— Могли бы послать за мной, — ответил просто Иван Федорович. — Вы сейчас идите к себе и ждите. — А во-вторых? — спросил Захар Борисович. — Что во-вторых? — удивился Скопин. — Вы сказали «во-первых». — А! — кивнул Скопин. — Что во-вторых, я вам потом скажу. Мне надо нанести один… визит. И я, смотрите, даже побрился… К месту! Сейчас же возвращайтесь домой, Захар Борисович, а там, даст Бог, будет и «во-вторых», и «в-третьих». — Вы обманываете меня, Иван Федорович? — пытливо спросил Архипов. Скопин пожал плечами. — Надеюсь, что нет. Надеюсь. Архипов сделал шаг к двери, а потом, не оборачиваясь, глухо сказал: — Есть еще кое-что. Но если я скажу вам это, вы, Иван Федорович, возможно, откажете Маше в помощи. — Что? — Михеев показал мне желтый билет, выписанный на имя Маши. Она проститутка. Скопин аж крякнул от неожиданности. — Это правда? Архипов кивнул. — Вы точно его видели? — Да. Михееев дал мне его в руки. Скопин сунул трубку в рот и задумался. Захар Борисович растолковал это молчание как попытку пойти на попятный. Он побелел и вцепился рукой в косяк двери. — Каково ваше решение? — спросил он сдавленным голосом. Скопин пожал плечами. — А вы, Захар Борисович? Как вы, зная про желтый билет, теперь относитесь к Маше? Скажите честно, потому что от этого зависит и мое решение. — Я не знаю, — с отчаянием сказал Архипов. — Вы любите ее? — спросил Иван Федорович. — Любите ее теперь, после того, как увидели желтый билет? Архипов оторвался от двери и тяжело опустился в кресло, схватившись за подлокотники. — Я не понимаю! — страдальчески произнес он, не глядя на Скопина. — Почему она скрывала от меня это? — А вы бы полюбили ее, зная, что она продает свое тело? Пальцы Архипова побелели: — Зачем вы меня мучаете? — Послушайте, Захар Борисович, — сказал Скопин совершенно спокойно. — Совершенно определенно, что такой молодой человек, как вы, с такими перспективами и такой ответственностью… И она! Получается, что она действительно обманула вас, завлекла в свои сети. Может быть, использовала? Скопин вынул кисет и начал набивать трубку. — Я понимаю, зов молодости, зов плоти, — продолжил он равнодушно, искоса поглядывая за реакцией Архипова. — Но в вас же есть и рассудительность, иначе как бы вас взяли на такую службу? А? Вы прекрасно понимаете — порыв пройдет, все встанет на свои места. Страсть уляжется, и потом вы станете вспоминать об этом романе с легким смущением. Не так ли? Архипов разжал пальцы, будто слова Скопина успокаивали его, расслабляли сведенные мыщцы тела. Он даже несколько раз коротко кивнул. — Так не проще ли?.. — сказал Скопин, поджигая табак в трубке. — Я говорю, не проще ли считать все случившееся удачным стечением обстоятельств? Будет расследование. Я выступлю свидетелем, расскажу, что вы совершенно не подозревали, что все это — уловки дрянной девушки. Уверен, вас пожурят, но потом простят, потому что хороших молодых полицейских не так уж и много. К тому же у вас впереди — блестящее будущее. Я дам вам хорошую характеристику и даже возьму на поруки. Хотите? — А Маша? — спросил Архипов неуверенно. — А что Маша? — удивился Иван Федорович, выпуская клуб дыма. — Маша пойдет по этапу. На Сахалин. Там ее выдадут замуж за поселенца или каторжанина. А с Сахалина почти никто не возвращается. Вы просто перешагнете через этот период жизни, немного споткнувшись, но не упав. У вас, Захар Борисович, нет никаких обязательств перед этой девушкой. Вы ведь не успели с ней обвенчаться, я надеюсь? Да и когда? — Вы тоже допускаете, что это она убила дядю? — спросил Архипов. — Это — дело десятое, — пробормотал следователь. — Сейчас вопрос не о ней, а о вас. Захар Борисович выпрямился в кресле и сидел так, не отвечая больше. Молчал и Скопин, попыхивая своей трубкой, отчего в закрытой комнате скоро повис тяжелый дым крепкого табака. Наконец, Архипов поднялся с кресла и повернулся к Ивану Федоровичу. — Скопин, — сказал он тихо. — Зачем вы испытываете меня? Иван Федорович невинно поднял брови. — Вы прекрасно знаете, что Маша не убивала Трегубова, — сказал Архипов. — Мы не знаем, где она была в момент преступления, — возразил следователь. Архипов упрямо поджал губы. — Я выясню это и докажу, что она не могла совершить это убийство. Ведь старика пытали перед смертью. Вы представляете, чтобы девушка… пусть даже… — Он никак не мог сказать слово «проститутка». — Даже такая, как она… Убить в состоянии порыва, страха — да. Но привязать к стулу, а потом резать ножом… Вы в это верите? — Послушайте… — начал Скопин, но Архипов его перебил: — Я долго слушал вас, Иван Федорович! Разумом я вас понимаю. Но я также слушал и в своем сердце. А оно говорило мне, что вы просто испытываете меня. И если я сейчас поддамся вашим речам, то провалю какой-то ваш жестокий экзамен. Так ведь, Иван Федорович? Скопин кивнул. — Так вот, — продолжил Архипов. — Я этот экзамен не провалю, потому что люблю Машу. Я не знаю, откуда у Михеева желтый билет. Но я не верю… — Он запнулся. — Впрочем… Я не могу пока объяснить, но я твердо убежден, что тут дело нечисто. Что Михеев — обманщик и подлец. И что Маша не лгала мне. — Он вдруг нервно рассмеялся: — Да и какая она проститутка! Ну что за?.. Однако тут на него вдруг нахлынули воспоминания прошлой ночи. Разве она была невинна? Или вела себя как невинная девушка? Скопин заметил, как Архипов запнулся, и положил ему руку на плечо. — Вы ведь брали желтый билет в свои руки? — спросил он. Архипов кивнул. —  В каком он был виде? — спросил Иван Федорович. — Состояние бумаги? Блеск чернил? Архипов удивленно вскинул на него глаза. — Как будто вчера заполнен. Новехонький. — А что сказала Маша, когда Михеев показал вам документ? — Ничего. Она ничего не говорила более. Даже не заплакала… — Странно, — пробормотал Скопин с трубкой в зубах. — Очень странно. Ну ладно. Значит, вы, Захар Борисович, не собираетесь отказываться от девушки? И готовы побороться за нее? — И за нее, и за себя, — твердо ответил Архипов. — Ну, тогда дуйте домой и ждите меня. К вечеру я буду либо со щитом, либо на щите. Квартальный надзиратель сидел у себя в участке, в приемной комнате и лениво слушал приказчика из зеленной лавки, который пришел жаловаться на побои со стороны хозяина. Вдруг дверь со стуком распахнулась и в комнату вошел Скопин. Руки его были в карманах шинели, а дверь он пнул сапогом. Кепи было надвинуто на самые глаза судебного следователя. — Здорово, Михеев! — сказал он. — Дело есть. Квартальный подобрался. Он вдруг понял, что слишком рано расслабился в этом деле с девчонкой. — Иван Федорович, — забормотал он, пытаясь сообразить, как может повести себя Скопин. — И тебе здравствовать… — Так это… — продолжил приказчик. — Хозяин мой, стало быть. — Пошел вон! — вдруг сорвался на него квартальный. — Что ты жалуешься! Поделом тебе! Приказчик разинул рот и в ужасе посмотрел на Скопина. Но и от того ему не было никакой помощи — холодом вдруг повеяло на приказчика от этой высокой фигуры в черной судейской шинели. Будь он чуть начитанней, то сравнил бы себя с кораблем между Сциллой и Харибдой. Но вместо этого у него мелькнуло: «Как кур в ощип…» Он вскочил со стула и, быстро поклонившись, выметнулся прочь из приемной квартального. Скопин шагнул к столу и протянул руку. — Что? — спросил Михеев, глядя на эту руку. — Желтый билет той девчонки, — ответил Скопин. — Живо. — Он… Он не у меня.