— А совесть тебя не мучает? — спросил Иван Федорович. — А! — услышал он в ответ. — Совесть! О, Господи! Какие ж вы… Я сюда приехал десять лет тому как! Сперва меня тут ограбили и чуть не убили. Но не таков же Косолапов! Я по ниточке, по камушку собрал товары и начал возить из Самарканда в Пешкек. Из Пешкека в Бухару. Из Бухары в Хиву. Я тут каждую дорожку, каждую тропиночку знаю. И меня тут все знают! А вы? Пришли! И давай все под себя подгребать! Ради чего? Ну, офицерик, ответь мне, ты знаешь, ради чего ты тут воюешь? Давай! — Потому что послали, — ответил Скопин. Любой другой ответ казался ему сейчас заумным и фальшивым. — А зачем послали? Знаешь? Потому что в Питере хотят прямой ход в китайский Туркестан сделать, чтобы пошлины не платить за товары при переходе через все эти царства! Понял? Вот потому вы и протаптываете дорожку для коммерции. По телам протаптываете — по своим и чужим. И по мне протоптались. Чтобы другие тут караванами ездили и дешевые товары киргизам продавали беспошлинно. А мои товары пропали все. Он уронил голову и замолчал. Скопин почесал нос. — А как же родина, Косолапов? Как же Россия? По боку её, с её интересами, значит? — Россия далеко… — донеслось снизу. — А как же я? — спросил, наконец, Иван Федорович. — Как Митяй, заживо зажаренный? Как Мирон, как все, кого ты предал? Тебе никого не жаль было? Просто скажи, каково оно — обрекать людей на смерть? — Слышь, офицер, — сказал Косолапов. — Ты на меня лишнего не вешай. Я в твоем деле не виноват. — Как это? Разве не ты нас выдал? — Нет, — ответил Косолапов. — Меня взяли раньше, чем я на крышу полез. Я вас не выдавал. — Нет? — изумленно спросил Скопин. — Тогда кто? Косолапов промолчал. — Кто еще тут есть как ты? — спросил Иван Федорович. — Не знаю. Только не я. — Поклянись! — Чем? — издевательски спросил купец. — Жизнью, что ли? И он хрипло засмеялся. 17 Маркел Антонович Скопин открыл глаза и долго смотрел в потолок. Потом услышал шорох и покосился на кресло, в котором терпеливо сидел Архипов. — Здорово, Захар Борисович, — сказал Скопин. — Нашел чего в архивах? Архипов поерзал на стуле. — Только начал, — пожал он плечами. — Заказал все дела, которые проходили по ведомству Штырина… Но их много! При мне начали подбирать. Я все сидел и ждал, а потом понял, что так придется и заночевать в архиве. Поэтому завтра зайду прямо с утра и засяду. Впрочем… — Что? — Одно дело я все-таки прихватил с собой. Помните историю с самоубийством жены Сбежина? Скопин рывком сел на диване. — Так-так-так! Архипов вытащил лист бумаги из кармана, развернул и разгладил его. — Я сделал выписки. Действительно, супруга господина Сбежина покончила с собой. Есть предсмертная записка. Очень короткая. «Прости меня за это, если сможешь» и подпись. Как показал сам Сбежин, он раскрыл обман жены, которая изменяла ему с другим. Женщина не выдержала упреков… — Архипов пожал плечами. — Как-то не представляю себе… Если она его обманывала, то почему?.. — Фотография! — подсказал Скопин. — Вы заметили? — Да, — кивнул Архипов. — Если она его обманывала и если Сбежин довел жену до самоубийства упреками, то почему он хранит совместную фотографию? Иван Федорович странно хмыкнул и покачал головой. — Ну ладно, это как раз можно объяснить. А Штырин-то как в этой истории просвечивает? Архипов замялся. — Там, в деле, его подпись… Это же не рядовой случай, не кража у разносчика. Вы думаете… Но это было бы слишком просто! Штырин похитил шкатулку у Сбежина? Но точно ли это? Откуда мы знаем, что у Сбежина была эта шкатулка? Откуда мы знаем, что Штырин ее украл? И… Это ведь женская шкатулка, точно? Скопин медленно кивнул. — То есть если она у Сбежина и была, то принадлежала, скорее всего, его жене. Но тогда непонятно, кто и почему за ней охотится. Все-таки бриллианты? Могла жена Сбежина хранить там бриллианты, а, Иван Федорович? — Отчего бы и нет? — спросил Скопин. — Но это значит, что коллекционер знал про бриллианты, спрятанные в шкатулке! После прихода полиции, в том числе частного пристава Штырина, он обнаруживает пропажу шкатулки. И тогда… — И тогда ничего, — спокойно ответил Скопин. — Красиво, но вы не знаете точно, была шкатулка или нет. Кроме того, шкатулка месяц была у Штырина, но никто не пришел к нему и не убил его. Странно, да? И первой жертвой стал только Надеждин-старший. Потом Трегубов. — Но и Штырин мертв! — возразил Архипов. — От апоплексического удара. Дорогой Захар Борисович, эти ваши умозаключения строятся только на том, что вы хотите побыстрее найти убийцу и освободить Машу. Поэтому хватаетесь за первое попавшееся вам имя. Я боюсь, что завтра, когда вы получите все дела Штырина, вы обнаружите немало людей, у которых тот мог украсть шкатулку во время досмотра. И ваша версия с коллекционером будет иметь ровно такие же права, как версии с пока еще неизвестными людьми. Ну вот, попытайтесь вы предъявить обвинение Сбежину прямо сейчас, что вы можете дать в доказательство? Какие улики? Свои догадки? Свою уверенность в его вине? Архипов обмяк. — Да, вы правы, — сказал он печально. — Вы голодны? — спросил Скопин, вставая. — Хотите, пошлю Мирона в трактир за едой? Архипов замешкался. Столоваться у Скопина? Уже и денщик начал ему «тыкать»… — Я не голоден, — сухо ответил Архипов. Скопин обернулся на него, поморщился и позвал Мирона. — Сбегай в трактир, принеси там… капусты и чего-нибудь мясного пожевать. Только если будет колбаса, понюхай, а то третьего дня я там чуть не отравился. — Сам понимаю, — сказал Мирон и пошел одеваться. Скопин сел на табурет, облокотился на стол и снова посмотрел на Архипова. — Вы же понимаете, Захар Борисович, что человек, у которого Штырин украл эту шкатулку, может оказаться либо сам убийцей, либо как-то связанным с убийцей? Я вполне доверяю вашему здравому смыслу, хотя опыта у вас маловато. Архипов обиженно сглотнул. — Не в порядке поучения, а просто как напоминание хочу вам сказать вот что. — Скопин достал из кармана свою маленькую черную трубку. — Убийцами не становятся вдруг, за здорово живешь! Убийца должен иметь очень убедительную причину. Конечно, он может действовать неожиданно даже для себя — как бы по случайности или вследствие временного затмения ума. Но для этой случайности тоже должны быть причины. Схвачусь я за нож или не схвачусь — это определяется не моментом, а годами, прожитыми до этого момента. Вы согласны? Он чиркнул спичкой и стал раскуривать трубку, косясь прищуренным от дыма глазом на Архипова. Тот кивнул. — Как вы думаете, наш убийца умён? Архипов нахмурился: — Ну… Ничего такого уж умного в его действиях я пока не вижу… Безусловно, он человек состоятельный и деятельный, раз сумел организовать ограбление дома Трегубова… Но все дальнейшие его действия показывают, что он скорее… — Он в отчаянии, — подсказал Скопин. — Он в отчаянии. Ограбление-то он организовал, но, не получив нужного, сам пошел и пытал старика. По размеру галош, по характеру убийства, по жестокости и силе убийцы мы знаем, что он — мужчина. Сколько ему лет? Может быть, двадцать. А может, и восемнадцать. — А может, и все пятьдесят, — задумчиво кивнул Архипов. — Может. Он не беден, раз подкупает грабителей. — Сбежин! — снова вскинулся Архипов. — Коллекционер холодного оружия! Давайте проведем обыск! Сдается мне, Сбежин показал нам далеко не все свои клинки! — Погодите, — вновь осадил его Скопин. — Придержите эту версию до завтрашнего вечера, когда ознакомитесь с остальными делами. Ведь нам теперь проще — первыми читайте те, где фигурируют мужчины. Архипов раздраженно кивнул. — Я уже составил себе план работы с архивами, Иван Федорович. Но думаю, что если провести обыск у Сбежина…