– Я вполне серьезно. Я представил, как эти закованные в железо грубые испанцы входят в Тлакскалу, или куда там они входили… И Кортес видит ее в первый раз. Вот как я увидел тебя тогда в «Доме с изразцами». – Ты удивился? – Я был потрясен. – И потрясаешься всякий раз, когда видишь меня? – До безумия. – Ты не просто глупый, ты еще и сумасшедший. Йунуэн покосилась на лодочника, который, надвинув шляпу на глаза, работал шестом и не прислушивался к их разговору. – Малинче решила следовать за этим чужаком, – сказала она вполголоса. – Говорить на его языке, стать его женой. А я ни за кем не следую. – Это пока. – Прошу тебя… Хватит говорить глупости. – Ты веришь, что она влюбилась в него? Йунуэн в раздумье прикусила нижнюю губу. – Не знаю, – наконец ответила она. – Увлеклась, по крайней мере… Наверно, на нее произвели впечатление эти странные бородатые люди, пришедшие из-за моря… – Она бестревожно взглянула на него. – Из тех же краев, что и ты. Ялик спугнул нескольких водоплавающих птиц, устремившихся к берегу. Йунуэн и Мартин молча смотрели им вслед. – Мексиканке нетрудно плениться тем, кто приходит издалека, – сказала Йунуэн. – Так ведь есть и англосаксы, которые теперь приходят с севера. – Они не здесь, не под кожей. – Она показала ему тонкие смуглые запястья, схваченные серебряными обручами. – Так, случайно встречаются… Наша кровь не узнает их. Мартин, неожиданно осмелев, наклонился и поцеловал запястья, которые она без всякой задней мысли протянула к нему. Нежное прикосновение, пленительный аромат. Губами он почувствовал под кожей удары ее сердца. Мгновение она была неподвижна, потом не отдернула, а медленно и плавно отняла руки. Снова покосилась на лодочника и взглянула на деревья, окаймлявшие канал. – Когда-нибудь ты уедешь отсюда, разве не так? – Мне незачем уезжать отсюда одному. Йунуэн внезапно сделалась очень серьезна. Отвела глаза и замолчала, а Мартин смотрел на нее как завороженный. Здесь, в этом месте, над которым не властны были ни время, ни ход истории, она казалась естественной частью первозданного пейзажа. Каким-то колдовским образом сплавляла воедино прошлое и настоящее. И это тревожило самые глубины его души: Мартин не знал, вправду ли он любит эту девушку или только думает, что любит, ее ли самое он любит или то, что символизируют ее глаза, порожденные смешением рас, и ее кожа медного оттенка. Ее кровь, бьющаяся в жилах, к которым он прикоснулся губами. И он не впервые чувствовал это. Иногда, просыпаясь посреди ночи в своем номере – после Хуареса он вообще стал скверно спать, – он думал, что любит не женщину по имени Йунуэн, а саму Мексику, воплощенную в ней. – Какое трагическое и удивительное время мы переживаем, правда ведь? – сказал он вслух. Она взглянула на него растерянно, непонимающе – что он имел в виду? Мартин с улыбкой пояснил: – Я о том, что один мир рушится, а другой возникает… Зарождается новая раса. Йунуэн, немного подумав, кивнула: – Есть множество причин ненавидеть испанцев, – сказала она, тоже улыбнувшись. – И чтобы любить их. Мартин значительно воздел палец: – Мне нравится это слово. – «Ненавидеть»? – спросила она с притворным простодушием. – «Любить». Йунуэн снова незаметно взглянула на лодочника. – Odi et amo[28], – сказала она шепотом. – Так написал один древнеримский поэт. – Ненавижу и люблю? – Да. – Мне тоже нравится эта формула. Катание завершилось. Лодочник причалил к деревянным мосткам, Мартин надел пиджак и шляпу, помог Йунуэн выйти на сушу. Они неторопливо двинулись по узкому берегу в сторону кафе, не держась за руки, а лишь чуть касаясь друг друга. Сердце у него от счастья билось учащенно. – Тетушка проснулась, – сказала Йунуэн. – И кажется, нашла себе компанию. В самом деле – под навесом из пальмовых листьев сидела донья Эулалия, занятая беседой с каким-то человеком в военной форме, в высоких сверкающих сапогах, с кобурой на боку; рука у него была на перевязи. – Какой сюрприз… Это Хасинто Кордоба. – Йунуэн повернулась к Мартину и сказала не без смущения: – Разве он не на севере, со своим полком? День померк в глазах Мартина. – По всей видимости, – с горечью ответил он, – он уже не там, а здесь. Они заказали тако с костным мозгом, жаркое из индейки с зеленым перцем, лимонад и мексиканское вино. Угощение пришлось по вкусу даже Мартину, которому присутствие капитана удовольствия не доставляло. А тот, не показывая, что заметил это, вел себя непринужденно и просто, рассказывал, как о чем-то незначащем, о боевых действиях на севере и о том, как получил пулю под Рельяно. После десерта дамы остались в тени в гамаках для лучшего пищеварения, а Кордоба раскурил сигару, и они с Мартином пошли прогуляться под деревьями по берегу озера. – Заметили? – Капитан глазами показывал на донью Эулалию и Йунуэн. – Они теперь совсем не такие пламенные сторонницы Мадеро, как месяца два назад, когда, как и все наши дамы, были без ума от президента. Теперь поостыли. – Каково положение на фронте? – осведомился Мартин. – Я человек военный, а потому мнение свое держу при себе. – Кордоба попыхтел сигарой. – Начальству видней. Или… не видней. – Мы же доверительно беседуем, капитан… Тот с наслаждением выпустил облако дыма: – Хасинто, Хасинто. – Так вот, Хасинто, мы с вами доверительно беседуем. И меня очень интересует именно ваше мнение. Капитан сердито дернул головой, поудобнее пристраивая руку на черную шелковую косынку. – Юг, можно считать, уже потерян для нас. Власть Сапаты уже не свергнуть, а всякого рода репрессии только приблизят голодную смерть. Что касается зверств… – Он замолчал и потом пожал плечами. – Я что-то чересчур разговорился. Одно скажу: я счастлив, что меня отправили на север, а не туда, где идет столь грязная война. – А что Паскуаль Ороско? – Он проигрывает. Верней сказать, уже проиграл. И скоро получит от нас все, что ему причитается. Ведет бои на выживание и в один прекрасный день перейдет границу. – Зажав в зубах дымящуюся сигару, он задержал взгляд на Мартине. – Так что скоро, полагаю, вы сможете вернуться на свою шахту. Сказано было не просто так, и инженер ничего на это не ответил. Они по-прежнему шли берегом озера, где на воде плавно покачивались разномастные лодки, а среди зелени стояли хижины из глины, тростника и камней. Было жарко, и оба ослабили узлы галстуков. – Видели ли вы генерала Вилью? – спросил Мартин. – Да, несколько раз. Его возвращение удивило всех. Мы считали его заурядным разбойником, обычным бандитом, а он, оказывается, умеет маневрировать и сражаться. В боях под Парралем, Тлауалило и Конехосом показал себя с наилучшей стороны. Прирожденный воин, подчиненные его обожают, и он поразительно держит их в узде. А «красных» ненавидит как никто. Пленных вешает и расстреливает, глазом не моргнув. Он снова неловко подвигал рукой на перевязи. За обедом, с которым он не мог справиться одной рукой, Йунуэн помогала ему, нарезая тако, и это не осталось незамеченным Мартином. Как и насмешка, блеснувшая в глазах капитана, когда их взгляды встретились. – Главная беда с Вильей в том, что он анархист душой и телом, воплощенный беспорядок. Он одновременно гений, действующий по наитию, и опасный негодяй. Войну ведет на свой лад, и нет никакой возможности ввести его в какие-то рамки. Приказы, если они ему не нравятся, он оспаривает или просто не исполняет, а генерала Уэрту посылает куда подальше. Рауль Мадеро, приехавший на фронт, только и делает, что пытается смягчить трения между ними. – В газетах были намеки на столкновения. Это правда? – Случались несколько раз. Сначала с полковником-артиллеристом Рубио Наваррете, хотя теперь они первые друзья. Еще рассказывают, будто в Рельяно после боя он чуть не насмерть пришиб подполковника Гарсию Идальго, начальника штаба Уэрты. Кордоба рассеянно провожал взглядом проплывающую мимо лодку. В ней сидело семейство – родители с несколькими шумными нарядными детьми. – Предполагаю, что между Вильей и генералом Уэртой добром не кончится. – То есть? Мексиканец ответил не сразу. Он все глядел вслед удалявшейся лодке. – Викториано Уэрта – из сонма вояк злопамятных и молчаливых. О нем идет слава, что он обид не забывает и не прощает. Держа сигару в зубах, он не сводил глаз с озера. Потом взглянул на небо, где в вышине собирались серые тучки, – казалось, это от них какая-то тень легла на его лицо. – Скоро будет дождь, – задумчиво пробормотал он. Потом вынул сигару изо рта и взглянул на Мартина так, словно только что вспомнил о его присутствии. – Надеюсь, вам не слишком помешало мое появление… Я только что приехал с севера, отправился навестить Йунуэн, а мне сказали, что она и донья Эулалия здесь, в получасе езды на трамвае.