– Только парочку, – усмехаюсь я. – Тоже неплохо. Ремонт даже одного ногтя сейчас стоит как крыло самолета, – отвечает Карина, заметно повеселев. Мы тихо смеемся, остатки неловкости и напряжения исчезают без следа. – У тебя, кстати, классные тату. – Я киваю на левую руку Карины, где под плотной тканью куртки спрятаны цветные рисунки. – Мой друг был бы в восторге, он тот еще ценитель. – Моя старшая сестра тату-мастер. Лучший в городе, а может, и в стране. Если вдруг будет нужно, обращайся. Сделаем дружескую скидку тебе или твоему ценителю. – Оу! – удивленно отзываюсь я. – Хорошо, спасибо. А ты… типа ходячая реклама, да? – Есть такое, но это больше моя идея, чем ее. – Карина бросает беглый взгляд в сторону. – За мной уже папа приехал. Тебя подвезти? – Нет, – отвечаю быстрее, чем могу обдумать предложение. – Мне тут… мне недалеко. – Тогда увидимся на следующем занятии? – Ага, – киваю я. – Пока. – Пока! Карина бодро сбегает по ступеням, а я медленно переставляю ноги, направляясь к выходу со двора креативного центра. Ветер устрашающе завывает, качая почти облысевшие ветви деревьев, в воздухе пахнет приближающимся дождем. Карина запрыгивает на переднее сиденье большой белой иномарки и машет мне перед тем, как хлопнуть дверью. Автомобиль срывается с места, и я тяжело вздыхаю. Ну и денек. Наверное, самый странный за последние несколько месяцев. Уже оказавшись за калиткой, оглядываюсь, в паре окон на втором этаже центра горит свет, но за ними никого не видно. Шальная мысль влетает в голову, точно пуля. А что, если, окажись я на месте Светы, ничего страшного бы не случилось? Что, если курочки спокойно восприняли бы и эту новость? «Это можешь быть только ты». Крупные капли барабанят по крышам припаркованных во дворе машин, ботинки утопают в лужах. Дождь все-таки догнал меня, зато в мыслях теперь только горячий душ, чай и теплая пижама. Лучше, чем бесполезные переживания об утраченном шансе. Под козырьком подъезда виднеется невысокий худой силуэт, и я настороженно замедляюсь, не обращая внимания на летящие в лицо мелкие брызги. Что он здесь делает? Мы не договаривались о встрече. – Лех? – спрашиваю удивленно. – Привет, – понуро отвечает он. – Я десять сообщений тебе отправил. – Прости, я… – вглядываюсь в его осунувшееся лицо. – Черт! Опять?! – Угу, – недовольно мычит он. – И ты поехал? Он смотрит в сторону, принимаясь нервно жевать нижнюю губу. Достаю ключи из кармана, открываю дверь и взмахиваю рукой, приглашая. – Несчастные вперед! – Спасибо, Риш, – вздыхает Леша. Преодолеваем три лестничных пролета, гнетущее молчание следует за нами по пятам. Распахиваю дверь в теплую квартиру и зажигаю свет в прихожей. Отправляю Лешу на кухню, а сама запираюсь в ванной, чтобы быстро принять душ. Эх, бельчонок. Ты же обещал, что прошлый раз был последним, но ведь и предыдущие десять мы слышали то же самое. Три года на привязи – это уже диагноз. Мы с гномами обсуждали эту тему множество раз, но единственный, кто по-настоящему может в ней разобраться, – Леша, а он слишком быстро и часто переобувается. Натягиваю на распаренную кожу мягкую пижаму и, шаркая подошвой домашних тапочек, направляюсь на кухню. Леша сидит за столом, подтянув колени к груди, его светлые немного влажные пряди сбились в тонкие колючки, прилипшие ко лбу, а рядом лежит горстка колец, которые он снимает только в экстренных случаях. Леша чистит большой апельсин с таким рвением, будто этот несчастный фрукт единственный, кто во всем виноват, но это, к сожалению, не так. Щелкаю кнопкой чайника и усаживаюсь напротив друга. Леша разламывает апельсин, одну половину вручает мне, а вторую запихивает в рот. Его глаза наливаются слезами, щеки критически натягиваются, из уголков губ стекают тонкие струйки сока. – Если ты собрался подавиться и умереть, то надо было сделать это в ее доме, – говорю я и протягиваю пару бумажных салфеток. – Доставил бы проблем напоследок, чтобы она точно тебя не забыла. Леша натужно усмехается, вытирает подбородок и морщится, усердно пережевывая апельсин. Отламываю дольку для себя, в кухне звучит глухая барабанная партия осеннего дождя. Обычно всеми человеческими штуками у нас занимается Яр, но если Леша пришел ко мне, значит, ему не нужны умные советы о том, как лучше жить. Иногда хочется просто поныть или поругаться, обвинить всех вокруг, а себя пожалеть. Включить эгоизм на максимум, а совесть скрутить до минимума. У нас с Лешей уже давно сложен прекрасный, но токсичный дуэт, мы встречаемся в критические моменты, чтобы от души подушнить и высказать друг другу, как сильно окружающие нас бесят. Леша комкает салфетку и бросает ее на стол. Склоняет голову и устало ухмыляется: – Вижу, у тебя тоже был веселенький денек. – Ты себе и не представляешь, насколько. – Кому лицо подправить? – Тебе не стоит бить девочек. – Ты уже все сделала, да? Она хоть жива? – Нас быстро растащили. – А-а… – Забей, – отмахиваюсь я. – Ничего нового и интересного. Меня назвали мышью, я влепила по лицу. Классика. Леша с пониманием кивает и стучит пальцами по столу, ненадолго задумываясь. – Завтра важные пары? – спрашивает он. – Они никогда не важные. – Есть что выпить? – Есть, – отвечаю я и поднимаюсь из-за стола, не обратив внимания на закипевший чайник. Примерно через полчаса на кухне становится по-настоящему жарко, потому что два чертенка разжигают костер злости и безжалостно бросают в него головы обидчиков. Краснощекий Леша крутит в пальцах винную пробку и неустанно причитает: – Это какой-то необъяснимый бред. Она пропадает на месяцы, а потом… Ой, я так соскучилась. Приедешь? И я еду, Риша! Срываюсь и еду, будто ничего не случилось! Ну что за фигня?! – Хороший вопрос. У тебя самого нет предположений? – Одно. Но даже в мыслях это звучит стремно. – Я никому не скажу. У тебя достаточно компромата, чтобы шантажировать меня до конца жизни. Чего только стоит та история с Витей на выпускном в девятом классе. – Он был козлом с дебильным чувством юмора! Вдобавок еще и кривоногим! – А твоя Валя дура! Трусиха, жирафиха и эгоистка! – в тон ему отвечаю я, но мигом остываю. – Лех, иногда нам нравятся странные люди, которые делают странные вещи, которые в свою очередь заставляют нас вести себя очень… – …странно?! – спрашивает Леша, комично радуясь тому, что смог уловить и закончить мысль. – Да! И именно для таких случаев человеку был дан мозг! Чтобы анализировать все, принимать решения. – А я думал, что мозг поддерживает стенки черепа изнутри, чтобы вмятин не было. – Возможно, у тебя все именно так. Леша высовывает язык, а я кривляюсь ему в ответ. Оба делаем по большому глотку и одновременно ставим стаканы на стол с громким стуком. – Давай выкладывай уже. Три месяца назад ты кричал, что остыл. – Я и сам в это верил. – Ладно, но что изменилось сейчас? У тебя целый гарем из миленьких принцесс, зачем тебе еще и Валя? – Потому что секс с тем, в кого ты влюблен, – самый лучший. – Ох, черт, – вздыхаю я. – И это все? – А мало? – Тогда просто вернись к ней! Если я ничего не путаю, именно ты был инициатором разрыва, а значит… – Ты ведь знаешь, почему я с ней расстался. Леша принимается с силой вдавливать пробку в стол, а я прижимаю пальцы к горячему лбу. Рост Вали еще в одиннадцатом классе был под метр восемьдесят. Сейчас она, наверное, еще выше, а мы с Лешкой едва дотянули до отметки метр шестьдесят шесть. Хороший друг в такой ситуации сказал бы что-то вроде… Да не парься, Лех. Если ваши чувства взаимны, то рост не важен. Любовь все и всех уравнивает! Поднимаю взгляд на бельчонка, а он смотрит на меня с неотвратимым смирением. Мы слишком хорошо знаем, каково на вкус осуждение, как больно щиплют насмешки и как сильно ошпаривает злость, когда тебя не принимают. И можно сколько угодно орать, что мнение большинства не важно, главное, что о себе думаешь ты сам, да вот только это не лечит сквозные дыры от пуль и не затягивает рваные раны от ножей в спине. Леша встречался с Валей всего пару месяцев, сначала тайно, а потом школьные сплетни сломали ширму, украшенную сердечками. Как только их пару не называли, какие только шутки не придумывали. Всем было весело, даже Вале, ведь проблема была не в ней. – Риш, можно я скажу тебе правду? – глухо спрашивает Леша. – Конечно. – Только не говори ребятам. Особенно Ярославу. Не хочу, чтобы он лечил меня. – Никому, – мотаю головой. – Она сказала, что все еще любит меня. Хочет начать сначала. Типа сейчас все будет по-другому. Леша закрывает руками лицо и шумно вздыхает, а я не могу подобрать слов. Дождь стучит за окном, все ускоряясь и ускоряясь, словно хочет дать какой-то совет, но мы не в силах понять его. – Я не могу, Риша, – тихо говорит Леша. – Просто не могу. Пусть сейчас Валя утверждает, что ее все устраивает, нет никаких гарантий, что через неделю или пару месяцев на горизонте не появится какой-нибудь двухметровый тип, который без проблем сможет поднять ее на руки и развеселить шутками про хоббитов. Все говорят: «Забей! Прими себя таким, какой есть». И я принимаю! Но не с ней. Мы физически не подходим друг другу, да простят меня все романтики мира, но это, блин, важно. Мне некомфортно, и я не могу убедить себя в обратном, несмотря на то что тоже люблю ее. – Леш… это…