— Что делать-то, мужики? — услышал я голос Ивана. Он был в отчаянии. — А что тут сделаешь? Завтра официальная выемка, — сказал второй голос. — Акты попадут к нам в отдел. И всё. Никто ничем не поможет твоей Веронике. Как минимум, это условный срок. Попрут из комсомола с треском, из технаря. Это сто процентов. Глава 7 Пятница, 12.02.71 г. Святославская городская больница. — Но она же не виновата! — воскликнул Иван. — Суд разберется. — Я бы не был так уверен, — возразил второй голос. — Что написано пером, не вырубить топором. Я заерзал в койке. Вот почему Вероники не было сегодня. У неё проблемы и, как я понял, большие. Говорилось про выемку документов, похоже на что-то экономическое. Хищение? Подставили девку? Мозги заработали, привычно анализируя информацию и прикидывая варианты. Во мне проснулся аудитор. Я сам не заметил, как повернулся к присутствующим лицом. На меня никто не обращал внимания. У Ивана было два посетителя. Молодой парень в гражданке и парень постарше в милицейской форме. — Вань, ты меня с первого класса знаешь. Мы с тобой выросли вместе, — умоляющим голосом проговорил молодой парень в гражданке. — Брата моего ты тоже с детства знаешь. Мы всегда с тобой один за всех и все за одного. Вань, но тут ничем нельзя помочь. Иван молча сидел, свесив голову. Я сел на своей койке. Мне было жаль Ивана. И его бестолковую Веронику тоже жаль. — На кого она учится? — спросил я. — А ну, скройся! — цыкнул на меня молодой посетитель. — Я помочь хочу! — с вызовом огрызнулся я. — Не лезь не в свое дело, мелкий! — присоединился второй визитер. — Пашка, займись своими делами, не до тебя сейчас, — хмуро сказал Иван и снова заговорил со своими знакомыми. Да, блин, тяжело быть в теле подростка. Да еще и в Советском Союзе. Никто тебя всерьез не воспринимает. С другой стороны, их тоже понять можно. Дело серьезное, а тут какой-то сопляк-школьник встревает. И тем не менее, матерый дядька-ревизор внутри меня кипел и с трудом держал себя в руках. Я сдержался, не начав хамить им в ответ и начал прикидывать, как все же заставить их себя слушать. Ничего путного на ум не шло, кроме как сыграть на отчаянии и отсутствии у них какого-либо плана действий. — Вам что, жалко рассказать? — вновь встрял я. — Что вы теряете? У меня идея есть неплохая. Не понравится, отстану. — Пацан, последний раз предупреждаю, скройся с глаз! — рявкнул один из визитеров. — Даже не выслушаете что ли? — Ну все, надоел! — двинулся в мою сторону тот, что помоложе. — Ладно. Понял. Ухожу. Не хотите, как хотите, — сказал я и шустро выскочил из палаты. Погуляю пока, потом может с Иваном удастся поговорить один на один. Его знакомые явно не намерены церемониться с неизвестным зеленым пацаном. Прошелся по больнице, рассматривая стенды и плакаты в коридорах. В который раз поразился тому, насколько давно все это было. Вроде и вспоминается, но как что-то нереальное. Сознание отказывается поверить, что это на самом деле со мной происходит. А еще приводила в смятение гамма противоречивых чувств, которые я испытывал. К радости от того, что попал фактически в счастливые детские годы, да еще и в молодое тело, примешивалась едкая горечь от осознания того, что буквально через пару десятилетий случится перестройка, и все полетит в тартарары. Так, в раздумьях о жизненных перипетиях, пролетели минут сорок. Наконец, в окно больницы я увидел, как уходят посетители Ивана. Можно было возвращаться в палату и попытаться разузнать подробности произошедшего с Вероникой. Надо только как-то ненавязчиво себя повести, — подумал я, — пусть Иван сам разговор заведет. Зайдя в палату, я молча лег на свою койку и принялся внимательно изучать потолок. Как я и рассчитывал, Иван был на взводе от полученных новостей и молчать долго не смог. — Ладно. Что там ты говорил про какую-то идею? — не выдержал он. — Реально что-то придумал? — Может быть, — ответил я, садясь на кровати, — это кто были? Я имею в виду, тот, что в форме понятно, а вот второй, он из ОБХСС? — Ага, — ответил Иван. — Мне сначала побольше информации надо, чтобы понять, сработает ли. — Откуда тебе вообще знать, что в таких ситуациях делать? — снова взялся за прежние разговоры Иван. — Ты же пацан еще! — Слушай, что ты теряешь? — сказал я как можно более нейтральным тоном. — Не понравится идея, пошлешь. — Хорошо, и правда, ничего не теряю, что тут теперь уже поделаешь. Хоть какой идее рад будешь, — с горечью сказал он. Так что ты хотел узнать? — Так на кого Вероника учится? — быстро повторил я вопрос, пока Иван не передумал. — На товароведа, — не поднимая головы, ответил он на мой вопрос. — В чём суть? Можешь кратко еще раз рассказать? — обратился я к собеседнику. — Завтра выемка будет проводиться в рамках предварительной проверки? Или уже возбуждено уголовное дело и на Веронику уже собран какой-то материал? — Предварительная проверка, — удивленно ответил мне Иван. — Откуда информация, что Веронику подставили? Документы кто–то видел? — Да, была возможность. А ты откуда слова-то такие вообще знаешь в школе??? — Вот тебя это реально сейчас интересует, или будем твою девушку от тюрьмы спасать? — огрызнулся я. — Девушку спасать! — покорно кивнул Иван. — Что там конкретно? — Прошлым летом была списана партия сахара-песка, пятьдесят мешков, две с половиной тонны. Хищение на две тысячи триста пятьдесят рублей, значительный размер. Составлен акт, что мешки водой залило, так как крыша протекла. Подписантов трое, в том числе Вероника. Она у Цушко практику проходила и на лето к нему же и устроилась. В январе он опять десять мешков гречки списал: мыши съели и кот обоссал, которого завели, чтобы с мышами бороться. У Вероники там преддипломная практика сейчас. Ее один из моих сослуживцев опросил сегодня предварительно. Она много еще чего рассказала, по мелочи, но это всё так, ерунда. Потянет только на смягчающие в суде, — он махнул рукой с досадой. — Эх, если бы она летом сразу к нам пришла! — А, кстати, почему не пришла? — уточнил я. — Чем объяснила? — Что не поняла сперва ничего, — рассказал Иван. — Потом начала догадываться, но сомневалась. Цушко хитрый. Чужими руками жар загребает. А сам похищенную социалистическую собственность на рынок в Брянск свозит. — Наверняка, еще и запугал девчонку, — предположил я. — Ты поспрашивай у неё. Если он ее шантажировал подписью в том акте, это тоже как смягчающее можно использовать. — Хорошо, поговорю. — Короче, всё дело в акте, который завтра будет изыматься со всем остальным. Так? — Так. — Других компрометирующих ее документов нет? — уточнил я. — Нет. — Выемка где будет производиться? Что это, магазин? Склад? — Торговая база. — Может, сжечь её нафиг? — предложил я. Иван посмотрел на меня, как на полоумного. — Не, жечь нельзя, — ответил он. — Там же сторож. — Хорошо. Сторожа жечь не будем, — рассмеялся я. — А если серьёзно, как далеко ты готов зайти, чтобы Веронике помочь? Иван молчал и смотрел на меня каким-то непонятным взглядом. Я понял, что вишу на волоске. На дворе ведь семидесятые. Самый что ни на есть махровый социализм и люди, которые искренне верят в идеалы и светлое будущее. А тут я задаю непонятные вопросы. Я напрягся слегка, но потом решил, что, если что, все смогу списать на свой возраст и полученную ранее травму. Мол, неуравновешенный подросток, что с меня взять. — Был однажды такой случай, — начал я, — читал где-то. Наблюдала милиция за одним спекулянтом. Схему аферы поняли, доказательств вагон собрали, выемку делали по всем правилам. Чтобы спекулянт никак не мог выкрутиться. А тот давай из себя Невинность разыгрывать, да я не я и хата не моя. Выемка была большая, материалов изъяли много. А везти не на чем. Спекулянт такой, смотрите, какой я честный: следствию помогаю, предложил операм своё авто, чтоб выемку до отдела довезти. А тем делать нечего, не на себе же тащить. Набили они коробки с документами спекулянту в машину под завязку. И тот повез. А на ближайшем светофоре из машины дымок повалил. Что-то там в машине, мол, неисправно было. Коротнуло. Полыхало так, что ничего спасти не удалось, ни авто, ни документы. Сам спекулянт еле выскочить успел, дверцу в машине заело. — Когда, говоришь, этот случай был? — переспросил Иван. — Да, не важно. Давно. Идея понятна? — спросил я, многозначительно глядя на него. — Короче, — начал рассуждать Иван. — То, о чем ты говоришь, должностное преступление. Так поступать нельзя, неправильно это. Но с другой стороны, если ничего не сделать, то невиновного накажут, а настоящий преступник на свободе останется. Он еще немного посидел молча, о чем-то раздумывая про себя. Я не вмешивался. — Я попробую уговорить коллег отложить выемку хотя бы на неделю, — наконец решившись на что-то, сказал Иван. — Посмотрим, что можно сделать. Попытаться исправить ситуацию обязательно надо. Выйду из больницы, что-нибудь придумаю. — Я тоже так думаю, — сказал я Ивану. — Такое спускать с рук этому Цушко никак нельзя. Да и Веронику очень жалко. Ей этот случай всю жизнь испортит.