— О, Пашка, привет, — подлетел ко мне какой–то парень. — Ты Конан Дойля дочитал? — Нет еще, — ответил я. — В больнице лежал. — Ну, ладно. Читай. Не заиграй только, — попросил меня этот парень. — Конечно, не волнуйся, — заверил его я в своих честных намерениях. — Кто это? — спросил я Славку, усаживаясь на первую парту в среднем ряду, которую он мне показал кивком головы. — Лёха Мужицкий, — ответил Славка. — Мы с тобой с ним в футбол играли когда-то в школьной команде. В класс вошла, семеня ножками, учительница с пучком на голове. Лет ей, на мой взгляд, было около пятидесяти. Фигурой она была похожа на бочонок. Роста маленького. В руках журнал. Такая смешная, черные туфли на каблуках на её пухлых ножках были очень похожи на копытца. — Кто на двойки написал последнюю самостоятельную по физике, бегом переписывать, — распорядилась она, усаживаясь за свой стол у окна перед левым рядом. — Это Кириешка, русский-литература, — прошептал мне сидевший справа Славка прямо в ухо. — Классная наша. Я повернул к нему голову и кивнул, типа понял. В класс вошла Юлька и, улыбаясь, села за мной. Я повернулся к ней боком, поздоровался, спросил, как дома дела. Я сидел спиной к двери, не видел входящих. — А физры сегодня не будет что ли? — услышал я знакомый голос. В класс вошел Полянский. За ним вошла Диана. Они сели за разные парты. — Полянский. Во-первых, доброе утро, — отозвалась Кириешка. — А во-вторых, ты персонально можешь идти побегать вокруг школы все два урока. Толку от твоего нахождения в классе всё равно не будет. Что это она так? Я оглянулся на Полянского, он, как ни в чём ни бывало, усаживался на последнюю парту в нашем ряду. — Герасимович. — переключила Кириешка своё внимание на только что вошедшую в класс девчонку, идущую к своей парте. — Что у тебя на голове? Ты всю галантерею скупила и сразу надела? Что там такого у неё на голове? Три заколки. Одна побольше и две маленьких. Это слишком много? А как надо? С бантиками ходить? Я в недоумении взглянул на Славку. Он развёл еле заметно руками, типа, да, у нас так. А как у нас было, вот совсем не помню. Скорее всего так же, но меня, видимо, это не интересовало — девчонок учителя гоняли, и что мне с того? В класс вошла ещё одна девчонка. Совсем светлая блондинка. Ни бровей, ни ресниц не видно. Глаза светлые. Бледная, как моль. Беднягу еще и фигура подвела: абсолютно прямоугольное туловище без каких-либо намёков на грудь, бедра или талию. Единственным её украшением была толстая коса, уложенная вокруг головы, как у Юлии Тимошенко. — Белова, — обрадованно подскочила к ней Кириешка. — Ты опять с нимбом на голове? Что ты всё прихорашиваешься? Красивее всё равно не станешь. Я обалдел от такой беспардонности. Разве так можно? В классе повисла тишина. — А вот это сейчас было грубо, — вырвалось у меня. — Ивлев, — соизволила обратить на меня внимание «богиня педагогики», — ты что-то сказал? — Сказал, что это было грубо, — ответил я. — Ты может, меня поучить хочешь, как надо? Я подумал, что если уж вписался, то отступать нельзя. — Наоборот. Хочу у вас поучиться, — ответил ей я. — Могли бы вы пояснить, какое качество или навык вы хотели выработать в ученице последним вашим замечанием? На педагога хочу пойти учиться после школы. Вот, методы ваши изучаю. Вдруг пригодятся. Кириешка немного подвисла, растерянно глядя на меня и пытаясь уловить намек на издевку. Я уверенно изображал заинтересованность, стараясь не переигрывать. В итоге классная не посчитала нужным мне что-то объяснять, но по её взгляду я понял, что с экзаменами у меня будут проблемы. Кириешка развернулась и пошла к своему столу. — Ну ты даёшь, — шепнул мне Славка, ткнув локтем в бок. Класс опять наполнился живыми звуками. Прозвенел звонок. — Достаем экзаменационные тетради, — сказала Кириешка. — Вспоминаем склонение имён и фамилий. Кто повторял? Кто расскажет? Особые случаи. Нерусские фамилии как склоняются? — Какие это не русские? — вальяжно развалившись на задней парте, спросил Полянский. — Украинские, еврейские, — ответила Кириешка. — А еврейские это какие? — опять спросил Полянский. — Которые заканчиваются на -цкий, — безапелляционно заявила Кириешка. — Ха, Мужицкий, — воодушевился Полянский. — У тебя еврейская фамилия. — Да, еврейская, — подтвердила «богиня педагогики». — Это неверная информация, — не выдержав, снова встрял я, стараясь говорить как можно более нейтральным тоном. — Это совершенно нехарактерно для еврейских традиций. Сложно представить, чтобы еврею по каким бы то ни было причинам дали такую фамилию. Класс зашушукался. А Кириешка, уставившись на меня, спросила: — Ивлев, может, ты, в таком случае, нам назовёшь еврейские фамилии? — Легко, — я на секунду задумался, — Ватман, Кульман, Айсберг, Шниперсон, Трахтенберг. Класс засмеялся. Так-то зря я начал. Это она точно запомнит и, судя по первому впечатлению о ее натуре, будет мстить. Но, блин, как мужику в моем возрасте сидеть школьником и безропотно слушать всякий бред? — Уж от кого-от кого, а от тебя, Ивлев, я такого не ожидала, — заявила Кириешка. — Ну, извините, — развел я руками. Дальше я сидел тихо, сдерживаясь и стараясь не отсвечивать. Буду воспитывать силу воли — хватит привлекать к себе ненужное внимание. Экзаменационной тетради у меня с собой не было. Наверное, дома где-то валяется. Вообще, идея неплохая: в общих тетрадях на 96 листов они навырезали закладки на тридцать билетов, как в записной книжке алфавит. По три листа на билет. На уроках записывали туда вопросы из билетов и подробно разбирали ответы. Потом дома повторяли. Я полистал Славкину тетрадку. Двадцать один билет из тридцати они уже прошли. На уроке Кириешка заново начитала материал по двадцать второму билету. В этот момент у учеников работает слуховая память. Они записывают в свои экзаменационные тетради весь этот материал. Это работает механическая память. Потом дома будут перечитывать, повторять. Это будет работать зрительная память. При таком подходе, хочешь — не хочешь, а материал выучишь, хоть одна из трёх видов памяти да сработает. Хотя, что-то я сомневаюсь, что дома кто-то повторяет. Материал Кириешка давала доступно, просто, без лишней демагогии. Я понял, что получаю удовольствие, слушая внятные, логичные пояснения по теме билета. При этом информация была очень подробной, вопросы рассматривались глубоко, без упрощения и сокращения материала. При всех ее тараканах, учить она умела! Даже не верится, что через какие-то 30-40 лет все поменяется разительным образом. Я с содроганием вспомнил, как в прошлой своей жизни по просьбе соседки пытался помочь ее сыну с одной темой по физике и был очень сконфужен тем, что поначалу даже не мог понять, что написано в учебнике, почему приводятся именно такие примеры и где вообще хоть какие-то выводы по материалу главы. Здорово намаялся я тогда и уйму времени убил, пытаясь сначала найти в интернете более-менее внятные данные по теме, потом систематизировать эти данные, убирая лишнее и логически структурируя, а после уже объясняя тему соседскому пацану. И как вишенка на торте был финал всей этой истории, когда на следующий день соседка сказала мне, что сына ее вызвали к доске и в итоге поставили очень низкую оценку, потому что он отвечал не так, как в учебнике. Сейчас же я снова оказался там, где школьные учебники выполняют именно ту функцию, для которой и были когда-то задуманы — учить. Я немного оптимистичнее стал смотреть в будущее. Шансы хорошо сдать этот экзамен у меня есть. Прозвенел звонок. Мы с Юлькой и Славкой вышли в рекреацию. Встали у окна. — Ты бы сильно с Кириешкой не бодался, — посоветовал мне Славка, какая головой. — Это точно, — подтвердила Юлька. — Она злопамятная. Из класса вышла Белова, подошла к соседнему окну и тихонько уставилась в него. — Ну, а что делать? — спросил я. — Молча слушать, как эта тумбочка на ножках людей унижает? Белова услышала и рассмеялась. — Точно, тумбочка! — зло сказала она. — А ты её не слушай, — обратился я к ней. — У неё свои какие-то комплексы. Она свои проблемы за твой счёт пытается решать. Не давай ей такой возможности. В рекреацию вышел из класса Полянский. — О, Трахтенберг! — увидел он меня и направился к нам. Одноклассники рассмеялись. Только этого не хватало. Интересно, а какая у Пашки была кличка до этого? — А чего ты такой довольный, Полянский? — спросил я его, когда он подошёл ближе. — У тебя тоже фамилия еврейская, если следовать логике Кириешки. Думаешь -ский и -цкий сильно отличаются? — Да пошёл ты, — ответил он мне. — Трахтенберг. И пошёл прочь с гордым видом. — Вообще-то, у меня бабка Домрацкая, — сказал я, подмигивая Беловой, прислушивавшейся к нашему разговору. — Что бы это значило? — Еврей ты! Вот, что это значит, — рассмеялась Дианка, подошедшая сзади. Она встала с нами рядом, за ней подошла Герасимович. Разговор сразу затих. Повисло напряженное молчание. Обе девушки и Полянская, и Герасимович похожей комплекции: стройные, фигуристые, выше среднего роста. Дианка брюнетка, Герасимович шатенка. Обе яркие, с длинными волосами. Худенькая угловатая Юлька смотрела на них враждебно. Белова старалась слиться со стеной. Похоже, обе подошедшие красотки понимали, насколько выгодно они смотрятся на фоне остальных девчонок класса и малость зазвездились. Не знаю кого как, а меня их самолюбование только насмешило. Осанка королевы, взгляд богини. Ещё бы мозги к этому. Захотелось наступить им на хвост. Я обнял за талию Юльку, подтянул к себе за руку Белову и также обнял. — Девчонки. Давайте, уговаривайте Славку, — я подмигнул другу, — пойдём сегодня в кино.