– Причем со мной, – ядовито уточнил Мартин. – Да, так мне и сказали. С вами. По лицу Кордобы блуждала неопределенная и безразличная улыбка. Он выпустил облачко дыма и повернулся туда, где все еще предавались сиесте тетушка с племянницей. – Удивительно красива, а? Мартин сухо кивнул: – Без сомнения. – Восхитительна, даже когда ест истекающий жиром тако. – Да… Спору нет. – Как прокатились на лодочке? – Недурно. – Мне очень жаль, что я своим появлением омрачил вашу прогулку. С этими словами он пошел дальше под лучами солнца, проникавшими сквозь листву. Через миг Мартин догнал его. – Знаете разницу между «проиграть» и «не выиграть»? – вдруг проговорил капитан. – Вы умеете проигрывать, друг мой? Мартин не ответил. Он думал о Йунуэн, вспоминая, как она помогала Кордобе за столом. И как мексиканец взглянул на него. – Когда заживет моя рука, вернусь в полк, – продолжал тот. – Но до тех пор вам придется выносить мое общество. Мартин улыбнулся. Выносить общество этого человека было нетрудно: он чувствовал в нем одновременно и соперника, и сообщника. – И вашу бестактность, – добавил он. – Именно так, – улыбнулся капитан словно бы с облегчением. – У вас хорошая память. Они остановились под свисающими ветвями большой серебристой ивы, взглянули в глаза друг другу. – Как подвигаются ваши дела с Йунуэн? – спросил капитан. – Это, пожалуй, уже не бестактность, а дерзость. – Можете счесть ее таковой. Мартин сохранил бесстрастие: – Подвигаются естественным порядком. – Ну и ну… – Рука, державшая сигару, задвигалась, и в воздухе поплыли спирали дыма. – Какой расплывчатый ответ. Мартин подбородком показал на его раненую руку: – Мне кажется, что сегодня вы в образе воина-героя потеснили меня с занятых позиций. – О-о, как благородно с вашей стороны это признать. – Что ж поделать? – Ну, я был далеко, исполняя свой долг. А вы рядом и времени зря не теряли. Согласитесь, что это несправедливо. Так что моя простреленная рука в известной степени уравняла шансы. – Согласен, – безразлично ответил Мартин. Любезная улыбка офицера не вязалась с выражением его глаз, холодных и черных, как обсидиан. И в глубине их, предвещая беду, посверкивали искорки недобрых намерений. – С чем вы согласны? – С тем, что рано или поздно нам с вами придется выяснить наши отношения. Капитан приподнял руку на перевязи: – Думаю, недели через две. – Да… Через две недели. Нежданные встречи следовали одна за другой: очередная произошла в отеле «Гиллоу». Незадолго до полудня, когда на Мехико обрушился ливень, Мартин, стряхивая воду с плаща и шляпы, вошел в вестибюль. Сунул мокрый зонтик швейцару – и нос к носу столкнулся с Дианой Палмер. И узнал ее не сразу: она была в дорожном костюме, в шляпе и в наброшенном на плечи клетчатом плаще-макферлане. Следом два боя несли ее багаж – огромный баул и сильно потертый чемодан свиной кожи со множеством отельных наклеек. – О-о, какой сюрприз… Инженер… Мартин Гаррет, если не ошибаюсь? Он кивнул, вглядываясь в ее твердо очерченное, чуть костлявое лицо с большими глазами. Суховатая, лишенная всякой смазливости, какая-то мужественная привлекательность, отчасти смягченная тем, что сейчас Диана была слегка накрашена и не носила запыленных сапог, как в Сьюдад-Хуаресе. – Сеньора Палмер? Журналистка? – Она самая. Они протянули друг другу руки. Мартин – влажную от дождя, за что он извинился. Она, как всегда, – сухую и крепкую. – Прибыли или уезжаете? – учтиво осведомился инженер. – Только что приехала… Какое совпадение. Договорились через час выпить в баре по аперитиву. Мартин, пришедший первым, поднялся при ее появлении. Американка сменила дорожный костюм на простое платье из серой шерсти, в котором казалась еще стройней и выше ростом. Голова у нее была непокрыта, волосы собраны в узел, заколоты шпильками и черепаховым гребнем. Глаза были чуть подведены, но губы не тронуты помадой. Веяло от нее неназойливо-легким, трудно определимым ароматом духов с отзвуком чего-то французского. – Давно мы не виделись с вами. И такие странные воспоминания… – Да уж… – Пожалуйста, текилу с лимонным соком, – сказала Диана подошедшему официанту. – Мне тоже. Разговор пошел о прошлом и о ее недавних путешествиях. Диана провела три месяца в Европе, посылая репортажи в «Нью-Йорк ивнинг джорнал» и в чикагскую «Дейли трибьюн». Ситуация складывалась сложная и тревожная – турецкий вопрос, волнения в России, вооружение великих держав, напряженность на Балканах. Еще она провела два месяца в Испании, в Сан-Себастьяне, где ей представился случай познакомиться с молодым королем. – Чрезвычайно элегантный мужчина. Очень воспитанный и обаятельный. Она пригубила и, кажется, осталась довольна вкусом. Из кармашка маленькой, крокодиловой кожи сумки достала пачку турецких сигарет «Мурад» и вставила одну в нефритовый мундштук. – По-прежнему не курите? Надеюсь, дым вам не будет мешать? – Нет, нисколько. Подавшись вперед, он взял спички с логотипом отеля, лежавшие возле пепельницы, и дал Диане прикурить. Она смотрела на него, пока он подносил огонек к ее сигарете, и не отвела глаз миг спустя, когда окуталась голубоватым дымком. – Вы не похожи на того инженера, которого я видела в Сьюдад-Хуаресе, – наконец проговорила она, откинулась на спинку кресла, поставила локоть на поручень, зажав мундштук в пальцах. – Тогда вы мне напоминали мальчишку с ободранными коленками, вздумавшего поиграть в войну. Мартин рассмеялся: – О боже… Надеюсь, теперь выгляжу поприглядней. Диана поднесла мундштук к губам. У нее были крупные сильные пальцы с квадратными ногтями – такие больше подошли бы мужчине. Ни колец, ни браслетов. – Не сомневайтесь. – Она затянулась и медленно выпустила дым. Заговорили о США и о Мексике, о сложной ситуации между ними. О том, какие интересы преследуют американцы и как через посольство они давят на федеральное правительство. – Выглядит это совсем нехорошо. И именно поэтому я здесь. – Будет интервенция? Об этом идет много разговоров. – Ручаться не могу… Но по тому, как развиваются события, возможно все. Мартин вспомнил ее спутника: – А что сталось с тем ирландцем, который сопровождал вас в Хуаресе? – С Томом Логаном? Не знаю. Остался в Мексике. Если жив еще, думаю, встрял в драку, по его собственному выражению. Воюет. – С «красными» Ороско или с федералами?