– Не забывайтесь, сеньор, – последнее слово он произнес с нажимом. – Я представитель власти. Сказано «вернуться», – стало быть, вам надлежит не разглагольствовать, а выполнять… Поняли? Мартин соображал, прикидывая варианты. Он знал, каково иметь дело с мексиканцами, и рисковать не хотел. А потому отступил: – Извините… Вы же видите – я испанец… Гачупин, как называют нас здесь. – Он улыбнулся, но отклика не нашел. – Обычаев ваших не знаю. – А обычаи наши такие: возвращайтесь, откуда приехали. Мартин лихорадочно думал, что делать. У него были с собой деньги, и они могли бы решить вопрос, но с тем же успехом могли навлечь на него беду. Тут все зависело от алчности сержанта: неизвестно, довольствуется ли он разумной суммой или решит ковать железо, пока горячо, и потребует отдать все. В конце концов, сержант всегда сможет заявить, что по требованию патруля автомобиль не остановился и пришлось открыть огонь. Или все списать на неведомых бандитов. Никто из его подчиненных опровергать ложь не станет. Сержант уже не так неприязненно перевел глаза на Диану и показал на бутылку: – Рюмочку не угодно ли, сеньора? – Нет, благодарю вас. – Да выпейте, согреетесь… Правда не хотите? – Правда. Нет, только деньги решат дело, пришел к выводу Мартин. Надо рискнуть. Он начал прикидывать, сколько дать, чтоб было не много и не мало. Сколько надо выложить на стол с соблюдением всех предосторожностей, как совершить хитроумную и сложную комбинацию отваги и лукавства так, чтобы не задеть гордость сержанта и не уязвить его алчность. Он уже открыл рот, но тут Диана обернулась к нему: – Оставь нас с сеньором сержантом наедине. Мартин удивился – еще и потому, что она впервые обратилась к нему на «ты». – Что? – Сходи успокой водителя. Скажи, что скоро поедем. Диана была очень спокойна и серьезна. Мартин посмотрел на сержанта, который оставался неподвижен и бесстрастен, как индейское изваяние. – Мне кажется, что… – начал Мартин. – Выйди, будь так добр, – властным и ледяным тоном оборвала его журналистка. – Жди меня в машине. Растерянный Мартин очень медленно поднялся. Пока он открывал дверь и в сопровождении руралес выходил наружу, под дождь, припустивший с новой силой, сержант не спускал с него глаз. Оставшиеся до побережья километры они проделали по раскисшей дороге, то и дело останавливаясь, чтобы Сильверио смог протереть ветровое стекло, заляпанное жидкой глиной и грязью. Шофер будто лишился дара речи – он не напевал и вообще не открывал рта. Сидя рядом и соприкасаясь плечами всякий раз, как машину встряхивало на выбоинах и в лужах, Мартин с Дианой тоже молчали и смотрели, как низкие тучи окутывают серой пеленой все вокруг. Ни он, ни она не говорили о происшествии на блокпосту с той минуты, как американка вышла из времянки и села в машину, а сержант приказал поднять шлагбаум. Диана, скрестив руки на коленях, упорно смотрела в сторону. Мартин чувствовал, что просто необходимо нарушить это молчание. Его томила какая-то странная дурнота – нечто вроде глухой, безотчетной ярости. – У тебя платье криво застегнуто, – наконец сказал он, понизив голос. Да, верхняя пуговица была продета не в свою петлю. Диана, будто не слыша его и продолжая смотреть в окно, ощупью расстегнула и вновь застегнула пуговицу. – Наверно, ты могла бы ехать дальше без меня, – сказал Мартин. Не сразу, холодно и монотонно, тусклым голосом она произнесла в ответ: – Полагаю, что да. Могла бы. – Мне кажется… – Мне совершенно безразлично, что тебе кажется. Было еще светло, когда они въехали в Веракрус. Дождь все лил, и город казался унылым и запущенным. Назвать этот отель «Параисо»[41] можно было только в насмешку. Это был никакой не отель, а убогий пансион с узкими грязными коридорами, общими туалетами и полным отсутствием гигиены. Однако и это было лучше, чем ничего. В отелях «Империаль», «Мехико» и «Дилихенсиас» свободных номеров не оказалось, и больше в Веракрусе, переполненном беженцами, остановиться было негде. Так что Мартин и Диана, получив номер – маленькую комнатку, где стояли умывальник, облупленный шкаф и кровать под дырявым пологом от москитов, с балконом, выходящим на порт, – сочли, что им еще очень повезло. Небритый и грязный, с гноящимися глазами портье за стойкой, усеянной дохлыми мухами, безразлично записал их как супругов Гаррет. – Можно, наверно, раздобыть у них матрас, – сказал Мартин, когда они вошли в номер. – Я лягу на полу. – Глупости какие… Кровать широченная, уместимся как-нибудь. Не разбирая багаж, они вышли на балкон и какое-то время молча разглядывали бухту, словно ее панорама могла смягчить или исправить двусмысленность их положения. Меркнущий свет окрашивал в свинцовые тона облака и воду, отчего призрачными становились очертания старинной испанской крепости и силуэты кораблей на рейде, сквозь серую завесу дождя слабо мерцавших стояночными огнями. Диана первой нарушила молчание: – В консульство идти уже поздно… Надо поискать, где бы поужинать. Есть хочется. – А как же комендантский час? – Здесь его не объявляли. – Диана заколола волосы шпильками, вытащила из чемодана шаль и набросила ее на голову и плечи. – Веракрус – международный порт. Идем. Неподалеку от ратуши обнаружился ресторанчик. Отужинали фаршированными крабами и рагу из рыбы, сопроводив это бутылкой вина. Почти не говорили ни за едой, ни потом, когда возвращались в отель под аркадами улицы Лердо, спасаясь от мелкого дождя, кропившего мостовую каплями, в которых искрился скудный электрический свет. Шли рядом, и каждый был погружен в свои мысли: два долгих до неловкости молчания не пересекались. Но Диана вдруг вздохнула и остановилась. – Мне нужно что-нибудь покрепче того вина, что мы пили. Она смотрела на какое-то заведение, по виду приличное и даже фешенебельное, стоявшее через дорогу. «Пти Пари»[42] – возвещала вывеска над входом, освещенным двумя большими золочеными фонарями. – В такие бары женщин не пускают, – возразил Мартин. – В этот пускают, я здесь бывала раньше… Пошли. Она вошла первой, а Мартин следом, и ему показалось, что они попали в другой мир, – слышался оживленный разноязыкий говор, стелился сигарный дым, гремела музыка из пианолы. За ближайшим столиком сидели американские морские офицеры. Заведение это, одновременно и кафе, и бар, было скорее французским, нежели мексиканским: зеркала в стиле ар-деко и европейские пейзажи по стенам, цинковая стойка, мраморные столики, плетеные стулья, официанты в длинных белых фартуках. От мягкого света круглых электрических ламп делалось тепло и уютно. – Отрешимся от Мексики хоть ненадолго, – удовлетворенно сказала Диана. Они заняли столик. Было жарко. Диана заказала два мятных джулепа[43] и улыбнулась, увидев, как растерялся Мартин: – Ты что, никогда не пробовал такого? – Нет, – признался он. – Здесь это фирменный напиток. Не понравится – я выпью. Принесли коктейли. Мартин стал рассматривать содержимое своего стакана, половину которого занимала жидкость, а половину – какая-то зелень, похожая на петрушку. По виду это напоминало мавританский чай. Мартин рассмешил Диану вопросом: это пьют, едят или сосут? – Здесь смешаны мята, херес и жженый сахар. Попробуй. Он послушался. Коктейль оказался очень хорош. Они заказали еще два и с довольными улыбками смотрели друг на друга. Где-то очень далеко остались последние сутки, дорога из федеральной столицы в Веракрус, тревоги и неопределенность. Из пианолы зазвучал «J’ai tant pleuré»[44]. – Ты уже решил, чем займешься? – спросила Диана. – Завтра, я хочу сказать. – Еще раздумываю. Диана сделала глоток и поставила стакан на стол. Потом оглянулась по сторонам, понизила голос: – Уэрта – настоящий зверь. Уверена, что эта резня была для него лишь разминкой. Она сердито оглядела свою сумочку и достала оттуда мундштук: – Сейчас мне до смерти хочется сигарету… Но ты ведь не куришь… Мартин посмотрел в зал: – Думаешь, это удобно? – Потому что я женщина? Какие пустяки! И потом, мы же в Веракрусе. Он хотел было подозвать официанта, но Диана уже решительно поднялась и направилась к столу, за которым сидели моряки. О чем они говорят, Мартин не услышал, но увидел, что разговор идет живой и непринужденный, что все смеются, а офицеры любезно приглашают ее присоединиться к ним. Она покачала головой, показав на Мартина, и сказала что-то такое, от чего все опять расхохотались. Один из них угостил ее тонкой темной сигаретой, Диана вставила ее в мундштук и наклонилась к огоньку, поднесенному другим офицером. Потом вернулась за свой стол и, усевшись, сказала: – Симпатичные ребята. Они с крейсера «Такома», который стоит на рейде. Она смотрела на Мартина с каким-то опасливым любопытством. Потом словно бы в недоумении пожала плечами: – Знаешь, я терпеть не могу давать советы… Не мое это дело… Я всего лишь езжу по свету, смотрю, а потом рассказываю о том, что видела. – …Но? – подсказал Мартин. – Но надо точно знать ту минуту, когда надо с чем-то расстаться. С чем-то или с кем-то. Отведя мундштук в сторону, она поднесла ко рту стакан: