— Мой… домоправитель. Мирон, в это время с кряхтением переворачивавший мертвеца, услышал ответ и коротко хохотнул. — Домоправитель. Скажешь тоже, Иван Федорович. Хорошо хоть не дворецким назвал. Денщик я, только и всего, ваше благородие. — Сколько раз тебе говорить, — сказал Скопин. — Мне теперь денщик не полагается. Да и стыдно кому сказать, что у меня в денщиках — герой Иканской сотни ходит. — А ничего, — ответил Мирон, выпрямляясь и вытирая руки о полы шинели. — Это когда было-то? Что ж мне, теперь всю жизнь в героях ходить? Такие герои теперича на паперти сидят и про подвиги свои рассказывают. — Вы знаете про Иканскую сотню? — спросил Скопин у Архипова. — Увы, смутно помню. — Во-во! — кивнул Мирон. — Это там, в Туркестане, нас героями-то считали. А здесь… — Как интересно… — подал голос доктор Зиновьев. — Здесь есть еще одна рана. Архипов и Скопин склонились одновременно так, что чуть не ударились головами. — Вот, глядите, — указал доктор. — Перерублены позвонки. — Может, топором? — спросил Архипов. Смотритель кладбища также придвинулся поближе и пытался заглянуть через плечо молодого пристава. — Не загораживайте свет! — приказал ему Архипов. Скопин быстро наклонился и поднял с земли крохотный белый осколок. Он повертел его в пальцах, потом почесал правый вихрастый висок. — Кто нашел тело? — Этот. — Длинный монах ткнул пальцем в смотрителя. — А, Кривихин, — кивнул Иван Федорович. — Тогда все понятно. — Он повернулся к смотрителю и нахмурил брови: — Что, сукин сын, так и будешь молчать? Смотритель дернулся всем телом, но потом начал мелко кланяться, бормоча: — Виноват, Иван Федорович, бес попутал, простите ради Господа Бога! Архипов недоуменно уставился на смотрителя. — Ага! — торжествующе сказал Мирон. — С нашим-то Иван Федорычем не забалуешь. Небось, что-то учуял. — Кривихин, — обратился Скопин к смотрителю. — Давай, тащи сюда, что ты там с места преступления прибрал? А? Что утащил? Думал, я не догадаюсь? Скопин передал Архипову фарфоровый кусочек, вероятно, отколовшийся от чашки или блюдца. — Вы считаете?.. — начал Архипов. — Что это один из грабителей, которые обчистили вчера дом Трегубова? — Очень может быть, — ответил Скопин. — Осколок фарфоровый. Найден недалеко от места ограбления. И еще — присмотритесь к этому кусочку. Фарфор тонкий, с частью хорошего рисунка. Помните же, что у Трегубова в коллекции, по словам Маши, было много китайского фарфора? — Да. — А вот я — хорош! — продолжил досадливо Скопин. — Не догадался связать описание девушки с тем бандитом, который… с которым у меня была стычка! Впрочем, мало ли бритых хулиганов шляется к нам из Марьиной Рощи? Смотритель Кривихин ходил недолго — вероятно, он спрятал мешок среди венков какой-нибудь свежей могилы. Полусогнувшись, он принес свою добычу и сложил ее к ногам Скопина. Иван Федорович присел на корточки и развязал мешковину. — Ага. Это все — точно из дома Трегубова. Вот старик-то сглупил! — удивился Скопин. — Он же отказался признавать грабеж. Давайте-ка съездим к нему, покажем все это добро, а потом объясним, что поскольку заявления об ограблении не было, найденные предметы переходят в пользование тех, кто их нашел. Я же говорил, что он сильно пожалеет, что солгал мне. Как думаете — старик сильно пожалеет? И Скопин улыбнулся такой широкой и веселой улыбкой, что Архипов вдруг почувствовал к нему нечто вроде симпатии. — Думаю, он лопнет от злости! — воскликнул Архипов, но тут же осекся. — Постойте. Лучше передадим эти вещи Маше. Или так: отдадим их на Сухаревку, скупщикам антиквариата, а деньги — Маше. — Это дело! — одобрительно кивнул Скопин. — Конечно, дело подсудное, но чем мы хуже Кривихина? А, Захар Борисович? Притырим мешочек… Правда, — он обвел глазами присутствующих, — надо будет прирезать свидетелей. Смотритель кладбища испуганно перекрестился. — Ну что же, — сказал Архипов раздосадованно. — Теперь все понятно. Двое грабителей решили поделить добычу. Поссорились. И молодой зарезал своего товарища. Потом его что-то спугнуло, он бросил добычу и сбежал. — Прекрасно, — отозвался Скопин. — Осталось выяснить только, что же именно спугнуло преступника ночью на кладбище, что он даже бросил добычу… Я полагаю, это привидение. Кривихин, у тебя тут водятся привидения? — Никак нет, Иван Федорович. Я за этим строго слежу. Да и вот, монастырь рядом. Какие тут, прости господи, привидения. Высокий монах только криво улыбался, слушая болтовню Скопина со смотрителем. Мирон крякнул и перекрестился. — Может, монашки по ночам шалят? — спросил он, ни к кому не обращаясь. — И, уж конечно, характер ранений совершенно не похож на обычную поножовщину, так ведь, Павел Семенович? — Скопин повернулся к доктору. — Так, — ответил доктор, надевая цилиндр. — Не похож. И орудие не похоже на обычный нож. Я не могу пока точно определить, чем именно убили этого господина. Надо отнести его в наш морг. Но могу утверждать: я никогда не видел подобных ран. — Мирон, держи-ка мешок, — приказал Скопин. — Отнесем его в часть вместе с покойником, там и оформим обоих. Потом он повернулся к смотрителю: — Слушай, Кривихин, это, конечно, не мое дело, как ты тут с родственников втридорога дерешь за копку могилок, за оградки и так далее. Но вот что касается воровства вещественных доказательств, это, брат… Смотритель медленно осел коленями на грязную дорожку. — Гляди у меня. Я запомню, — сказал Скопин строгим голосом. — Будем считать, что ты просто временно переместил важные улики, чтобы их не растащили… например, монахи! — Э! — послышалось со стороны высокого монаха. Но Скопин подмигнул ему, и тот умолк. Смотритель кланялся, не вставая с колен. — Прости, Иван Федорович. Бес попутал. Бес попутал. Истинно — переместил! Прихоронил до твоего прихода. А людишки тут разные бродят — ведь это только опосля смерти все тихие. А до того — жулик на жулике сидит и жуликом погоняет. Уж точно — смотрю, золотишко. Дай, думаю, припрячу, пока полиция не пришла. А то мало ли?.. — Ладно же, помни мою доброту. Жди тут. Сейчас приедет полицейский экипаж, заберет тело, — сказал Скопин и зашагал к выходу с кладбища. — Почему вы не наказали его строже? — спросил Архипов, шагавший рядом. Скопин пожал плечами. — Я ведь не соврал: найденные вещи действительно ничьи, раз об их пропаже нет никакого официального заявления. За что его наказывать? За то, что он вороватый? Так половину России посадить надо. У него и так работа не из приятных, Захар Борисович. Он, конечно, наживается на родственниках, но те никаких жалоб не подают. А значит, формально ни в чем его обвинить я не могу. Он чист перед законом. — Формально, — язвительно сказал Архипов. — Да, формально, — кивнул Скопин. — Но не дай бог я увижу хоть одно заявление на него или посчитаю, что он слишком много стал брать с родственников покойников… — И он сильно пожалеет, — закончил за него Архипов. — Вот именно! — улыбнулся Скопин. 5 Восковой отпечаток — Ушла. Уже как час тому назад. Недоглядели… — Как ушла? Куда? — кричал Архипов на дежурного. — Кто разрешил отпускать? — Так это… — виновато бормотал тот. — Приказа задерживать не было. Вот, просила передать… Захар схватил четвертушку бумаги, где круглым женским почерком было написано: «Простите, что ухожу не спросившись. Спасибо вам за участие. Жизнь моя кончена. Не ищите меня». Он рухнул на стул. Скопин взял из руки Архипова записку и прочитал ее.