— Не предполагал, что вы окажетесь таким крючкотвором. — Это моя профессия, — спокойно ответил Иван Федорович, выпуская клуб дыма. — Я судебный следователь. Вы же читали уложение о судебных следователях? Мы не делаем выводов, просто собирая доказательную базу. Выводы делает суд. — А! — Архипов махнул рукой. — Маша, хотите сесть? — спросил Скопин у девушки. Маша отрицательно покачала головой. — Как вы попали в полицию? — спросил Скопин молодого человека. Архипов поднял воротник пальто. — Можно сказать, что случайно. Готовился ехать на Балканы, но меня вместе с еще несколькими офицерами не отпустили в действующую армию, а отправили в столицу. — Зачем? Архипов отвел глаза. — Я не могу этого говорить. Скажу только: на обучение. — Понятно, — вздохнул Скопин. — Реформа? Архипов промолчал. Скопин был совершенно прав, Захара Борисовича направили в Сыскной отдел Санкт-Петербурга, предупредив, что после реформы точно такой же появится и в Москве, а значит, там будут сразу же нужны подготовленные кадры. Но с Архипова и других офицеров было взято честное слово, что они не станут раньше времени рассказывать о предстоящей реформе. После усиленного обучения их распихали по участкам в должностях следственных приставов, чтобы они поближе познакомились со своим будущим «фронтом работы». Впрочем, была и другая причина того, что Архипов молчал: после реформы должность Скопина и таких, как он, собирались упразднить. И все функции следствия по уголовным делам переходили в Сыскной отдел. Поэтому Захар Борисович так неловко себя чувствовал в присутствии Ивана Федоровича. За оградой послышались голоса, потом калитка отворилась, и на тропинке показалась грузная фигура в форменной зеленой шинели и сбитом на затылок кепи. Это был квартальный надзиратель Михеев, поднятый среди ночи с постели и оттого прибывший в самом раздраженном настроении. Узнав Скопина, он немного поутих и подошел, вытирая мясистой рукой мокрое от дождя лицо. — Иван Федорович? Здрасьте! Убили кого? Скопин указал трубкой на дом. — Знаете, кто тут живет, Савелий Палыч? — Тут-то? Трегубов, коллекционер. Что с ним? — Не открывает. Грозит револьвером, — ответил Архипов. Михеев повернулся к нему и прищурил глаза. — А вы кто будете? — Следственный пристав Архипов, — ответил Захар Борисович. — А! — поднял густые брови Михеев. — Тогда и вам здрасьте. Сейчас разберемся. Он подошел к двери и забарабанил по ней кулаком. — Там звонок есть, — сказал Архипов. Но квартальный не обратил на него никакого внимания. — Оставьте, он сам разберется, — спокойно произнес Скопин, не делая даже попытки подняться со своего ведра. — Я сказал, сейчас стрелять буду! — послышался истеричный вопль из дома. — Михайла Фомич, открывай. Это я, Михеев, — крикнул квартальный надзиратель. — Открывай, не балуй! После секундного молчания послышался звук отпираемого замка. Дверь слегка приотворилась. — Ну вот, пожалте, господа следователи, — сказал Михеев. — Отворил. Я еще нужен? — Постойте тут, — приказал Скопин, вставая с ведра. Он сунул трубку в карман и подошел к крыльцу. — Трегубов, вы нас впустите или сами сюда выйдете? Дверь отворилась шире, и на крыльцо вышел старик с растрепанной седой шевелюрой и закутанный в старый ватный халат. В одной руке у него действительно был револьвер, а в другой он держал керосиновую лампу.. — Я Трегубов, — заявил он. — Что вам от меня надо? — Вы знаете эту девушку? — спросил Архипов, указывая на Машу. Старик молча посмотрел на девушку, а потом решительно ответил: — В первый раз вижу! — Вы уверены? Старик поджал губы, показывая, что больше разговаривать на эту тему он не собирается. Но тут подал голос Михеев. — Да это ж его племянница. Маша. Михайла Фомич, это ж твоя племянница. — В первый раз вижу. — Вот те на! — ответил квартальный. — Я сам ей отметку в паспорте делал год назад. — Ничего не знаю! — взвизгнул Трегубов. — Может, раньше она и была моей племянницей, а теперь — нет! — Вы хотите сказать, что выгнали ее из дома и теперь знать не хотите? — спросил Скопин. — Вот именно! Не хочу! — заявил Михайла Фомич. — А по какой причине? — спросил Иван Федорович. — Неважно! — Послушайте, господин Трегубов, — нетерпеливо сказал Архипов. — У нас есть подозрение, что ваш дом ограбили. И вы свалили вину на эту девушку. Трегубов дернулся, будто его ударили палкой. — Не было никакого ограбления! — сказал он звонким петушиным голосом, — Слышите! Никакого ограбления! А девчонку я выгнал потому… Потому что не хочу больше терпеть в своем доме эту особу. — Позвольте нам войти и осмотреть дом, — потребовал Архипов. — Нет! Не позволю! — Да ты с ума, что ли, спрыгнул, Михайла Фомич! — вмешался Михеев. — Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь? Архипов повернулся к Скопину. Тот кивнул и сделал шаг вперед. — Господин Трегубов, — произнес Иван Федорович тихо. — Я судебный следователь Скопин. Властью, данной мне прокурором Москвы и судебными законами России, а также для проверки полученной мной информации я приказываю вам впустить нас в дом и показать все, что мы посчитаем нужным. — А если я откажусь? — спросил старик уже без задора. — Тогда я вызову сюда нижних чинов. Вас мы арестуем и проведем полный обыск со вскрытием полов, поиском тайников и вспарыванием подушек. А также реквизируем по описи все, что посчитаем подозрительным или имеющим отношение к делу, — спокойно ответил Иван Федорович. — А дом опечатаем до прекращения следствия. — Черт бы вас побрал! — сказал старик в сердцах и махнул лампой. — Входите. Но только девчонку я не пущу. Пусть остается здесь. — Под дождем? — спросил Архипов. — Вам ее не жаль? — Мария пройдет вместе с нами, — сказал Скопин. — Как свидетель. — Свидетель чего? — усмехнулся старик. — Неважно. — Ну-ну! — Трегубов отошел внутрь, пропуская пришедших. В дверях Скопин остановился и повернулся к квартальному. — Идите спать, Михеев, дальше мы сами. Квартальный отдал честь, потом погрозил коллекционеру кулаком и пошагал обратно к калитке. — Пройдемте сразу наверх, — предложил Скопин. Старик бросил ненавистный взгляд на Машу. Вслед за коллекционером они поднялись на второй этаж. — Маша, где ваша комната? — спросил Скопин. — Тут, — Маша указала на дверь.