— Так, выстрел наудачу. Он пошел вокруг дома, пока не наткнулся на дворницкую, и постучал в дверь. На улицу вышел осанистый дворник в длинном сером фартуке. — Чего надо? — спросил он сиплым пропитым голосом. — Потолковать, — ответил Скопин. — Некогда мне! Скопин повернулся к Архипову. — Что? — обратился тот к дворнику высокомерно. — Не признал? Из полиции мы. Или арестовать тебя суток на пять? Дворник проморгался, стащил шапку и поклонился. — Извиняйте, господа хорошие, со сна не признал. — То-то, — сказал Захар Борисович. — Поговори мне тут! — Как тебя звать, дядя? — спросил Скопин. — Филимоном Петровым кличут. — Скажи мне, Филимон Петров, тут у вас жилец есть — Сбежин Леонид Андреевич… — Есть, как не быть. — Вдовец? Дворник Филимон кивнул и снова надел шапку. — А что с его женой случилось? — спросил Скопин. — Померла? Филимон помялся. — Померла. Да только не своей смертью. Повесилась. — Повесилась? — переспросил Скопин. — А с чего? — Говорят, любовник у ей был. А муж прознал. Так она от совести и повесилась. — Ага, — сказал Скопин. — От совести, значит. — От нее, проклятой. — А что, дорогой Филимон, — сказал Скопин. — Покойница, значит, ветреной была? — Никак нет. Не замечалось, — степенно ответил дворник. — Мадама строгая. Мужа своего шпыняла за траты. Но ведь баба — она завсегда баба. Она хоть и мадама, а все одно под юбкой, небось, чесалось. Но так, чтобы ходил к ней кто — нет, не видел. — Ну ступай, — отпустил дворника Скопин, потом повернулся к Архипову. — Пойдем в часть, Захар Борисович. Тут, похоже, ловить больше нечего. — Да, — согласился Захаров. — Версия с рогатиной была красивой, но, возможно, именно поэтому — неверной. Все только запуталось. Я надеялся, что мы найдем убийцу по оружию, однако проклятый Сбежин навел туману! Что теперь? Они шли переулком, обходя лужи. Скопин поднял воротник шинели и плотнее надвинул кепи на свои вихры. — Так и до снега недалеко, — заметил он. — Вы уголь сами покупаете или платите хозяину? — Хозяйке. Нет, она жадная, все жильцы сами себя отапливают как могут. Мне еще повезло — комната небольшая, с печкой. Только вы мне зубы не заговаривайте, Иван Федорович, я так понимаю, если с кинжалом не повезло, займемся шкатулкой? Кто идет в архив по поводу частного пристава Штырина? — Конечно, вы, Захар Борисович, — невозмутимо ответил Скопин, перепрыгивая лужу. — Почему же я? — Потому что вы под моим началом. Вам и заниматься самой скучной работой. Если спросят — отвечайте, что действуете по моему указанию и в рамках расследования. Встретимся вечером. Скопин остановился у дверей трактира. Архипов укоризненно посмотрел на него: — Иван Федорович! Скопин удивленно поднял брови. — Что? Проголодался я, Захар Борисович. Что ж мне, теперь и в трактир нельзя? 15 Судьба Маши Заветные ворота Цитадели были уже совсем недалеко — на стене стояло несколько солдат в белых рубахах, кричавших вниз, чтобы приоткрыли створку — впустить беглеца и отогнать погоню. С минуту Мирон растерянно кружил на месте, поглядывая то на ворота, то на улицу позади, где остался Скопин. Лошадь Ивана Федоровича остановилась и оглушенно мотала головой, как будто в уши ей попал песок. — Давай сюда! — горланили со стены. — Ходу! Ходу! Наконец Мирон осадил свою лошадь, приподнялся на стременах и крикнул солдатам: — Братцы! Выручай! Там офицера схватили! Чуть дальше по улице, где, вероятно, упал Скопин, раздался торжествующий вой и улюлюканье бухарцев. Мирон, ударив коня по бокам, направил его в сторону, откуда доносился вой. Уставшая лошадь присела на задние ноги и буквально прыгнула вперед. Казак отставил вбок руку с саблей и с ревом понесся назад. Мирон издали увидел, как двое бухарцев на конях пиками удерживают лежащего на спине Скопина, кровавя ему грудь. А старик в синем халате соскочил со своей лошади и обнажил кинжал, собираясь то ли добить Ивана Федоровича, то ли отрезать ему голову в качестве трофея. Скопин лежал, раскинув руки и неловко подвернув раненую ногу. Мирон взревел еще громче и взял левее — между тыном и одним из всадников. Его лошадь влетела в узкое пространство, казак рубанул саблей по шее «халатника». Но тут Мирон и застрял — на тесной улочке трем лошадям никак было не протолкнуться. Второй бухарец поднял пику, но из-за тесноты не смог достать ею Мирона, а тот, со своей стороны, потянулся саблей к противнику через тело свалившегося навзничь противника, у которого из горла хлестала тонкая струя крови. Старик в синем халате отвлекся от Скопина, что-то гортанно закричал и попытался со спины добраться до Мирона, но был отброшен копытом испугавшейся лошади. Казак уже видел, как из-за угла показались еще двое всадников с саблями наголо — они громко вопили, готовясь к драке, но тут и сзади послышался топот ног. Чей-то голос по-русски скомандовал: — Стой, ребята! Цельсь! Пли! Оглушительно пальнули ружья — бухарца с пикой, словно порывом ветра, снесло с лошади. Раздался револьверный выстрел, и старик в синем халате вдруг повалился на бок. Мирон сдал назад, соскочил со своего коня и бросился к Скопину. — Штыками их встречай, ребята! — скомандовал офицер. Мирон поднял Ивана Федоровича на руки и побежал к своим. Отряд, направившийся из крепости для спасения беглецов, был небольшим — человек семь. Зато командовал им сам майор Штемпель. Он стоял, маленький и сморщенный, как злая обезьяна, с дымящимся револьвером в руке. — Живо! Живо! Неси его внутрь, — приказал он, глядя на приближавшихся всадников. — Отступаем! Бежать со Скопиным на руках Мирону было тяжело, но он в одну минуту преодолел расстояние до ворот, откуда выбежало еще несколько солдат, готовых дать залп, чтобы прикрыть майора и его людей. На узкой улице уже скопилось до десятка бухарцев и шахрисябцев, но они притормозили коней, опасаясь русских штыков. Майор Штемпель выстрелил из револьвера под ноги их коней, заставив отступить назад, а потом скомандовал: — Кругом! Марш! И маленький отряд, впереди которого, пошатываясь от бессилия, Мирон нес Ивана Федоровича, зашагал внутрь Цитадели. Один из стрелков, целившихся в бухарцев, спросил у проходящего мимо майора: — Может, пальнем? — Отставить! — сказал тот устало. — Берегите патроны! Когда солдаты закрыли ворота за последним из вернувшихся в Цитадель, Фридрих Карлович Штемпель посмотрел на Мирона и спросил, указывая на Скопина: — Жив? — Вроде, — ответил казак, опуская свою ношу на землю. — В госпиталь его, живо! — приказал майор столпившимся солдатам, потом снова повернулся к казаку. — А где третий ваш? Фрол где? — Умучали Фрола, — ответил Мирон, тяжело дыша, согнувшись и уперев руки в колени. — Живьем изжарили, суки. Как барана. Штемпель сухо кивнул, перекрестился. — Ты тоже иди в госпиталь, — сказал он. — У меня сейчас каждый человек на счету. Жду атаки. Воевать сможешь? — Смогу. — Хорошо.