— Нашёл. Я его у ваших соседей бросил с перепугу, когда Винтика первый раз увидел. — Да, Винтик, он такой, — ответила, усмехаясь, Марина. — Демьян Герасимович, мне бы справку в школу, — жалобно попросил я. — А то завтра на занятия не пустят. — А как Ваше самочувствие, молодой человек? — поинтересовался Демьян, разглядывая меня хитро прищуриваясь. — Есть какие–нибудь жалобы? — Есть, Демьян Герасимович. Времени катастрофически не хватает, — поделился я наболевшим. — Целый день как белка в колесе и никуда не успеваю. — Это куда же Вы не успеваете? — заинтересовался врач. — Да, хоть бы, на стрелковые курсы. На вождение тоже. С парашютом хотел прыгнуть, но об этом даже не заикаюсь, пока. С девчонками в кино сходить некогда. Да, что там кино? В баню никак не дойду. — Ну, на баню время не найти, это постараться надо, — рассмеялась Марина. — Ну согласен. Это я приоритеты неправильно расставил. Исправлюсь. — Это чем же Вы так заняты каждый день? — спросил меня Демьян Герасимович. — Школа, подработка, общественные дела. — Что за общественные дела? — В поход идём с ночёвкой в эту субботу-воскресенье, — гордо объявил я. Доктора рассмеялись. — Ладно, напишу я тебе справку, — пообещал Демьян. — Погуляй минут пять. — Конечно. А мне сказали одноклассник мой в больницу попал, Миша Кузнецов. К нему можно? — Можно, — ответила Марина. — Он в хирургии, в той же палате, что и ты лежал. — Спасибо, — я поспешил выйти из приёмного. Знакомым маршрутом я быстро дошёл до своей бывшей палаты. Там я, честно сказать, растерялся, так как не сразу признал в жестоко избитом парнишке своего одноклассника. По всей верхней части лица у него растёкся огромный чёрный припухший синяк. Опухшая верхняя губа была зашита несколькими швами и густо замазана зелёнкой. Я догадался, что это он, только потому, что остальные больные в этой палате были взрослыми дядьками. — Мишка! Это ты? — не мог я поверить своим глазам. — Как же тебя угораздило! — Привет, — не шевеля губами сказал он, протягивая мне руку. — О, да, здорово, — спохватился я. — Наши все передают тебе привет. Как ты? — Нормально. — Нос сломан? Или обошлось. — Сказали, горбинка останется. — Шрамы украшают мужчину, — попытался пошутить я. Разговор не клеился. — Мы в субботу в поход собираемся с ночёвкой, — вспомнил я. — Опять Полянский водяры с собой наберёт, — хмыкнул Мишка. — Поход, это же как рыбалка, — поддержал тему я. — Куда же без водяры? Главное, чтобы его нести не пришлось. — Бросьте его в лесу, если сам идти не сможет, — сказал серьёзно Мишка. — Какой ты кровожадный, — усмехнулся я. — Тебе надо что-нибудь? Ты говори, я ещё приду. — Дядьку моего можешь убить? — зло процедил Мишка. — Ты не спеши его убивать, — воспринял я всерьёз его слова. — Мне тут мать с бабкой рассказали, как у вас тогда всё получилось. Если бы не дядька твоего отца порешил, то отец бы вас всех. И мать твою, и вас, детей малых. Говорят, дурной батя твой был, как выпьет, так за ружьё всё хватался. Ты сам-то ничего не помнишь, как вы тогда жили? — Почему не помню, помню, — задумался Мишка. — И что? — Ну, не очень весело было. — И всё? — удивился я. — Мать у тебя героиня, если у тебя после такого детства в памяти осталось только «не очень весело». Мишка удивлённо взглянул на меня. — Причём тут мать? — спросил он. — Говорят, как батя твой гулял, так вся улица каждый раз на ушах стояла. А ваша мать, получается, принимала на себя все неприятности семейной жизни. Вас, детей своих, ограждала от неприятностей. Сколько лет твой дядька отсидел? — Восемь. — Нам сейчас шестнадцать. Значит, когда всё случилось, тебе уже восемь лет было, взрослый уже был, всё помнить должен. А ты ничего плохого не помнишь. Значит, что? — Что? — Оберегали тебя взрослые от своих проблем. — Может быть, — задумчиво проговорил Мишка. — Как в доме какой скандал, мать или дядька нас сразу к соседям оттаскивали. Там у них бабушка Зоя была, так она нам с Кирой всё сказки читала и Ляльку нянчила. — Вот. И получается, — подвёл итог я, — что дядька вас тогда защитил от вашего буйного папаши. А в итоге, восемь лет за это отсидел. Сейчас он вышел, молодой ещё мужик, а все на него смотрят косо, ни жениться нормально, ни на работу приличную с судимостью не устроиться. Мишка молча сидел, опустив глаза в пол. Юношеский максимализм не позволял ему признать, что у каждой медали, как минимум, две стороны. — Мне надо бежать, — сказал я, подавая Мишке руку на прощанье. — Выздоравливай. Я зайду ещё как-нибудь. Он встал, провожая меня. Молча пожал руку. Я слегка загрузил его сегодня. Ну, пусть поразмышляет. Жизнь сложная штука. Надо было бежать на базу. Пообедать я не успел. Надеюсь, Настя не успела все баранки схомячить. Я уже выходил из больницы, как услышал сзади: — Ивлев, ты куда собрался?! Я оглянулся. В дверях приёмного стояла Марина Карпова. Блин, я же справку в школу забыл взять. Я трусцой пустился к Марине. — Я под таким впечатлением от вида бедного Мишки, что забыл про справку, — воскликнул я, изображая растерянного подростка. А то сейчас передумают меня выписывать. — На, держи свою справку, — подала мне неказистую записку Марина. Ну, какая есть, главное, печать доктора стоит и ещё какой-то слабо читаемый треугольный штамп. Я искренне поблагодарил Марину и попрощался. На базу я с обеда, всё-таки, немного опоздал, хотя часть пути реально бежал, насколько хватило дыхалки. Я с ходу присоединился к Насте и, когда вскоре мимо прошли Цушко с главным контролером, я с умным видом изображал кипучую деятельность, типа, я минут пятнадцать уже как на месте. До конца дня мы медленно, но уверенно добрались до рублёвых товаров. Мы порядком устали и присели на стеллажи передохнуть. Я взял у Насти из рук список. До его конца оставалось ещё полторы страницы. — Теоретически, мы могли бы за завтра проверить всё, что осталось. — сказал я, разглядывая оставшиеся позиции. — Но всё это не имеет никакого смысла. — Здрасте. Это ещё почему? — с возмущением спросила Настя. — Потому, что часть товара в мешках. А мешки мы не вскрываем, содержимое их не проверяем и не взвешиваем. — А зачем их вскрывать и взвешивать? — недоумённо спросила она. — На этикетках же всё написано. — Что мешает переклеить этикетки, или поменять их местами? Например, рис и перловку наощупь через мешок не различишь. Поменять этикетки местами и считайте свои мешки хоть усчитайся. Главное, крупы подороже сходятся. А до перловки черёд, может, и вообще никогда не дойдёт. — Ну, ты наговоришь, — задумчиво сказала Настя. — Да, ладно, ладно, — испугался я, что она начнёт проявлять в работе неосмотрительное рвение. — Раз такая проверка всех устраивает, то ладно. Не нам с тобой эту систему менять. — Почему не нам? — спросила она серьёзно.