Часть 24 из 79 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Федякин покраснел. Он и в самом деле поступил именно так, и теперь большой бычок лежал в полупустой пачке «Примы».
— Спасибо, — поблагодарил Федякин начальника и взял сигарету.
— И мы, старики, тоже кое-что замечаем, — подмигнул Глотов.
Старлей сам прикурил и дал прикурить смекалистому курсанту.
— Благодарю.
— Ну а что «сыскачи» думают? — поинтересовался между затяжками Глотов.
— Да кто их знает?
— Может, кого-нибудь подозревают?
Федякин, глубоко затянувшись сигаретой, вдруг закашлялся, но тут же перестал.
— Вроде бы нет, — ответил курсант, — склоняются к версии самоубийства на почве, как вы говорили, хронической астмы. Возле окна как раз валялись пустые пузырьки от лекарств.
Глотов ухмыльнулся и подумал: «Тоже не хотят вешать на себя «висяк».
— Да, — вздохнул старлей, — хороша ложка к обеду… Ну а кого-нибудь из свидетелей допрашивали?
— Это которые на улице?
— Нет, тех, что во дворе были, соседей?
— Да дом-то почти пустой, — начал Федякин, — хотели дворника допросить, да он лыка не вяжет, пьян в дрезину.
— Дворника? — как-то странно произнес Глотов, с досадой вспомнив про эту «старую калошу».
— Да, — кивнул головой курсант.
— Ну ладно, Федякин, — бросил старлей, — ты ступай, а мне тут еще кое-что сделать нужно.
Глава 12
Михаил Петухов понял, что ему крышка, и светит ему ни много ни мало «вышак», ну, в крайнем случае тюремные нары до конца своих дней. И дернул его черт связаться с этой пенсионеркой!
Миха летел вперед, не разбирая дороги, придерживая под мышкой свой рабочий чемоданчик, который мешал ему, но бросить его (в данной ситуации вещественную улику) было невозможно. Пробежав по чердаку, Петухов спустился в соседний подъезд и бросился вниз по лестнице. Беглец слышал за своей спиной дыхание преследователя, он успел даже засечь его, рассмотрев в пробивающихся между щелей в драной крыше лучах солнца шустрого мента.
Миха был уже внизу на первом этаже, когда участковый спускался с чердака, и вроде бы можно было от мента оторваться, но только теперь Петухов понял, что он в западне, — во дворе стоял милицейский «воронок». «Что делать?» — лихорадочно размышлял сантехник, забыв на мгновение, что он работник ЖЭСа и у него есть ключ от подвала. Однако ключ не понадобился, дверь в подвал была открыта. Водопроводчик щелкнул включателем света. В темном помещении загорелась всего лишь одна лампочка.
— Твою мать! — выругался вслух сантехник в полумраке. — Вот она матушка-Русь… Всего и осталось-то — одна лампочка Ильича.
Шаги преследователя катастрофически приближались, и Миха вырубил одинокую лампочку. В отличие от мента он хоть как-то ориентировался в подземных коммуникациях и приблизительно представлял себе план подвальных переходов дома.
Петухов бросился бежать, выставив вперед руку, чтобы не расшибить в темноте лоб.
Однако вскоре он заблудился в дебрях подвальных отсеков и уперся в стену. Петухов остановился и, сдерживая дыхание, прислушался: слышны были шорохи, бульканье воды, писк крыс, но шагов преследователей Миха не услышал.
Решив, что в данный момент он в безопасности, а менты еще далеко, сантехник дрожащей рукой нащупал в кармане коробок спичек и зажег огонь. Глаза резанул яркий свет, и Миха на мгновение зажмурился. Когда глаза привыкли к свету, он обнаружил, что находится в небольшом тупичке. Сантехник был слегка удивлен, потому что по плану здесь не должно быть преград. Зажигая новые спички, он обогнул стену, вышел из тупика и направился вперед, бросая заинтересованные взгляды по сторонам: создавалось впечатление, что он попал в подземный город с довольно чистыми коридорами и отсеками.
Сомнений не было, Петухов попал в какой-то странный лабиринт, которого не было ни на одном чертеже в документации ЖЭСа. Миха перестал жечь спички, решив приберечь их, и задумался. Он кое-что слышал от своего учителя, старого еврея Якова Абрамовича, о том, что где-то под землей существует другой город, скрытый от посторонних глаз и живущий по своим законам. Миха не придавал значения рассказам старого еврея, но теперь эти сказки, кажется, становились реальностью…
Беглец споткнулся о что-то тяжелое, но мягкое, чуть было не упал, однако удержался на ногах, ухватившись за стену. Что-то щелкнуло, и загорелся свет. От неожиданности у Петухова чуть не случился инфаркт. Миха стоял в просторном полуразрушенном коридоре, который тянулся в длину метров на тридцать. По сторонам от него отходили не менее десяти ответвлений.
В помещении стоял зловонный трупный запах. Петухов бросил взгляд под ноги на предмет, о который он споткнулся… и в ужасе замер. Его прошиб холодный пот, сердце, казалось, остановилось, а ноги сделались ватными. Перед ним лежал полу съеденный труп: голова и грудь…
Глава 13
Глотов был не на шутку обеспокоен и, набирая номер телефона шефа, слегка нервничал. Трубку долго не поднимали, но наконец послышался знакомый голос его начальника.
— Слушаю вас.
Глотов откашлялся:
— Это я, Глотов.
— А, старлей, — весело произнес шеф, — ну, как твои дела?
Участкового удивило приподнятое настроение начальника.
— Да как вам сказать…
— Опять тянешь кота за хвост, — пожурил подчиненного начальник.
Глотов вздохнул поглубже:
— Пенсионерка Лефтова, про которую я вам сегодня докладывал, выбросилась из окна.
— Что?! — раздалось в трубке.
— Да.
— Да это же ЧП, — недовольно пробубнил шеф, — ты понимаешь, Глотов, что это пятно!..
— Понимаю…
Воцарилось молчание.
— Самоубийство? — коротко спросил начальник, и в его голосе Глотову послышалась надежда на утвердительный ответ.
— Все так думают, — промямлил Глотов, — но…
— Что но? — насторожился босс, но не закончил фразы. На его рабочем столе зазвонил второй телефонный аппарат. — Секунду, — приказал он подчиненному и снял трубку…
* * *
Трехэтажный мат лавиной обрушился на бедного служаку, он стоял бледный, как полотно, обливаясь холодным потом и с дрожью в коленях.
— Я тебя, крысиная морда, самолично скормлю твоим сородичам, — орал в телефонную трубку Барон.
— Объясните, в чем дело?
— Это ты, сука, объясни мне, — за что я тебе деньги плачу?!
Голос стража порядка задрожал:
— Я не знаю…
— Так я знаю! Дело завалить хочешь? Подставить меня?!
— Нет, никогда…
Офицер никак не мог понять, в чем его обвиняют.