Скопину нравилось пить и молчать с Мироном — поговорить они могли и на трезвую голову. А за несколько лет существования бок о бок переговорено между ними было немало — даже и тем не осталось. Вот только пьянел Скопин не так, как старый казак, — его как будто уносила мутная волна, качала, влекла к омутам и глубинам, густой придонной траве, большим слепым рыбам. К забвению. — А он и не виноват, — сказал Скопин, поднимая голову. — Вот ведь зараза! Мальчонка-половой принес еще одну бутылку «беленькой». — Лёха, а где дед твой? — спросил Скопин. — Простыл деда, — ответил мальчик серьезно, забирая пустую бутыль со стола. — В фатере лежит. — Помирает? — Не! Он хоть и без руки, а крепкий. Мирон повернул лицо к парнишке. — Видать, смерть его была в той руке. Скопин удивился: — В какой руке? — Которую дед потерял. Мальчик пожал плечами и пошел на кухню. Скопин налил себе и Мирону. — Ну, давай! — Пропущу, — сказал Мирон. — Мне тебя потом домой тащить. — Как хочешь. А я приму. Стыдно мне, дядя. — Чего? — Мальчонка тот, младший Надеждин. Получается, ни за что в ссылку пошел. Не он девчонку ту порезал. Дружок его, Сёмка! — Не он? — спросил Мирон равнодушно. — Не он! — А кто сказал? — Девка эта, которой он сегодня все лицо исполосовал. Скопин выпил и, чуть не подавившись, закашлялся. Водка потекла по подбородку. Он ненавидел ее горечь и эти мутные волны опьянения, но ничего не мог поделать — страх перед кошмарами сидел в Иване Федоровиче глубоко и цепко. А тут еще эта изрезанная девчонка… А и правда: мечта всякой шлюхи — оказаться на содержании какого-нибудь купчика или чиновника — теперь для нее стала совершенно недосягаемой. Да и бандерша эта, Ирина Петровна, долго держать у себя уродину не будет — как только порезы немного заживут, вытолкнет несчастную на улицу. А там у этой «Адели» дорожка одна — по ночам пьянь разную отлавливать, да за гроши удовлетворять прямо под забором. И жить ей так недолго — года два, пока болезни, вши да брага ее не прикончат. Или пока не зарежет какой-нибудь каторжник — просто так, своей потехи ради или с перепою. — Ну и хрен с ним, — сказал Мирон. — А я? — удивился Скопин. — Невинного на Сахалин отправил. Мирон пожал плечами. — Не-е-ет, — Скопин лег животом на стол, — так не пойдет. Это мне обида! Мне — позор! Он достал из кармана набитую табаком свою черную трубочку и помахал ей в воздухе. — Иди сейчас к Самсону. Скажи, мол, прислал Иван Федорович. Пусть он прямо с утра отправит своих на рынок и велит им вот что… — Это к которому Самсону? Скопин нетерпеливо хмыкнул. — На Сухаревке! — А! — с трудом вспомнил Мирон. — Это у которого баба на сносях? — Да, он самый. — И что нам от него нужно? Скопин объяснил свой план. Мирон тяжело вздохнул: — Так поздно уже, Самсон спит, небось. — Разбуди. Сделаешь все, как я сказал, завтра поймаем этого сучьего сына. Денщик, поморщившись, посмотрел на пьяного сыщика. — А тебя кто домой потащит? — Ты беги и возвращайся. Я тут посижу. Мирон тяжело встал и, поджав губы, надел свой теплый казачий кафтан. — Придумываешь ты, Иван Федорович! — Иди, иди, дело верное, — сказал Скопин, наливая себе еще. Когда дверь за казаком закрылась, Иван Федорович подозвал мальчишку-полового и сунул ему в руку полтинник. — На, может, деду надо порошков каких купить. Мальчик принял монетку и поклонился. Но не успел он ответить, как дверь кабака снова отворилась, впустив Захара Архипова. Тот быстро нашел глазами Скопина и решительно зашагал к нему. — Точно вы тут и есть! — сказал он. — Мы ехали мимо и увидели вашего денщика. Скопин кивнул на стул напротив. — Садись, Захар Борисович, отметим мой промах. Выпей, погрейся. Архипов с досадой посмотрел в пьяные глаза Скопина. — Некогда мне тут с вами пить. — Случилось что? — спросил Иван Федорович. — Так подождет. Садись, молодой, не мозоль глаза. — Да, это я зря, — ответил сухо Архипов. — Толку от вас… Сидите уж, а я поеду сам с Михеевым. — Куда? — К Трегубову. — А что с Трегубовым? — спросил Скопин. — Опять ограбили, что ли? — Убили. Скопин вдруг икнул. Архипов с отвращением отвернулся, но Скопин крепко схватил его за руку. — Пустите! — потребовал Архипов. Скопин снова икнул. — Погоди, — потребовал он и встал. Архипов вырвал свою руку. — Пошли, — сказал Иван Федорович, надевая свою черную судейскую шинель. — В таком виде? — процедил Архипов. — Идите спать. Завтра я вам дам отчет. Скопин сунул руку в карман, достал два мятых рублевых билета и бросил на стол. — Нет, брат, ты мной не командуй! Это я тут командовать буду. Веди! Архипов пошел вперед, не оглядываясь. Скопин следовал за ним, роняя стулья и сдвигая столы. Мальчишка-половой забежал вперед и протянул сыщику кепи. — Забыли-с!