— Как хочешь. Я не настаиваю, просто знай, что выслушаю в любое время, когда ты будешь готова. — Зачем тебе? — Разве не очевидно? — глаза напротив опоясались сеточкой морщин и засверкали иронией. — Вполне. Но я не пойму зачем столько усилий ради того, чтобы развлечься с приглянувшейся девушкой. Пётр не улыбался, теперь он меня гипнотизировал: — Почему ты решила, что я хочу развлечься? — А это не так? — я даже забыла о недавнем страхе. Он не ответил, только продолжал смотреть. Заёрзав и чуть не расплескав вино, я поскорее осушила бокал до дна. Знать бы ещё, что Петя хотел получить, если «развлечься» ему недостаточно? Ужин заканчивался в полном молчании. Я всё чаще налегала на вино, уповая, что каре из ягнёнка должно защитить от быстрого опьянения. Вы бывали в ситуации, когда хотели напиться и при этом старались не опьянеть? Противоречия запутали меня окончательно. — Сиди, я уберу тарелки. — Пётр поднялся, подхватывая посуду со стола. — Я помогу. — Подскочила вслед за ним, но коварное вино сделало своё дело. Я покачнулась и сразу плюхнулась обратно. — Упёртая девчонка, — рассмеялся надо мной Загороднев, — сиди уж, школьница. Сначала пить научись. — Я не школьница, и я не пьяная. Но он мне не ответил, а вскоре со стороны кухни послышался стук и звон посуды. Пока Петя отсутствовал, я осторожно переползла с кресла на диван и свернулась клубком, изредка позёвывая и прикрыв озябшие ноги полой халата. Мой ритм жизни никогда не был таким сумасшедшим, разве только во время сессий в университете. А если Гера мешал спать по ночам, то после его отлучек на работу, я по-хитрому отсыпалась днём, нагло пользуясь его отсутствием. — Ну нет, так не пойдёт, спящая красавица. Мне нужна компания, а не сопящий бурундук под боком. — Петя! Да сколько можно, — сонливость пропала за мгновение, я даже приподнялась, чтобы демонстративно нахмурить брови и отстоять свою принципиальную позицию, — я не бурундук, не школьница и не пьяница. А через один взмах ресницами мои губы накрыл нежный, сладкий поцелуй с тонкой ноткой красного вина. Получала я в браке с Подольским простейшую нежность от обычных поцелуев? Вот уж вряд ли, Гера никогда не отличался терпеливостью. Чтобы дождаться от него мягкости, следовало сначала пережить бурю, и только после можно было рассчитывать на телячьи нежности. «Убирайся из моей головы, козёл», — Бывший не слышал, только я. И оттого сильнее вжималась грудью в Петра, который ничего не знал о мысленном жужжащем рое в моей голове и наверно радовался, что растопил ледышку. Может стоило добавить огоньку в нашу возню? У Пети наверняка было много разных женщин, гораздо опытней меня. Вряд ли мужчина его возраста получит удовольствие от неумехи. Но целовался он восхитительно. Если представить, что мои пальцы играли с шевелюрой Геры, ммм… Невольный стон вырвался из самой глубины груди, и я едва не согнулась пополам от сильнейшего возбуждения. Цепляясь за мужские плечи, крепкую шею мне хотелось большего. Испытать силу, жажду, нетерпение. Ощутить такой напор, когда уверена, что сдохнешь если не подчинишься и не примешь в себя того, кто нуждался в тебе не меньше, кто мог разорвать, если не раскроешься перед ним и не докажешь своё желание. Но всё было не так. Не те плечи, не тот запах, нет агрессии, нет давления, нет пожара. Это не Подольский. Но до чего ласково и вкусно, ммм… Интересно, какие поцелуи мне нравились больше, когда мужской язык врывался, словно брал штурмом вражеский корабль, или когда оплетал, дурманил и тонко намекал на страсть. Наверно и те, и другие, в зависимости от… — Ми-ра, — Петя застонал, прижимаясь к моему лбу своим, и прервал волшебный поцелуй, — ты думаешь так громко, что я практически слышу твой голос. — Ничего я не думаю, — недовольно заворчала, облизывая губы. Мне нравился вкус Загороднева с винной ноткой. Но он ведь не мог читать мысли, нет? — Твоя ложь лишь подтверждает, что я прав. Заруби себе на носу, что врать мне бесполезно. Я прекрасно чувствую, когда женщина целует меня, а когда думает о чём угодно, но не обо мне. Пётр откинулся спиной на диван, пристроил затылок на подголовнике и закрыл глаза. По моему лицу снова пополз жар, и я потёрла кончик носа. Совесть начала подгрызать изнутри. Я подобралась к Петру под бок, и он тут же обернул вокруг меня руки, делясь теплом. Воодушевлённая тем, что он вроде не обижался, пристроила голову на его груди, вслушиваясь в стук сердца. Почему, когда я слушала сердцебиение Геры, то моментально расслаблялась. Моё сердечко приноравливалось к его ритму либо частило, но лишь от радостного воодушевления. И всякий раз меня накрывало уверенностью, что всё будет хорошо. Мы были вместе, это ли не главное? Сейчас же мне приходилось воевать с собственным напряжением. Мужские пальцы оглаживали моё плечо, но тело скручено морскими узлами. — Бушующая, исступлённая любовь не способна к созиданию, ей предначертано разрушать. Тишину вспорола фраза, которая в мгновение ока разогнала алкогольный морок в голове. Глава 18 О, жизнь без завтрашнего дня! Ловлю измену в каждом слове, И убывающей Любови Звезда восходит для меня. Так незаметно отлетать, Почти не узнавать при встрече. Но снова ночь. И снова плечи В истоме влажной целовать. Тебе я милой не была, Ты мне постыл. А пытка длилась, И как преступница томилась Любовь, исполненная зла. То словно брат. Молчишь, сердит. Но если встретимся глазами Тебе клянусь я небесами, В огне расплавится гранит. А. Ахматова, 1921 — Чем сильнее человек влюблён, чем неистовей его страсть, тем желание обладать и поглотить другого человека становится непреодолимым. — Ты про что? — Я притихла, не понимая куда мы свернули и чем мне грозила неизвестность за углом. Голос Петра изменился, стал глуше и будто скрипучей. Он полулежал рядом со мной на диване, но создавалось впечатление, что мыслями витал где-то далеко. — Все мечтают о любви: большой, чистой и светлой. Люди думают, что стоит им познать её, как они станут самыми счастливыми, обретут святой грааль достигнув заветной цели. Ты прошла через это. Отрицать бесполезно, Мира. При желании любой человек считывается через взгляды, жесты, непроизвольную мимику. Просто мало у кого возникает желание пробраться в мысли другого. Современные люди привыкли ковыряться в самих себе, ублажая эгоизм. Мне не нужно расспрашивать, чтобы понять — тебя любили, ты любила, но всё закончилось плохо. Кипящие эмоции всегда будут искать выход. Накал страстей не может приумножаться в человеке до бесконечности. Критическая точка наступит рано или поздно. И выход эмоциональной лавы вовне предопределён. Другое дело, когда мы встречаем, так называемую, вторую половину. Влюбляемся. Отдаёмся во власть романтических эмоций. И человек уже не один, их становится двое. С каждым днём внутренняя чувственная буря взращивается, щедро подпитываемая возлюбленными, их испепеляющей страстью, жаркими словами вперемешку с признаниями и клятвами. Вся эта мешанина переливается из одного влюбленного в другого, если переполняется одна половинка, то избыток принимает другая и наоборот. Госпожа Любовь отвечает паре взаимностью, она тоже мечтает соединить два сердца, которые искренне тянутся друг к другу, желая стать одним целым. Время идёт, казалось, будь их отношения исключительно плотскими, то уже перегорели, изжили себя. Но даже плоская шутка о непредназначенности заставляет влюблённые сердца испытывать муки страданий и вместе с тем верить и желать обладания любовным граалем. Любовь вторит двум половинкам, надёжно укрывает чувственным покрывалом, показывая, что только с ней — Любовью — эти двое обретут то желанное, о чём когда-то мечтал каждый из них по отдельности, но что они открыли и обрели друг в друге, и теперь не могли расстаться. Прощание им чудилось преддверием ада. Тогда как простые объятия с любимым раскрывали ворота в рай. И госпожа Любовь, видя их взаимную тягу и влечение, даровала им любви ещё больше, ещё и ещё. Ты замечала, что чувственных эмоций не бывает много? Тебе ведь не приходило в голову сказать любимому: всё, достаточно, я не хочу твоих поцелуев, перестань меня обнимать или ты слишком сильно меня любишь, не мог бы ты любить чуточку меньше. Влюблённых двое, все испытываемые парой эмоции и чувства делятся на два. Тем удивительно, что в какой-то день для одного человека из двух, взаимной любви становится слишком много. Ему ни с того ни с сего начинает казаться, что возлюбленный ограничивает, давит, требует с избытком. Он пытается сопротивляться непонятному давлению и отвоевать дистанцию, которую сам же когда-то разрушил. Сложно восстановить то, чего нет. Два человека вросли друг в друга. Добровольно согласились быть вместе, осмысленно отказались от своего «Я», чтобы взамен обрести «Мы». «Я» исчезло, его больше нет. Теми людьми, какими они были до появления «Мы», им тоже не стать. Если одна из половинок противится и больше не желает быть частью, казалось бы, прекрасного и естественного целого, то «Мы» заболевает. Поразительно, не находишь? Сначала восторгаться ожившей мечтой, считать её благословением свыше, носиться как с чашей Грааля, а после тяготиться… «Мы» покрывается сетью мелких трещин, и с каждым днём сопротивления они неуклонно разрастаются. Постепенно первая половинка всё чаще задумывается: возможно заветная мечта, поначалу казавшаяся таковой, никакая не мечта, а скорее ошибка или недоразумение. Этой половинке кажется, что где-то по земле возможно ходит истинный избранник, который ждёт и грезит о воссоединении. И если половинка избавится от удушающих отношений, то наконец обретёт истинное счастье и подлинное единение с другим человеком. Которое откроет новые горизонты, и дарует истинные чувства, ещё более сильные. Что совсем неудивительно, ведь если первые отношения служили источником небывалых эмоции, о чём заблудший человек до сих пор не забыл, оказались не истинной любовью, то стоит ему воссоединится с тем, кто, как он думает, доподлинно предназначен судьбой, значит обретёт невиданное, всеобъемлющее и всепоглощающее счастье. Заблудшая половинка надеется, что новые отношения сполна удовлетворят его алчные потребности, утихомирят вину за отмирающие первые чувства, вознесут на небывалые высоты удовольствия, помогут забыть совершенное предательство, которое даже не считает таковым. Разве можно осуждать стремление отыскать и познать истинные чувства, несравнимые с суррогатом, каким бы страстным он ни казался поначалу. Теперь же первые отношения иначе чем суррогатом не назовёшь. Они оказались подделкой, ничего не стоящей пустышкой. Если бы чувства были настоящими, то они никуда не исчезли, ведь так? Только что делать второму человеку… Который абсолютно и твёрдо убеждён в том, что отношения были настоящими, искренними. И его чувства по сей день продолжают оставаться именно такими. Госпожа Любовь всё также щедро одаряет его, требуя отдачи. И человек начинает думает, что возможно он чего-то недодал, не показал, как сильно любит, уделял недостаточно внимания своей половине. Тогда он бросается любить и выражать свои чувства ещё яростней и неудержимей, ведь если того, что он делал раньше недостаточно, значит отдавать нужно больше. И он действительно даёт, ибо сама Любовь продолжает щедро раздавать дары; предназначенное для двоих теперь в изобилии выливается на него одного. Но вот парадокс — чем больше человек отдаёт любви другому, тем больше его любовь становится не нужна. Ибо тот, кто посчитал первую любовь ошибкой, закрылся от неё навсегда. Отрёкся. Ему невдомёк о последствиях или попросту плевать. Да и когда возможные последствия волновали человека, вступившего на охотничий путь в стремлении догнать и заполучить истинную любовь. Знаешь, я думаю, сама Любовь не может существовать без взаимности, так же, как и люди её испытавшие. Влюблённому нужна отдача, а Любовь требует отдачи от двоих. Только взаимности больше нет, отречение одного из них убило её. Одна половинка отказалась от своих чувств, вторая — взрывается от их переизбытка. Невозможно заполнять сосуд, предназначенный для двоих, не ожидая того, что излишек не перельётся через край, сметая всё на своём пути. Прогневлённая Любовь, обманутая в самых искренних, неподдельных чувствах, униженная, оскорблённая, она требует возмездия; и подвластная ей вторая половинка последует за ней. А уж если добавить неразумно провоцирующее поведение половинки-предателя… Тогда Мирушка, жди беды. Прежняя чистая любовь, отравляясь ядом ревности и переполняясь неудовлетворённостью, не получая ожидаемого эмоционального отклика от любимого человека, рано или поздно превращается в злобу, гнев и требует вернуть украденное или возмездия. К сожалению, возвращать больше нечего, любовь осталась у одного из них. Тогда открывается лишь один возможный путь — месть, в любом из её проявлений. Предатель должен быть наказан, чтобы второй смог пережить боль предательства, измены и лжи. Самоцелью становится уничтожение изменщика или чувств, что остались в обманутом. Или потребуются оба варианта. Но как ни крути, последствия фатальны… Когда Пётр замолчал, мне было тяжело оставаться недвижимой и безмолвной, приходилось сжимать пальцами горло, чтобы не завопить во всю глотку от услышанного. — С ума сойти, Петя… — слова застревали. Его история окунула меня с головой в собственную трясину обид, непонимания, неоправданного унижения. Я наблюдала за выражением его лица, но впервые глаза показывали пустоту. Ничего в них не отражалась, кроме грязного серого льда, испачканного временем, помутневшего от разводов, испещрённого рваными бороздами. Если он пережил всё, о чём говорил, то… — Я рассказываю не для того, чтобы тебя напугать, Мира. — Пётр прервал поток моих собственных жутких размышлений, вызвав тем самым волну благодарности, ведь пока говорил он — я не думала. — А чтобы предостеречь. За сильными чувствами всегда следует горе. Причины могут быть самыми разными: искушение деньгами, властью, соперницей или соперником, успехом, признанием. Не важно, что или кто послужит катализатором. Главное какова будет отдача. Если бы чувства не бурили горной рекой, спускаясь с самой вершины, набирая сумасшедшую скорость, перекатываясь через валуны и поваленные ветрами брёвна, не вписываясь в повороты играючи прокладывая новый путь. Рано или поздно обнаружив обрыв, своевольная река устремится вниз разрушительным, смертоносным водопадом, попав под который ничто не уцелеет, но разлетится на мелкие частицы, чтобы соединиться не в любовь, а в жажду мщения. Покуда спокойная река, вьющаяся голубой лентой по равнине, время от времени выходящая из берегов, неизменно возвращается к изначальному руслу. Безмятежная река не знает бурной, неистовой страсти, она не кричит громких слов о любви. Она тихо плывёт и позволяет плыть вместе с ней тому, кто захочет. Кто примет и поймёт её, поддержит, кто не станет чинить препятствий на пути. Она с благодарностью омоет своими спокойными водами и подарит прохладу исстрадавшемуся сердцу. Да, с ней не познаешь клокочущих чувств, но зато она сможет быть благодарной, верной и преданной своему партнёру. Ведь они устремятся в одном направлении, без резких поворотов рукавов, не встречая валунов и обрывов. Спокойная река подарит утешение, а не исступлённую страсть и безумную любовь. Просто помни, чем сильнее чувства, тем интенсивнее отдача и последующие несчастья. Даже то, что человек познал сумасшедшую любовь не даёт гарантии того, что эти чувства будут доступны ему вечность. После последних отзвучавших Петиных слов, я переключилась на размышления о реках, представляла шумный водопад с озёрной гладью воды внизу, по которой расползались круги, постепенно затухавшие ближе к берегу, извилистую реку среди шумливых ветрами лиственных и хвойных лесов, что угодно лишь бы не возвращаться к разговору. Я даже не подозревала насколько мужчина, не обязательно Пётр, мог быть поэтичной личностью. Всем известно, лучшие художники, повара, писатели, музыканты — мужчины. И только сегодня мне довелось оценить разницу. Оказывается, целеустремлённость и предприимчивость не препятствие к желанию реализовать душевный романтизм. Почему-то раньше я всегда разделяла понятия успешный-мужчина-бизнесмен и мужчина-романтик. По какой причине мной было принято за аксиому, что волевой, крепко стоящий на ногах человек не способен на возвышенное? Но пока я думала о стороннем, из моего рта вырывались любопытные вопросы, требующие прояснений: — Но не обязательно же, что сильные чувства заканчиваются горем. Люди, как и обстоятельства, разные. — Мира, наивное дитя. Все люди одинаковы до тошноты. Все подвержены одним и тем же страстям: алчность, корысть, в молодости добавляется разврат. Больше ничего нет. Всё остальное производные с причинно-следственными связями. Верность и преданность давно похоронены под завистью и злобой. Люди разучились служить благим целям и идеалам, низменное и ничтожное теперь в почёте. Сильных духом и чистых душою давно не встретишь. Если же таковой человек вдруг повстречается на твоём пути, то советую держаться за него всеми силами, потому как с большей долей вероятности, второго ты не встретишь. — Не знаю. Ты бы променял сумасшедшие чувства на, как ты называешь, спокойную реку? Смог без оглядок прожить, заведомо зная, что твой избранник тебя не воспламенит и не сгорит вместе с тобой? — А ты?