– С хорошими связями – по крайней мере, таково общее мнение. Не разлей вода с музыкантами, так что кому же, как не вам, заказывать им музыку. Кроме того… Он остановился и наконец взглянул на Мартина. За спиной у него журчал каменный фонтан и возвышался памятник Хуаресу – беломраморная колоннада, львы и лавровый венок с надписью в центре: «В ознаменование заслуг – Отчизна». – Скрепя сердце признаю… Ваши действия с медным колчеданом в Нижней Калифорнии оказались очень эффективны. И уж не знаю, чем вы их улестили, но в министерстве от вас в восторге. Я на днях обедал в «Сильвэне» с Аспири, и он превозносил вас до небес. Этот милейший гачупин, говорит. Как-то удалось вам в душу к ним влезть. Помолчав, он пожал плечами и похлопал себя по груди – в том месте, где находится внутренний карман. – Правда, следом предполагается мой выход – с раскрытым бумажником – и раздача всего, что причитается каждому. Но почву подготовили вы. Несколько птиц пролетели над ними, и одна голубка пустила отвесную струйку помета, которая едва не попала на шляпу Улуа. Тот мрачно посмотрел вверх, а потом на Мартина, словно виня его в этом происшествии. – А мне вы несимпатичны. – Догадываюсь, – смиренно отвечал тот. – И если бы не… – И об этом тоже. Мексиканец хмуро оглядывал его. И явно пытался уяснить, чего в этих репликах больше – покорности или дерзости. Потом несколько успокоился и сказал: – Не знаю, что будет, если все это переменится… Но пока что ваши революционные подвиги оказываются рентабельны. И для нашей компании тоже. Ходят слухи, что вы свой человек у братьев Мадеро. – Я не делал ничего, чтобы поддерживать эту ложь. Скорей наоборот. Я пытаюсь… – Бросьте выкручиваться. Нравится вам или нет, но вы ввязались в политику. – О какой политике вы говорите?.. Я всего лишь выполняю свою работу. По крайней мере, ту, что можно делать здесь. – О том и речь. Все те оппортунисты, которые в нашей отрасли жмутся к правительству, теперь смотрят на нас косо. В будущем вам это может выйти боком, но пока играет нам на руку. Вам – и нам. И кости нам теперь выпали отличные. Так что будем пользоваться этим, пока можно. – А когда это везение кончится? – Тогда каждый будет устраиваться как может, – угрюмо усмехнулся Улуа. – И пусть Господь своих признает. С тех пор как федеральные войска взяли Парраль, в городе стало спокойно. Происшествий почти не было, а если и случались, то незначительные. После нелегкого путешествия в воинском эшелоне Мартин поселился в отеле «Идальго» – современном, фешенебельном и с прекрасной кухней. Жизнь в городе текла ровно, так что он смог вполне успешно справиться со своей миссией: хватило двух дней напряженных переговоров с управляющими «Минеры Нортеньи», чтобы выработать общую линию и подготовить доклад для Эмилио Улуа. Работа шахт на северо-западе была нарушена из-за войны и смуты: одни закрылись, другие резко сократили добычу. Компания теряла большие деньги, и даже такие крупные предприятия в самом Паррале, как знаменитая «Ла Приета», отданная в концессию американской фирме «Негрита Смелтинг & К», столкнулись со значительными трудностями. Все мечтали о возвращении политической стабильности, но правительство, по всей видимости, было не в силах ее обеспечить. За день до возвращения в столицу Мартин в белом полотняном костюме и в шляпе-панаме завтракал на террасе ресторана «Эспуэла», стоявшего перед дворцом Альварадо, как вдруг услышал разговор за соседним столиком. Двое офицеров, капитан и майор, толковали о своих делах, и тот, что был выше чином, весьма уничижительно отозвался об иррегулярной бригаде Дуранго и об одном из ее командиров, майоре Гарсе. При упоминании этого имени Мартин вздрогнул и обратился к ним: – Прошу прощения, господа, но я невольно подслушал ваш разговор… Речь идет о Хеновево Гарсе? Офицеры взглянули на него с опасливым недоверием, но, рассмотрев повнимательней, просветлели. Ответил ему капитан: – С кем имеем честь? – О-о, виноват, не представился… – Он встал. – Мартин Гаррет, инженер. – Вы испанец? – Да. Здесь, в Паррале, я по работе. – И знаете, кто такой Гарса? – удивились офицеры. – Мы с ним познакомились, когда мадеристы штурмовали Хуарес. Гарса тогда командовал одним из отрядов Панчо Вильи, а ко мне отнесся по-доброму. – Вы, должно быть, один из очень немногих, кто сохранил об этих бандитах добрую память… Этот сброд понятия не имеет о дисциплине и стяжал себе здесь печальную славу. – Здесь? – Да, именно здесь. Эта одиозная бригада Дуранго – хотя никакая она не бригада, дай бог, чтобы на батальон натянуть, – размещена тут поблизости и должна прикрывать «Ла Приету». – Вы имеете в виду шахту? – Что же еще?.. Там недели три назад «красные» попытались устроить акт саботажа. А поскольку владеют шахтой гринго, а их лучше не злить, Гарсе и его людям поручили присматривать за этим местом до прибытия федеральных войск. Мартин поблагодарил за предоставленные сведения, заплатил за офицеров, согласившихся на это после учтивого сопротивления, вернулся в отель и, немного подумав, заказал «багги». Лошадь короткой рысью покатила двухколесный экипаж к выезду из города и вниз по извилистой дороге, а Мартин, сидя на козлах, держал вожжи и рассматривал такие знакомые ему бурые и красноватые терриконы, изъеденные ржавчиной трубопроводы, башни из железа и дерева, венчающие вход в шахту. Воздух был пропитан запахами израненной земли и оголенных минералов. На склоне холма – как раз там, где начинался подъем, – в окружении чахлых деревьев стояла кучка бараков и лачуг. Пастух, приглядывавший за своей скотиной, сдвинул шляпу со лба, чтобы лучше разглядеть подъезжавшего Мартина. – Где тут войско? – спросил тот. Пастух молча показал вверх. Мартин тряхнул вожжами, и коляска объехала обросшую тиной, потрескавшуюся и пересохшую портомойню. По другую сторону ее в дверях лачуги сидели двое и безразлично смотрели на приближение Мартина. Они не шевельнулись, когда он поравнялся с ними, и только повернули к нему бесстрастные индейские лица, покрытые многодневной щетиной. Одеты оба были по-крестьянски – белые, очень грязные штаны, кожаные сандалии уараче, огромные сомбреро. К камню возле большого кувшина были прислонены две винтовки «спрингфилд» с прикладами, истертыми от старости, как подошвы башмаков, а на стволах висели патронташи. – Вы из бригады Дуранго? Они смотрели на него молча, не выказывая интереса. Наконец один, основательно поковыряв в носу, разверз уста: – Чего угодно, сеньор? – Ищу майора Хеновево Гарсу. – А он вас искал? – Он еще не знает, что я тут. – Как вас звать-величать? – Мартин Гаррет. Мексиканец неторопливо смерил его взглядом с головы до ног, словно оценивая. А второй, не меняя позу и только повернув голову, крикнул в дверь: – Твоюжмать! Изнутри донеслось какое-то урчание, и на пороге возник человек – приземистый, коренастый, усатый, по пояс голый и заспанный: одной рукой он прикрывал от яркого света глаза, в другой держал дымящуюся самокрутку с марихуаной. – Ну какого… разбудили? Что у вас тут? В сердце Мартина тотчас плеснула такая радость узнавания, что он громко рассмеялся. – Рад вас видеть, сержант, – сказал он. Тот смотрел на него, щурясь, и в растерянности скреб живот. Потом вдруг широко разинул рот и просиял: – Ах, чтоб меня! Это ж наш инженер, дьявол его дери! – Сукины дети взяли нас врасплох, – горестно докончил свой рассказ Хеновево Гарса. – Федералы окружили, разоружили, а потом увезли нашего генерала Вилью. Он вел рассказ в своем духе и стиле с самого начала, после того как схлынуло удивление и разомкнулись объятия и они перешагнули порог дощатого сарая, откуда человек двадцать чумазых бойцов сидя или стоя смотрели на Мартина с хмурым любопытством. Было душно; перемешивались запахи пота, грязной одежды, сигарного дыма и вонючих окурков. – Так что, инженер, поимели нас в хвост и в гриву. Гарса говорил медленно, не переставая оттачивать шпоры, предназначенные для ног бойцового петуха, сидевшего в клетке на ломаном снарядном ящике, – желтый петух с длинной сильной шеей был так неподвижен, что казался чучелом. – По полной программе… Майор рассказал о распре между Викториано Уэртой и Панчо Вильей – притом что первый давно искал повод поставить второго на место. И Панчо наконец сам облегчил ему задачу – он отнял кобылу у торговца по имени Руссек, который пошел жаловаться к Уэрте, а тот велел вернуть чужую собственность. Вилья же послал его подальше, после чего ход событий ускорился. Вилью разоружили, арестовали, а в пять утра поставили к стенке. Он до последнего момента не верил, что это все всерьез, – думал, представление устраивают, попугать хотят, – пока не увидел шесть наведенных на него стволов. Расстрельная команда готова была открыть огонь, но в этот миг, загнав по дороге нескольких коней, примчался Рауль Мадеро с телеграммой от президента. Тот приказал отменить казнь и отправить Вилью в столицу, где его будут судить. – Обошлись, как с псом шелудивым, понимаешь ты? С самим Панчо Вильей! Кокнуть хотели, как бродягу последнего!.. Гарса замолчал и обвел взглядом своих людей, словно беря их в свидетели. На майоре была выцветшая короткая куртка, грязная рубашка без воротника, заплатанные на коленях штаны. Кончики ногтей обведены черной каймой. – Дон Франсиско Мадеро, – продолжал он, – не тех людей слушает. Не тех! Он даже не отменяет прежние законы. А покуда наш Панчо Вилья, который за него кровь проливал, сидит в каталажке, сеньор президент принимает эту тварь Уэрту, любезностей ему отвешивает полные руки и производит в дивизионные генералы. Он снова оглядел бойцов – заросших многодневной щетиной, грязных, косматых, с воспаленными от марихуаны глазами. Он и сам, как показалось Мартину, похудел по сравнению с тем, каким был в Хуаресе; полуседые усы обвисли, как крысиные хвосты, а шрам, тянувшийся от виска к правому углу рта, еще больше старил его. – А мы здесь заживо гнием, представь… Такое зло берет, как подумаю. Большим пальцем он попробовал шпоры и остался доволен. Отложил их в сторону. – Вот ей-богу, кажется, что они там, в правительстве, с ума посходили. Мартин не знал, что ответить на это. – Уверен, что это недоразумение, – все же нашелся он. – Увидите, его скоро освободят.