— И вот что интересно, — сказал прокурор, поворачиваясь к Скопину и глядя ему прямо в глаза. — Суд удовлетворился предоставленными тобой уликами и признал покойного Грюбера преступником, пожелавшим избежать наказания. Но я приказал сделать опрос соседей. И получил сведения, что в тот вечер из этого дома вышло несколько человек, двое из которых удивительно похожи на тебя и твоего денщика. Приблизительно в то же время, когда Грюбер якобы покончил с собой. Как ты это объяснишь? Скопин ответил прямым взглядом. — Никак, Станислав Григорьевич, — ответил он. — Никак, потому что тебя там не было? Или потому что ты просто не хочешь отвечать? — Не хочу. — Ну, знаешь ли! — возмутился прокурор и сцепил пальцы. — Всему надо знать меру! Ты не граф Монте-Кристо, ты — представитель закона. Мой… и мой представитель тоже. Я не потерплю самоуправства, Иван! Ни от тебя, ни от других. Это понятно? Скопин кивнул. Прокурор долго смотрел на него строгим взглядом, но потом расслабил пальцы и спросил уже другим тоном: — Почему ты не передал доказательства его виновности в суд? Иван Федорович упрямо смотрел в пол, потом шумно вздохнул и поднял глаза на Шуберт-Никольского. — Станислав Григорьевич, мной было получено полное признание от господина Грюбера, но… в определенных обстоятельствах. Я думаю, в суде он бы отказался от сказанного. — Ты что же, пытал его? — Нет. — Так что же, черт тебя подери, ты с ним сделал? Скопин помолчал, стараясь сформулировать свой ответ как можно более обтекаемо. — Он… он принял яд и перед смертью все мне рассказал. — Сам принял? — Сам, — кивнул Иван Федорович. — По своей воле? — Да. — А это письмо от разоблачителя? — спросил прокурор. — Твоя работа? — Моя, — признался Скопин. — Ага, — прокурор потер гладко выбритый подбородок. — То есть ты его припёр к стенке, а он решил отравиться. — Припёр. — Ну что же, — медленно кивнул Шуберт-Никольский. — Раз преступник сам себя казнил, властям работы меньше. А то, что ты скрыл от меня это дело… — Виноват, Станислав Григорьевич, — пробормотал Скопин. — Виноват, что тут скажешь. — Ладно, иди, занимайся этой историей, как я тебе сказал. Прокурор встал. — Станислав Григорьевич. — Скопин тоже поднялся. — Разрешите еще один вопрос. — Ну? — Помните ту историю с девушкой, которой лицо порезали? — Да, конечно. Скопин замялся: — Похоже, не того мы взяли. — Как не того? — удивился Шуберт-Никольский. — Тот, Андрей Надеждин, похоже, взял на себя вину другого, своего подельника. Нельзя ли его с каторги вернуть? А нужного вам человека я поймаю — он еще одну девушку изувечил. — Еще одну? Кого? — Да… гулящую. Малый этот — дрянь! Если его на свободе оставить, он таких делов наделает! Прокурор сдавленно кашлянул и зло посмотрел на Ивана Федоровича: — Ты понимаешь, о чем просишь? — Понимаю. — А мне кажется, что нет. Этого Надеждина взяли по твоей же доказательной базе. Осудили. Приговорили к каторжным работам. И уже отправили с этапом. И что мне теперь сказать судейским? Ошибочка, мол? Один из моих сотрудников не разобрался? Тот самый, на кого жалуются из-за пьянства? Ты как себе все это представляешь? Да ты завтра же с волчьим билетом пойдешь мешки разгружать — если тебя в крючники возьмут! Хватит, Иван, не искушай судьбу! Ты лучше дело раскрой, покажи себя с хорошей стороны. Исправишь все — поговорю с газетчиками, чтобы они из тебя героя сделали. Там и вернемся к твоему «крестнику». — Если доживет, — сказал Скопин угрюмо. — Если доживет, — кивнул Станислав Григорьевич. — Сидел бы дома, с отцом и матерью, и не было бы никакой каторги. — Да, да, да… — вздохнул Скопин. — С отцом и матерью… 14 Коллекционер оружия Архипов молча сидел на кровати, глядя в окно, когда Скопин постучал. Захар Борисович медленно встал, подошел к двери и открыл ее. — Ждете? — спросил Скопин. Архипов кивнул. — Вы ели? — Нет. — Хотите? — Нет. — Ладно. — Скопин снял шинель, кепи и огляделся, ища, куда бы их пристроить. Наконец, заметил гвоздь в стене и воспользовался им. Правый карман штанов у него заметно оттопыривался. — Куда сесть? — спросил он у Архипова. Тот молча показал на стул около стола. — Зажгите газ, — попросил Скопин. — А то неудобно как-то в темноте сидеть. Захар Борисович чиркнул спичкой и зажег один газовый рожок на стене. — Ну! — бодро сказал Скопин. — Вид у вас чрезвычайно унылый! Небось сидели тут и тосковали? Архипов снова сел на кровать, посмотрел в окно и коротко пожал плечами. — Тогда приступим к официальной части. Господин Архипов, вы временно освобождаетесь из-под домашнего ареста и как полицейский чин поступаете в мое распоряжение на все время ведения следствия по делу об убийстве Трегубова. Вам ясно? — Ясно, — сказал Архипов. — Все-таки удалось? — Ну, не без потерь, не без скрипа, но удалось, — хмыкнул Скопин. — Все, хватит сидеть сычом, включайте свои мозги, сейчас займемся работой. Он полез в оттопыренный карман и достал оттуда квадратную фляжку из толстого стекла в медной оплетке. — Стаканы у вас есть? — Я не хочу пить, — ответил Архипов.