметнула песок в метре перед квадроциклом. Возможно даже, пара картечин попали в машину. Он тут же выстрелил ещё. Вернее, нажал на спусковой крючок, но вместо оглушительного и страшного хлопка услыхал сухой и хилый щелчок. Осечка? Осечка! Горохов быстро взводит курок, снова нажимает. Щелчок! «Ах ты, Коля-оружейник, тля ты песчаная!» Но и одного выстрела хватило, чтобы бородатые ребята на квадре заскочили за ближайший бархан. Геодезисту даже показалось, что он слышал шелест, это мощные траки квадра шелестели по грунту при торможении. Точно, они встали, остановились. Над барханом разков выросло пыльное облако. Нет, попадать он в них не хотел. Когда стрелял, он хотел, чтобы они остановились, а не пронеслись мимо нужного ему места на большой скорости. Горохов, не глядя, менял патроны в обрезе, глаз он не отрывал от более важных вещей. Очень жаль, что у него нет рации, он очень хотел бы знать, что у них там происходит. Больше всего он надеялся на то, что они сейчас рассредоточатся для обычного боя в пустыни, боя в барханах. Они всё знают, всё умеют, должны, должны рассредоточиться. Он опять взвёл курки. Так и есть, один из них выскочил из-за бархана, пробежал, чуть согнувшись, и спрятался за другим. Молодцы, молодцы. Всё делаете, как положено, как учили. Сначала рассредоточиваетесь, потом растягиваете фронт, определяя местонахождение противника, потом сжимаете с флангов, подавляя огнём, а потом подходите на бросок гранаты. Только вот одного вы не учли, ребятки. И вот теперь Горохов берёт главное своё оружие. Это не револьвер, нет. Это флакон инсектицида с некогда чёрной этикеткой с белым пауком. В детстве он даже боялся прикасаться к этому флакону, настолько страшен был этот паук, нарисованный на бумаге. Не без труда сворачивает крышку флакона, нюхает. Запах есть, но он не сильный, в нос не шибает, как должен. Инсектицид старый. Конечно, старый, судя по этикетке, ему куча времени. Горохов начинает выливать его на себя, тут жадничать или экономить нельзя, дело будет серьёзное. Он льёт его на фуражку, на пыльник, на перчатки на штаны. Особенно на пыльник, на плечи рукава. С осами шутки плохи, у них жала по сантиметру, пыльник для них не преграда. Наконец он отбрасывает пустой флакон. «Ну, ребята, вы рассредоточились?» Он поднимает дробовик и стреляет. Он стреляет не в небо, не во врагов, которых, кстати, и не видит даже, он стреляет в бархан, в песок. В тот бархан, на котором отчётливо видит чёрную нору. Если хочешь разозлить степных ос, ничего лучше придумать нельзя, как попытаться засыпать, обвалить их нору. Жакан ударил точно, чуть выше входа. Сверху на выход из норы посыпался песок. Маловато. Надо ещё, чтобы твари осатанели от злости. Он целится, жмёт на спуск. Щелчок! Осечка, да что такое! «У этого Коли что, каждый второй патрон с браком?» Он быстро взводит курок, снова целиться, жмёт на спуск. Выстрел. «У него капсюли дрянь». Картечь разметала песок вокруг входа в нору. Вот, это был хороший выстрел. Он видел, как почернели края гнезда, он не мог слышать, но отчётливо представлял, как воздух вокруг того бархана наполняется зловещим гулом. Рой выходил защищать гнездо. Он даже, кажется, видел тёмное облако, что начинало кружиться рядом с барханом. «Отлично, давайте-давайте, у вас будет много еды сегодня». Геодезист перезарядил оружие, сполз по песку вниз. Вот теперь главное – не попасть под пулю в течение десяти минут. Он огляделся, убедился, что рядом никого из врагов нет и, согнувшись, стал отходить на север, к дороге, внимательно оглядываясь на каждом шагу. Ему, вроде бы, послышалось, как кто-то заорал. Он даже приостановился. Очень хотелось бы, что бы этот звук не был желаемой иллюзией. Впрочем, почему иллюзия, осы разлетаются от гнезда метров на двести, сначала разведчики, они ищут врага, обидчика, а потом, когда находят, дают знать всем остальным. И минуты не пройдёт, как к тебе полетят осы солдаты. Если от разведчика ещё можно отмахнуться тряпкой, то, когда на тебя полетит десяток других ос, тут тебе уже ничего не поможет. Сухо хлопнул выстрел. Не рядом. Горохов упал на песок, осмотрелся. Нет, никого не видно. Выстрел был негромкий, далёкий. Это неспроста. Никто, конечно, не будет стрелять в ос, но люди делают много нелепых движений, когда сталкиваются с этим бичом всего живого в степи. Видно, до кого-то они уже добрались. Он снова встаёт и, пригнувшись, идёт дальше на север. Проходит сто метров. У невысокого бархана он останавливается, ложится на песок, поднимает голову и наблюдает. Отсюда ничего не видно. Ос с такого расстояния не рассмотреть, а ловкие мужики где-то там, за барханами. Со звонким жужжанием прилетает оса. Прилетела и, продолжая монотонно жужжать, повисла в воздухе в метре от него. Висела в одной точке, головой к Горохову. Висела так неподвижно, что её рукой, кажется, можно было коснуться. Висела – размышляла или принюхивалась. А он не шевелился, чтобы не провоцировать её. Она была так к нему близко, что он отчётливо видел в конце её противного тела серую иглу миллиметров в пять длинной, даже на вид эта игла была очень твёрдой. Он видел её не всю, геодезист знал, что половина этой неприятной иглы спрятана в неприятном теле. «Ну, ты что, дура, не чувствуешь, что ли, чем я облился?» Оса всё чувствовала, ближе она не подлетала. Провисев так не менее половины минуты, она, наконец, полетела на юг. Там для неё имелись более приятные цели. Когда оса улетела, краем глаза геодезист заметил движение. Он среагировал на движение, мало ли, может, это враг, угроза. Сначала, даже пригнул голову к песку. Но когда пригляделся – сразу успокоился. Прямо на него шел, вихляясь как пьяный, человек. Он перелез через высокий бархан, то и дело, отклоняясь всем корпусом назад, ноги его заплетались, его шатало из стороны в сторону. Горохова кусали осы. Один раз, совсем в детстве. Ну, тот случай он помнил плохо, его просто нашёл брат, с которым они в степи собирали кактусы. А вот последний раз, когда его укусила такая же тварь, какая только что висела тут перед ним, то он почувствовал, как ему не хватает воздуха. Боли не было, место укуса просто быстро онемело, а вот воздуха ему сразу стало мало. Хотелось делать и делать вздохи, делать глубокие вздохи, но это не помогало. Воздуха словно не было вокруг. И от ощущения, от страха, что ты задыхаешься, начинается быстро колотиться сердце. А потом без всякой причины твои руки тебя престают слушаться, а ноги слабнут и запутываются на ровном месте. Ты словно идёшь против сильного ветра, хотя воздух кругом неподвижен. Твоя рука даже не может поднять оружие или отмахнуться от снова кружащей вокруг тебя осы. У этого типа оружия не было, и он, раскачиваясь или зависая на месте с поднятой ногой, шёл на бархан, за которым прятался Горохов. Почти белый, новенький пыльник с карманами, полевая шляпа, респиратор, очки – всё у него было добротное, а из-под респиратора торчала чёрная, словно крашеная, борода. «Молодец, молодец, давай, давай, давай. Уже почти ушёл от гнезда этих тварей, тебе почти удалось… выжить». Горохов смотрел на него с интересом.