Улуа кивнул одобрительно. И показал на дверь: – В таком случае – ступайте. Желаю удачи. Мартин забрал из своего кабинета кое-какие документы и вышел на улицу. Солнце то появлялось, то пряталось за облака, и сейчас небо было серым и хмурым. Он прошел мимо солдат, проводивших его равнодушными взглядами. Винтовки их были составлены в пирамиду, а ствол пулемета направлен на перекресток Аламеды с улицей Бальдерас. У памятника Хуаресу Мартин заметил два орудия, накрытые брезентом. На улице Франсиско до самой площади Сокало все магазины были закрыты, и на тротуарах ни души. Мартин подвигался вперед осторожно: держался поближе к фасадам, а на открытых участках ускорял шаги, гулким эхом отдававшиеся на пустынных улицах. Тучи по-прежнему закрывали солнце, и его рассеянный свет, погружая весь город в сероватые сумерки, порождал какую-то странную бесприютность. Томил непривычным, никогда прежде не испытанным страхом, замешенным на одиночестве и холоде. 10 Дорога на Веракрус Раздался стук в дверь. Нетерпеливый и частый. Отельная прислуга так не стучится. Мартин, работавший за столом у окна, отложил ручку и удивленно поднял голову. Пока он поднимался, стук раздался вновь. Мартин был небрит, без пиджака. За полузакрытыми шторами угасал день, и нарастающий сумрак все шире расползался по все еще перламутрово-желтоватому небосклону. Покуда Мартин шел к двери, он вдруг заметил, как стало непривычно тихо. Целый день то и дело в разных частях города трещали выстрелы, гремели орудийные залпы. А теперь вдруг воцарилась тишина – и это было так странно, что не вселяло спокойствия. Впрочем, так уже бывало раньше: наступало обманчивое затишье, возникала ложная надежда – а потом все начиналось снова. Город оставался на осадном положении. На пороге в сером дорожном платье, в черной шляпке, с собранными на затылке волосами стояла Диана Палмер. Глаза от усталости и тревоги обведены темными тенями. Резко очерченное угловатое лицо казалось еще напряженнее, чем всегда. – Президент и его брат Густаво арестованы. Генерал Уэрта со всеми своими войсками перешел на сторону мятежников. Она проговорила это, проходя в номер, покуда Мартин закрывал за ней дверь. Тот взглянул на нее в ошеломлении: – Да как же это может быть? – Не знаю как, однако это случилось. Солдаты двадцать девятого батальона вошли во дворец и арестовали Мадеро и еще нескольких министров. Что касается брата, Уэрта под дулом пистолета вывел его из «Гамбринуса», где они вместе ужинали… Прошел слух, что его расстреляли или вот-вот расстреляют. – Президента Мадеро? – Густаво! – Но генерал Уэрта был так ему предан… – Он притворялся. Еще говорят, что все предыдущее было лишь спектаклем – надо было выиграть время для настоящего переворота. И что Уэрта с самого начала был в сговоре с мятежниками Сьюдаделы и потому не предпринимал решительных шагов, чтобы ее взять. – Откуда вы все это знаете? – Избавьте меня от дурацких вопросов. Сожгли редакцию «Нуэва эра» – единственной газеты, в самом деле поддерживавшей президента. – А что вы здесь делаете? – У вас в номере? Пришла предупредить вас. По всей видимости, составлены черные списки людей, подлежащих аресту, и ваше имя там значится. Диана без стеснения пересекла номер, подошла к окну. Открыла застекленную дверь, высунулась на балкончик, разглядывая меркнущее небо. На улице по-прежнему было тихо. – Не думаю, что вам угрожает непосредственная опасность… Боюсь, что военным придется перехватать многих, прежде чем наступит ваш черед. Однако, судя по тому, как они разошлись, рано или поздно дойдут руки и до вас. Она обернулась к Мартину: – Я там тоже есть. Она притворила балконную дверь и обвела взглядом номер, примечая все – и книги на столе, и чемодан в углу, и кровать, и разложенные на тумбочке предметы, и собственное отражение в зеркальном шкафу. – Насколько я знаю, – добавила она чуть погодя, – Уэрта взъелся на меня из-за последних статей, где я отзываюсь о нем нелицеприятно. Да и кому ж такое понравится: «…Его жестокое индейское лицо не внушает доверия…»? Или: «…Своими закадычными друзьями он называет „Мартель“ и „Хеннесси“»? – Да уж, это было опрометчиво… – заметил Мартин. – Перестаньте… Что за ерунда? Они молча смотрели друг на друга. Потом Диана пожала плечами: – Я уезжаю из Мехико. Вокзал перекрыт солдатами, но аренда автомобиля с водителем действует еще три дня. И у меня есть что-то вроде охранной грамоты из посольства. Этот мерзавец Генри Лейн Уилсон не смог мне отказать. Конечно, ему лучше, чтобы я оказалась подальше, – случись что, кому охота отвечать за американскую гражданку? Мартин потряс головой: – Я по-прежнему не понимаю… – Попробую объяснить подоходчивее: если хотите ехать со мной, у вас пятнадцать минут на сборы. Машина с моим багажом стоит возле Професы. – Ехать с вами? Но куда? – Сначала думала на север, к границе, однако ближайший погранпереход в Пьедрас-Неграс, и до него полторы тысячи километров. Так что попытаюсь прорваться в Веракрус. – И там сесть на пароход? – Да, на любой, который увезет меня из Мексики. Сегодня же ночью рвану туда, покуда тут все, по-местному выражению, не накрылось… известно чем. Поедете со мной? – Я? Почему я? – удивился Мартин. – Потому что вам тоже грозит опасность. Еще потому, что вы мне нравитесь. И, кроме того, спутник в путешествии придает даме уверенности. На этот раз уже Мартин обвел взглядом свой номер: – Вы сказали «пятнадцать минут»? – Уже десять. Решайтесь. Мартин лихорадочно соображал. Взвешивал за и против. Одного чемодана должно хватить – кое-что из одежды, несессер, деньги. Наверно, револьвер? Остальное, разумеется, пропадет, да и черт с ним. – Подождите меня в машине. Я еду. Диана взглянула на него задумчиво. И очень серьезно. Потом кивнула и направилась к двери. – Минутку, – остановил он ее. – Только хочу вас еще кое о чем попросить. – Обстановка не благоприятствует причудам. – Прежде чем покинем Мехико, надо будет остановиться на Пасео-де-ла-Реформа. Американка нетерпеливо отмахнулась: – Да вы, кажется, не понимаете, в каком мы положении! Времени в обрез. – Это по дороге и займет одну минуту. Я должен проститься… – Так необходимо? – Да. – Пять минут, – кивнула она. – И ни секунды больше. Опоздаете – уеду без вас. Когда машина затормозила у кафе «Колумб», Мартин пересек безлюдный проспект и под густым пологом дубовых ветвей направился к выстроенному в колониальном стиле особняку Ларедо. У ворот стояли два вооруженных охранника. Швейцар отворил, и Мартин вступил под своды просторного, отделанного темным камнем вестибюля. Ему не предложили ни присесть, ни следовать дальше. Он справился, дома ли Йунуэн, но навстречу ему вышла тетушка. Она, неизменно благоволившая к Мартину, сейчас не обрадовалась его появлению. – Пришел проститься, – сказал он. На лице доньи Эулалии отразилось сначала удивление, потом удовлетворение. И наконец, светский, сообразный обстоятельствам интерес: – Вот как? Стало быть, вы уезжаете? Его резанула эта учтивость. Уже очень давно и ему, и другим молодым людям, пользовавшимся ее расположением в статусе «друзья дома», она говорила «ты». И он ответил с горькой улыбкой: – Да, ничего другого мне не остается… Покидаю Мехико. – Возвращаетесь на север? – Пока я и сам не знаю. Ненадолго повисло неловкое молчание. Донья Эулалия в легком замешательстве теребила свои браслеты и явно хотела поскорее закруглить разговор: – Мне кажется, вы правильно поступаете. Судя по тому, что рассказывают, политические события…