— Поэтому. И ещё потому, что не женское это дело, с кем-то или чем-то воевать. — Ну, вот ещё. — она вздорно дёрнула головой. — Гаврилина, ты где? — услышали мы мужской голос и тут же из-за стеллажей выглянул второй контролёр, парнишка лет так до тридцати, светло-русый, коротко стриженный, среднего роста, коренастый. — Ну что, всё пересчитали? — Потёмкин, вот ты никогда не думал, какой профанацией мы тут занимаемся? — ответила ему Настя вопросом на вопрос. — Ты чего, Гаврилина? Какой профанацией? — Ну, вот, мы тут делаем вид, что что-то считаем, — раздражённо пояснила она. — Что с тобой? — Потёмкин озабоченно смотрел на Настю, потом перевёл взгляд на меня. — Устала может, — пожал я плечами. — Или голодная. — Ничего я не устала, — возмутилась девушка. — Я говорю про то, что в нашей работе нет никакого смысла. — Ну, что ты, Гаврилина, у нас замечательная работа, — возразил ей Потёмкин. — И правда, — поддакнул я. — Ездите по разным местам, кошмарите рабочий люд, сами ни за что не отвечаете, ничем не рискуете. Везде вас как дорогих гостей встречают, и накормят, и напоят, и с собой презентов дадут. Мечта, а не работа. Потёмкин повернулся ко мне и уставился в упор. — Я не понял, — с вызовом заговорил он, делая шаг в мою сторону, — это ты сейчас кому это говоришь? И кто ты такой, чтобы говорить так? Тебе сколько лет? Молоко еще на губах не обсохло, а взрослых учит, как жить. — Хватит, Влад! — прикрикнула Настя на Потёмкина. — И Павел прав насчёт нас. Потёмкин сделал вид, что коллега его интересует гораздо больше, чем я, отвернулся от меня, взял Настю под локоток, развернул и повёл от меня прочь, что-то втирая на ходу. Настя ещё слишком молода, с обострённым чувством справедливости. Зря я её накрутил. Начнёт ещё правду искать и тёплого местечка лишится. Будем надеяться, Потёмкин убедит её и дальше плыть спокойно по течению. Я пошёл в сторону кабинета Цушко. Там уже стоял Вася-негр. С его слов заведующий с главным контролером закрылись в кабинете. Подошла Никифоровна. — Парни, машина была с товаром после обеда. Я приняла, но водитель торопился, вон, у входа всё свалил. Надо по местам всё разложить. — Ревизия же, — возразил я. — Наверное, нельзя смешивать снятые в начале ревизии остатки и новые поступления? — Не умничай, — буркнула Никифоровна, постучала в дверь кабинета и не дожидаясь ответа, распахнула её. В кабинете глава проверяющей комиссии укладывал деньги в свою рабочую папку на молнии. Много денег. Когда дверь открылась, он вздрогнул от неожиданности. Поворачиваясь к нам, он взмахнул рукой с открытой папкой и все купюры вылетели из неё, взлетели высоко в воздух и медленно падали, устилая собой пол кабинета и стол Цушко. Надо отдать должное и Цушко, и контролёру, ни один мускул не дрогнул на их лицах. Спокойно, деловито, как ни в чём ни бывало, они начали собирать купюры. Никифоровна присоединилась к ним. Мы с Васей наблюдали весь этот сюр, стоя в дверях. Вася хотел было присоединиться к ним, но я остановил его. Пусть сами собирают своё бабло. Подошли Настя и Потёмкин. — Что здесь происходит? — тихо спросил меня он. — Деньги собирают, — также тихо ответил я, пожав плечами. Надо было видеть офигевшие лица Насти и Влада. Я не удержался и тихо усмехнулся. Никифоровна строго посмотрела в нашу сторону. Я отошёл от кабинета от греха подальше. Знали бы эти придурки, что спалились сейчас в присутствии штатного милиционера. Подумав об этом, я не выдержал и все-таки рассмеялся. — Ты чего? — подошёл ко мне Вася. — Ты не отвлекайся, иди купюры считай, — сквозь смех прошептал я ему. — А то что в рапорте писать будешь? — Подойди сегодня часам к десяти к Николаю Терентьеву, — попросил Вася. — Надо говорить: в десять совещание на конспиративной квартире, — улыбаясь, шёпотом поправил его я. Я чувствовал, что меня несло. Настроение скакнуло вверх. Надо бы успокоиться, а то эйфория — вещь опасная. Вася усмехнулся и вернулся к дверям кабинета. Я последовал за ним. На лицах младших контролёров до сих пор сохранялось выражение растерянности и удивления. Похоже, они догадывались о взятках, которые брал их старший. Но не об их масштабах. Даже Потёмкин был, мягко говоря, поражён. Видимо, получая сотни рублей отступных, Израйлич светил перед своей молодёжью какие-то копейки. Если вообще что-нибудь светил. Не факт. Может и вообще коробкой какого-нибудь зефира в шоколаде ограничивался. А сейчас ребята узнали правду. Интересно, что теперь скажет Потёмкин про свою работу? Глава 25 Четверг, 18.02.71 г. Торговая база. У кабинета Цушко. Почувствовав мой взгляд, Потемкин, наконец, опомнился, взглянул на меня и отвёл глаза, ни слова не говоря. Я посмотрел на Настю. Она была в оцепенении. Я подумал, что она может сорваться и устроить Израйличу истерику с разоблачениями и угрозами. И тогда точно останется без работы. Я подошёл к ней и, позвав с собой кивком головы ее коллегу, повёл Настю к Васиному столу у входа. Там где-то был электрический чайник. Сейчас напоим девчонку, успокоим. Потёмкин послушно пошёл со мной. Прежнюю строптивость он что-то утратил. Мы посадили Настю на место дежурного. Я открыл ближайший к Васиному рабочему месту шкаф. Там на одной из полок стояли несколько металлических кружек, банка растворимого кофе, сахар-рафинад в пачке, пачка индийского чая, банка сгущёнки. Вот, Вася запасливый. Только чайника я нигде не видел. Пока я оглядывался по сторонам, Настя начала отходить от шока. От поисков чайника меня отвлекли громкие всхлипывания вперемешку с икотой. Я оглянулся на неё. Глаза её наполнились слезами, она хотела что-то сказать, но не могла найти нужных слов. — Он… Как… Почему?.. — только и повторяла она. — Тихо, тихо, тихо, — начал я успокаивать её. — Сейчас чайник найдём, водички попьём. У Насти началась истерика. Её душили рыдания. Она расходилась всё громче и громче. Надо было что-то делать, чтобы она в горячке не наговорила своему начальнику лишнего. Я подхватил её под локоть и поволок на улицу. Потемкин понял меня и помог вывести её. Я схватил пригоршню снега и приложил ей ко лбу. Потом прикладывал снег к вискам. Девушка начала приходить в себя. Я вложил ей в руки снега и посоветовал приложить к щекам. Влад закурил и, нервно переминаясь с ноги на ногу, молча ждал рядом, пока Настя продышится. — Ну, ты как? — спросил я девушку. — Нормально, — пробормотала она. — Контролируешь себя? — уточнил я. Она кивнула головой. — Приглядывай за ней, — попросил я Потёмкина. — Пойду посмотрю, что там. И не думайте сейчас ничего предпринимать. Любое решение должно приниматься на трезвую и холодную голову. Потемкин кивнул. Я пошёл к кабинету. Навстречу мне шел главный контролер. Он попрощался со мной кивком головы. Я подошёл к кабинету. Денег на полу не было. Никифоровна и Вася стояли тут же. — Богдан Адамович, что, ревизия окончена? — спросил я. — Завтра не надо с утра приходить? — Не надо, — проворчал Цушко, кладя у всех на виду на стол обещанную мне десятку. Что это он перестал шифроваться? Решил, что мы и так уже видели ВСЁ? Вид у него был усталый и какой-то болезненный. — По домам? — спросил я, забирая десятку. Цушко мне в ответ только махнул рукой в сторону двери и обессилено опустился в своё кресло. Да. Воровство работа вредная. Нервная. — А мне на фасовку завтра приходить? — решил уточнить я. — Приходи, — ответил заведующий. Я взглянул на Никифоровну. Она стояла, покачиваясь взад-вперёд, заложив руки за спину, глядя в пол и поджав губы. Я так и не понял, что означает эта её поза. Я попрощался со всеми и поспешил домой. Гастроном закрывается в семь, я ещё успею купить бисквитно-кремовый тортик с белковым кремом. Как же я любил его в детстве!