— Гадать можно до второго пришествия, — оборвал меня Иван. — А кстати, какое сегодня число? — 11 февраля. — Семьдесят первый год? — Ну а какой же? — Я так, уточнил просто. — Завтрак! — послышался в коридоре зычный женский голос. — О! Поедим! — обрадовался я. — Пойдемте? — Куда? — хором спросили Митрич и Иван. — На завтрак. — Сиди. Сюда принесут, — осадил меня дед и сел в кровати. Он вообще мало ходил. Видимо, лиса его сильно потрепала. Я ждал, сидя на кровати и нетерпеливо потирая руки о колени. Вскоре дородная высокая хохотушка, похожая на Нонну Мордюкову, в белом халате с темной косой, торчащей из-под белой косынки, вкатила в палату двухуровневую тележку, похожую на сервировочный столик на колесиках. На тележке сверху я разглядел разваренную гречневую кашу в мисках из нержавейки. На втором уровне стояли кружки, накрытые подносом с хлебом. На каждом ломтике хлеба маленький кусочек масла. — Проголодались?! — громко спросила буфетчица. — Налетай! С её появлением как будто ураган в палату ворвался. Хохотушка проворно расставляла нам миски с кашей и кружки по высоким табуреткам у изголовья коек. Потом положила каждому на кружку ломтик хлеба с маслом. — Приятного аппетита! — хохотнула она и скрылась в коридоре со своей тележкой. Я был очень голоден. Жидкая каша закончилась быстро. Ложки у меня не было, и я кашу просто выпил и вылизал миску. Чай я выпил еще перед кашей, так как не пил со вчерашнего вечера. Дожевывая несчастный ломтик хлеба вместе с кусочком масла, я огляделся вокруг. Митрич, заметив мой голодный взгляд, предложил мне свою кашу, так и стоявшую нетронутой на его прикроватном табурете. — А ты? — спросил я его для приличия, находясь на низком старте у своей койки. Митрич только махнул рукой. Вторая тарелка с кашей продержалась чуть больше, её я вылизывал уже не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой. Сложив пустые миски одна в другую, я, наконец-то, заметил, как переглядываются Иван и Митрич. — Аппетит хороший. — с усмешкой сказал Иван. Мне было всё равно. Утолив голод, я почувствовал острое желание взять под контроль свою новую жизнь. Я подсел к Ивану. — Как думаешь, долго мне здесь ещё торчать? — спросил я его. — Если бы ты мог мне объяснить, по какой причине вчера с моста сиганул, я бы знал, что тебе ответить, — сказал он серьезно. — А так, пока мы не выясним, что тебя заставило это сделать, будешь сидеть здесь. — Но почему? Я же не собираюсь повторять попытку. — Это ты не помнишь ничего. А если вспомнишь? — А если не вспомню? — А не важно! Причина никуда не делась. Ты просто о ней забыл. Выйдешь из больницы, она сама о себе напомнит. И опять — здравствуй, мост. — Логично, — ответил я. — Хотя, нет! Сейчас я уже, наверное, смог бы разобраться с любой проблемой. — Да что ты, — язвительно ответил Иван. Я не обиделся. Учитывая, как я сейчас выгляжу, это действительно прозвучало самонадеянно. — Мне кажется, не обязательно именно в больнице отсиживаться. Думаю, дома тоже безопасно. Вряд ли причина там. — С чего ты взял? — Ну, ты видел мою матушку? Она классная. — Ну, не знаю... Я махнул на него рукой, вернулся на свою койку и попытался уснуть. Ночь была суматошной, я не выспался. Я задремал, мне приснилась матушка улыбающаяся, добрая и ласковая. Не успел я насладиться своим сновидением, как в палату шумно вошла целая врачебная делегация. Утренний обход, догадался я. Пока я спросонья протирал глаза, доктор Юрий Васильевич, стоя у койки пострадавшего от любовника жены Петровича, докладывал другому престарелому доктору об утреннем происшествии. Старичок доктор напомнил мне профессора Преображенского из х/ф “Собачье сердце”, очень похож. Он не спеша присел на стул, который ему предусмотрительно подставила Марина. — Как Вы, батенька, себя чувствуете? — спросил старый доктор Петровича, держа его за запястье. — Нормально, — ответил Петрович. — Прекрасно, прекрасно, — повторял старый доктор, слушая Петровичу грудь. А потом он распорядился перевести его в Терапию. — Хорошо, Демьян Герасимович, — ответила за всех Марина. Демьян Герасимович перешёл к койке Митрича и разговаривал с ним какое-то время «за жизнь». Потом он перешёл к Ивану и тоже обсуждал с ним «дела семейные». Посмотрев утром, как Юрий Васильевич кулаком реанимировал Петровича, я подумал, что старый доктор тоже не просто так с больными «ни о чём» разговаривает, он что-то для себя проверяет. Они тут приучены с любой проблемой справляться, как в анекдоте про русского космонавта, с помощью подручных средств и какой-то матери. Сейчас со мной будет говорить. Не спалиться бы, а то не выпишет. — Ну-с, молодой человек. Как у вас дела? — пересел Демьян Герасимович к моей койке. — Лучше всех! — как мог бодрее ответил я. — Прекрасно, прекрасно. А чувствуете себя как? — Тоже лучше всех. Домой хочу. — А что Вам дома делать? — К экзаменам готовиться. Десятый класс. — Прекрасно, прекрасно. А какие у Вас планы после школы? — Ещё не думал, может, в моряки пойду. — Прекрасно, прекрасно. Так, в каком году Вы родились? Подловил! Старый чёрт. А у меня ещё профессиональная деформация: считаю только с калькулятором. Как-то надо вычислить в уме, в каком же году я родился: 1971 минус 16 это 1971-10-6 это 1961-6 равно 1955. — В пятьдесят пятом, — медленно ответил я с заметной задержкой. Доктор всё это время не отрываясь смотрел на меня. Его хитрые глаза видели меня насквозь. Я смущённо улыбнулся и вскинул вверх руки, типа сдаюсь. — Прекрасно, прекрасно, — завёл было свою шарманку Демьян Герасимович и вдруг сказал: — Но в школу Вам ещё рано. — Да, я понял, — ответил я. Демьян Герасимович так по-доброму улыбнулся, что я даже не расстроился. Делегация направилась к выходу из палаты. Я переглянулся с Иваном, он развёл руками, типа, ну, не судьба. Ладно, буду пока лежать в больнице. Тут в палату одной головой заглянула девушка. — Привет! — широко улыбаясь сказала она. Ох, хороша, каналья! Наверное, как раз про таких говорят: кровь с молоком. Выше среднего роста, рыжая коса до пояса. Стройная, но при теле. Грудь, просто АХ. — О! Вероничка! Ты как здесь? — спросил заметно оживившийся Иван. — Земля слухами полнится, Ванечка! — игриво сказала она, вошла в палату, взяла стул у моей койки, оставленный после обхода, и уселась перед Иваном. — Говорят, ты вчера с Большого моста прыгал? Я во все глаза наблюдал за молодыми людьми. Вероника вдруг повернулась ко мне. — Это тебя спасать пришлось? — спросила она, с любопытством разглядывая меня.