Мартин попятился, решив пробираться к Франсиско. Прижимаясь к стенам домов, прячась за колоннадами, солдаты палили по президентскому дворцу. Поблескивали, вылетая, стреляные гильзы, со звоном падали на землю, а оборванные мальчишки наперегонки бросались к ним и подбирали. Один мальчишка, газетчик лет двенадцати, со своим товаром под мышкой пересек улицу, чтобы ими завладеть: шальная пуля догнала его, и, как подстреленный зайчонок, он подскочил на месте и рухнул на мостовую, заливая кровью рассыпавшиеся газеты. – Вот же сопляки окаянные… – сказал кто-то из солдат. – Так и лезут под пули. Стараясь держаться поближе к стене, Мартин продолжил путь. Свернул за угол и увидел улицу Франсиско, пустынную на всем протяжении до проспекта Хуареса. Лотки и ларьки, торговавшие по воскресеньям, были брошены, повалены на землю. Из проулка, завывая сиреной, на полной скорости вынесся автомобиль с флажком Белого Креста на радиаторе. Самые предусмотрительные обитатели соседних домов уже вывешивали из окон и с балконов белые простыни, а там, где жили иностранцы, возникло несколько иностранных флагов. Появившийся со стороны Професы молодой священник в сутане, со столой на шее, спросил Мартина, можно ли попасть на площадь Сокало. – Я там очень нужен. В руках он держал ковчежец с освященным елеем. Падре был бледен как бумага, и голос у него дрожал. Мартин посоветовал ему не ходить на площадь: – Пуля не разбирает, клирик ты или мирянин. – Там есть убитые и раненые? – Есть, и много. В душе священника явно происходил мучительный выбор меж опасением за свою жизнь и пастырским долгом. Но вот наконец он перекрестился и торопливо зашагал в сторону Сокало. Мартин мгновение смотрел ему вслед. Всегда найдется тот, кто не остановится на полпути, подумал он. Потом пошел дальше и наконец добрался до «Гиллоу». И остаток дня, и вечер, и наступившее утро полнились слухами и неопределенностью, будто разлитой в воздухе. Новости, долетавшие до отеля, были разнообразны и крайне противоречивы. И тем более никто не поручился бы за их достоверность. Мартин почти не выходил из номера, стоял на балконе и разглядывал словно бы обезлюдевший город. Там и тут слышались винтовочные выстрелы, а порой и орудийные залпы. Ходить по улицам было опасно: на ближайшем перекрестке лежал убитый шальной пулей нищий, и труп не убирали до рассвета. Иногда Мартин спускался в вестибюль или в бар, где толпились постояльцы, бурно обсуждавшие события. Говорили, что центральная телефонная станция не работает, что не действуют ни почта, ни телеграф. По счастью, в «Гиллоу» всего было вдоволь: ресторан открыт, и цены в нем умеренные. Наконец в понедельник утром отчаянные репортеры, всю ночь проведшие на площади Сокало и в других районах города, внесли кое-какую определенность. Генералы Рейес, Диас и Руис подняли мятеж: Рейес погиб у президентского дворца, Руиса расстреляли, а Диас со своими людьми засел в Сьюдаделе. Сгорела военная тюрьма в Сантьяго вместе с десятками пленных мятежников. Общее число убитых в городе исчисляется сотнями, а госпитали переполнены ранеными: врачи не поспевают обрабатывать и зашивать раны, перевязывать артерии, ампутировать пораженные конечности. Пол в коридорах весь в крови. – Напоминает то, что было четыре года назад в Барселоне, – сказал один из журналистов, узнав, что Мартин испанец. – Или республиканский мятеж в Лиссабоне… Но только жертв гораздо больше. – Неужели такой размах? – Форменная резня. Говорят, убито около четырехсот человек. – А что президент? – спросил кто-то. – Когда все это началось, Мадеро был в Чапультепеке. Потом со свитой и своими сторонниками вернулся во дворец. Кажется, ему удалось переломить ситуацию. – А генерал Уэрта? – Он остался верен правительству. И он, и генерал Фелипе Анхелес, который перебрасывает подкрепления из Куэрнаваки. Самое главное теперь – выбить мятежников из Сьюдаделы. Туда подвозят артиллерию. Около полудня Мартин после долгих размышлений решил все же рискнуть. Стрельба стихла несколько часов назад. Он вышел на улицу и осторожно выглянул из-за угла. Труп нищего уже унесли – на мостовой, заваленной обломками, клочьями смятой бумаги и гильзами, осталось лишь пятно засохшей крови. Улица 5 Мая была безлюдна и безмолвна в обе стороны – и к Сокало, и к Аламеде, куда и направился Мартин, стараясь держаться как можно ближе к фасадам домов. Тень его то появлялась под ногами, то исчезала: каждый раз, когда солнце скрывалось за облаками, утро делалось тусклым и грязным, отчего город, ставший полем битвы, обретал еще более призрачный вид. Трамваи не ходили. Магазины – даже продуктовые лавки – были закрыты, железные шторы на витринах опущены, а из окон и с балконов по-прежнему свисали белые простыни и кое-где флаги. Перед посольством Испании, под красно-желтым полотнищем на флагштоке, стояли два автомобиля и полувзвод солдат – меднолицых, в синем и защитном обмундировании. Мартин предъявил документы и был пропущен внутрь. Он знал и расположение кабинетов, и местонахождение секретаря посольства Пако Тохейры, а потому уверенно поднялся на второй этаж, где толпилось человек двадцать испанцев, требовавших предоставить им убежище. Они возбужденно обсуждали положение, и в воздухе стояли гул голосов и густой табачный дым; сновали сотрудники посольства, то скрываясь за зеленоватыми стеклами дверей, то вновь появляясь в коридоре. – О господи… Мартин! Тебя здесь только не хватало. – Пять минут можешь мне уделить? Дипломат отодвинул в сторону бумаги, громоздившиеся на столе рядом с чернильным прибором, подставкой для перьев и пишущей машинкой «ундервуд». – Одну. Но зато она целиком твоя. – Скверный день, да? Пако с безнадежным вздохом махнул в сторону коридора: – Хуже не бывает. Они обменялись рукопожатием: пальцы у Тохейры были выпачканы чернилами. Светлая бородка, очки, проницательный взгляд. Познакомившись не так давно в доме Ларедо, они время от времени встречались в кафе «Колумб» и в ресторанчике у оперы. И были друг другу симпатичны. – Надеюсь, ты явился не затем, чтобы просить убежища или помощи убраться из Мексики поскорее. Если же за тем, становись в очередь. – Да нет, – успокоил его Мартин, усаживаясь. – Я всего лишь хочу узнать, как идут дела. Пако провел ладонью по загорелой лысине. – Дела? Дела из ряда вон… Очень много погибших, но я не это имею в виду. Из ряда вон в смысле политики. Если не считать Сьюдаделу, Мадеро везде контролирует ситуацию, но… – Что «но»? – А вот то. Пако заметно помрачнел. Взглянул на бумаги и развел руками: – Генералов этих тоже не враз поймешь… Ни да, ни нет. Где сядешь, там и слезешь, хуже галисийцев, ей-богу… – А что говорит Кологан? При упоминании посла Пако пожал плечами: – Шеф получил инструкции из Мадрида: предписано лавировать между греками и троянцами. Сегодня рано утром он встречался с президентом, а сейчас собирается в Сьюдаделу повидаться с мятежниками. – То есть попытку переворота Мадрид не осудил? – удивился Мартин. – Пока нет. И тут мы совпадаем с янки и всеми прочими. Впечатление такое, будто все затеяли играть в гляделки и ждут, кто первый моргнет. Пако замолчал, откинулся в кресле, достал платок и принялся протирать очки, не спуская при этом глаз с Мартина. Казалось, он хочет что-то сказать ему, но колеблется. И вот наконец решился: – Ты будь поосторожней, паренек. – В каком смысле? – А в таком, что мятежники якобы составили списки всех, кто поддерживал Мадеро, и собираются разделаться с ними. – И? Повисла новая пауза. Они смотрели друг на друга, покуда Мартин осмысливал услышанное. – Да брось ты, – сказал он наконец. – С какого бы… этого самого… мне быть в этом списке? – Тебе приписывают кое-какие делишки… Мартин горько улыбнулся: – Благодаря которым некая испано-мексиканская компания получила очень немалые барыши, как тебе известно. – Известно, – кивнул Тохейра. – Но ты-то ведь знаешь, какого рода они были? И как к ним тут относятся. И я на твоем месте поспешил бы улизнуть отсюда. Мартин, хоть и ощутил знакомый холодок в животе, постарался сохранить самообладание. – А посол в курсе дела? – Да я от него и узнал. В самом деле, не мелькал бы ты сейчас. Не светись, спрячься где-нибудь. – Могу я его увидеть? – Посла? – Ну да. Тохейра, немного поколебавшись, взглянул на часы: – Через пять минут он с консулом и каким-то мексиканским чином поедет в Сьюдаделу. Ты, наверно, при входе видел его охрану. – Пряча в карман часы, он неуверенно улыбнулся. – Попробуй перехватить его в коридоре. Он тебя знает и даже что-то о тебе говорил. – Ты пойдешь со мной? Улыбка застыла на устах дипломата. – Об этом и речи быть не может. Мартин с разочарованным вздохом поднялся со стула. Тохейра, снова уткнувшись в бумаги, постучал себя пальцем по кончику носа: – Нюхом чую, все еще только начинается. Так что смотри в оба, понял? Мартин увидел посла Кологана, едва выйдя за порог. В сопровождении свиты, оттеснявшей тех, кто пытался к нему обратиться, глава испанской миссии шел к лестнице, ведущей к дверям на улицу. Мартин со шляпой в руке перехватил его на площадке: – Сеньор посол, я Мартин Гаррет, инженер из «Минера Нортенья», может быть, помните? Кологан, высокий, седой и элегантный, будто не замечая протянутую руку, остановился.