Скопин открыл бутылку, налил темный портер в стакан и немного отхлебнул. — Есть такое соображение. Когда вернусь, пошлю Мирона с его подопечной в часть, пусть опознает. Уж она-то Рубчика знает хорошо. От входной двери послышались возбужденные голоса — мужской и женский. Архипов поднял глаза и увидел парочку: купца — в длинном сюртуке, с большой вьющейся бородой и женщину — высокую, одетую ярко, но в потертые и застиранные вещи. Женщина, вероятно проститутка, стояла спиной, стягивая платок и открывая пышные светлые волосы. — Неужели это действительно Сёмка убил и Надеждина, и Трегубова? — спросил Захар Борисович, глядя на женщину. — А как же след галош? — Нет, — отрезал Скопин. — Сёмка никого не убивал, — он повернулся к доктору. — Вы осмотрели тело Трегубова? — Да, — кивнул Зиновьев и полез во внутренний карман. — Вот… Он вынул из кармана лист бумаги, сложенный вчетверо. — И вы, Захар Борисович, давеча спрашивали про характер ранений Трегубова. Архипов кивнул. — Как вы тогда ушли, я снова осмотрел тело. Помните, я говорил, что похоже, будто это два человека разными ножами? Один нож с треугольным обоюдоострым лезвием. — Тот же, что и в прошлый раз? — спросил Скопин. — Нет, лезвие уже. Втыкалось под прямым углом. Второе лезвие имеет только одну режущую кромку. Его втыкали под углом. Я срисовал положение ран. Вот. — Доктор протянул лист Скопину. — Посмотрите. Скопин раскрыл листок и начал разглядывать чертеж. Архипов посмотрел через его плечо на короткие карандашные линии, нарисованные доктором. Вдруг он напрягся. — Дайте мне, — попросил он бумагу у Ивана Федоровича. Молодой пристав внимательно изучал чертеж, на несколько минут забыв о женщине, привлекшей его внимание. А парочка тем временем заняла стол в другом углу, и купец начал заказывать у мальчика-полового сластей для дамы и водки для себя. — В этих ранах есть что-то геометрически правильное, — сказал доктор. — Какая-то симметрия. Архипов повернулся к Скопину. — Это же… — Индийский кинжал Сбежина, — кивнул Иван Федорович. — Да, похоже. — Смотрите! — горячо произнес Архипов. — Основное лезвие входит прямо, а два боковых — под углом! Вот улика! Надо изъять кинжал и сравнить с этим чертежом! Я уверен, совпадение будет полным! — Что за кинжал? — заинтересовался доктор. — Увидите, Павел Семенович, — сказал Скопин. — Любопытная вещичка. И хотя господин Сбежин нас уверял, что подобных в Москве — тьма-тьмущая, что-то я не уверен, что они так свободно разгуливают по улицам и скапливаются именно в этой части Москвы! — Погодите! Вы хотите сказать, что это Сбежин пытал Трегубова? — удивился доктор. — Нет, Павел Семенович, — сказал Скопин. — Я хочу сказать, что Трегубова резали кинжалом из коллекции Сбежина. Это, как я понимаю, можно утверждать почти наверняка. Но я не говорил, что резал именно Сбежин. — А! — поднял свои черные брови Зиновьев. — Это другое дело. — Вы давно с ним знакомы? — спросил Иван Федорович. — Я уже как-то говорил, что консультировался с ним по одному делу. А так чтобы знаком… Нет. Он приходил ко мне в покойницкую, мы провели приятных пару часов за стаканом чая и осмотром резаных ран. Но не больше. Женщина в углу захохотала, и Скопин оглянулся. Архипов тоже посмотрел туда. В тот момент, когда женщина увидела обернувшееся к ней лицо Скопина, она вдруг резко оборвала смех и вскрикнула. Скопин тут же отвернулся и поморщился. — Да… — сказал он. — О чем мы? Горничная! Архипов продолжал наблюдать за женщиной. Не отрывая глаз от затылка Скопина, женщина вдруг съежилась и схватила за рукав своего спутника. — Захар Борисович, куда вы смотрите? — крикнул Скопин. — А? — переспросил Архипов. — Горничная! — повторил Скопин. — Которая сбежала? — уточнил Архипов. — Черта с два она сбежала! — Скопин ударил по столу так, что бутылки зазвенели. Тут подскочил мальчишка и с виноватым видом сообщил, что баранины не будет. — Ладно, ладно, — утихомирился Иван Федорович. — Мы уже уходим. Он кинул на стол полтинник. — Вся верхняя одежда горничной осталась на вешалке. Не могла же она в одном домашнем платье сбежать из дому, а? За спиной Скопина высокая женщина вдруг встала, накинула на голову платок и, бросив в одиночестве своего спутника, выскочила из трактира. — Да… — задумчиво протянул Архипов. Однако занимал его сейчас не вопрос о горничной, а странное поведение проститутки. — Хотя вы, Иван Федорович, все сопротивляетесь идее виновности Сбежина, похоже факты… — Какие факты? — спросил Скопин. — Ни один из этих фактов не примут в суде. Адвокат разобьет их в два счета. — А кинжал? — спросил Архипов. — Кинжал… Его надо изъять, если Сбежин, конечно, не постарался уже избавиться от него. Кстати, помните, как мы пришли с рисунком отпечатка раны? И он вынес этот самый кинжал? — Да, — кивнул Архипов. — И что он сразу же сделал? Раскрыл его. И положил поверх рисунка. Конечно, в раскрытом состоянии центральное лезвие будет уже. Но он не дал нам посмотреть лезвие в закрытом положении, когда все три соединяются в одно! Возможно, если мы сравним закрытое лезвие кинжала и рисунок, то они совпадут. — Надо брать Сбежина! — горячо воскликнул Архипов. — У нас есть кинжал, как главная улика. — У нас ничего нет пока, — охладил его пыл Скопин. — К тому же просто потерпите. Я уже устроил так, что Сбежин, если он действительно виновен, сам придет к нам. — Как? — Я же сказал, потерпите. Мы подошли к финалу. Не надо торопиться. Если Сбежин — наша дичь, то он никуда не денется. Одевшись, все трое вышли из трактира на промозглую улицу, но не успели отойти на несколько шагов, как Архипов вдруг вспомнил, что оставил свою шляпу на лавке, и сказал, что догонит Скопина чуть позже. Вернувшись в трактир, он осмотрелся, приметил пожилого разносчика, поставившего свой опустевший лоток под стол и пившего чай из большого чайника, пара которого стояла рядом, накрытая полотенцем. Присев напротив, Архипов поздоровался. — И ты будь здоров, — ответил разносчик. — Ты, дядя, частенько тут бываешь или как? — спросил Архипов. — Да. — Видел, мы тут втроем сидели? — Видел. — Позволь тебя угостить и задать пару вопросов. Разносчик утер пот со лба рукавом и прищурился. — А сам-то ты кто? Не из полиции? — Да, из полиции. — То-то я смотрю, ты с Иван Федоровичем! — Знаешь его? — спросил Архипов. — Как не знать! Он из местных! Мужик хороший, нас не трогает. Только пьет много. — А женщину ты сейчас видел? Высокую, со светлыми волосами? — Любку? Видел. Раньше она часто сюда своих ухажеров водила, а как Иван Федорович ее проучил, так ее и не видно до сего дня было. — Проучил? — Архипов подозвал мальчишку и велел принести полбутылку водки. — Так не в себе он был. Сильно накачался в тот вечер, — ответил разносчик искренне. — Сидел тут, как обычно. Ну, входит Любка — и тоже не тверезая. Обычно она с кем-то приходила, а тут, видать, не подфартило ей. Сидела, сидела, все на Ивана Федоровича поглядывала. Небось, решила, что на безрыбье и рак — рыба. Подсела она к Иван Федоровичу, стала с ним заговаривать, за руку хватать. А тот поначалу как будто спал… Мальчик принес водку, и Архипов щедро плеснул в стакан разносчику. Тот степенно поблагодарил, махнул разом и откашлялся. — А дальше? — А дальше как стала она к нему лезть уж совсем по-нахальному, он вдруг как вскочил! Как дал ей прямо по зубам! Тут она со скамейки — брык на пол! А он ее сапожищами — не разбирая. Ну, мужики повскочили, оттащили его от бабы, а то бы насмерть ее забил. Я же говорю — не в себе он был! — И что? — удивился Архипов. — Никто даже будочника не свистнул?