— Я думаю, тетя Мюриэл беспокоится о Билли Коули. Я имею в виду, она не сказала этого, но она кажется рассеянной, встревоженной. — Лиззи подумала, что это был достаточно общий ответ, который могла бы почувствовать не только Мюриэл, но и другие жители деревни того времени. Хотелось бы надеяться, что это прозвучит правдиво. — Да, я думаю, ты права. Я не видел ее несколько дней, что совсем не похоже на Мюриэл. Я не шучу, но хорошо… обычно она немного назойлива. Без обид. Лиззи рассмеялась. — Не принято. Я совершенно уверена, что это заложено в генах. — Ее лицо горело. Она начинала чувствовать себя виноватой за ложь. — И это их возраст, я думаю. Как будто им меньше о чем думать, поэтому им приходится создавать немного драмы, чтобы поддерживать активность своего ума. Управление магазином — это то, что помогает моей матери жить. — Но она не работала? — Нет. И, так совпало, что с пятницы она чувствует себя неважно. От нее исходит ощущение, что она боится выходить из дома. Что действительно на нее не похоже, поскольку обычно ей доставляет удовольствие быть в центре такого рода деревенских сплетен. Это случается только раз в голубую луну. — Через тридцать лет, — рассеянно ответила Лиззи. — Вот именно. И оба раза это было связано с одним и тем же человеком. — Ты помнишь что-нибудь из того времени, когда пропала Джони? — Не очень много, нет. Я все еще учился в начальной школе, кажется, в моем последнем классе. Я только по-настоящему помню глупую игру, в которую мы все тогда играли — Тук-тук, Джинджер — и тот факт, что мы нацелились на бунгало Билли Коули гораздо больше, чем на любой другой дом. Это было, конечно, потому, что это был самый большой кайф: он был самым странным, самым страшным взрослым, которого мы знали. Это странно, оглядываясь назад, потому что мы все думали, что он был таким старым. Старик Коули, деревенский чудак. Боже, ему, должно быть, было всего под тридцать. Насколько это безумно? — Вообще-то, двадцать пять. — Черт, и всего-то? Тогда почему у меня образ какого-то древнего старика? — Наш отзыв делает это. Мы были детьми. Разве не помнишь, что также думали, что наши учителя были на пороге смерти? И что твои родители были старыми чудаками? Роб рассмеялся. — Да, это правда. Я все еще вижу некоторых учителей, которые были в нашей школе, и они, кажется, ни капельки не изменились! Роб говорил так, как будто Лиззи была в школе в то же время, испытывая те же самые вещи. Она надеялась, что он не задаст ей никаких конкретных вопросов, потому что она очень мало помнила о своих школьных годах. Однако она была моложе Роба, так что он, по крайней мере, не помнил ее из своего класса. Но во всей школе было меньше сотни учеников, так что была вероятность, что он поймет, что ее имя не совпадает ни с одним из тех времен. Что произойдет, когда он поймет, что я не совсем та, за кого себя выдаю? Она выбросила эту мысль из головы. — Напомни мне еще раз, как они выяснили, что это был он? Как они его поймали? — Э, ну… начнем с того, что многое из этого было косвенными уликами. Время, когда Джони пропала, каким он был в преддверии ее исчезновения… — Каким он был раньше? Что ты имеешь в виду? — Его поведение, знаешь ли. Он никогда не был тем, кого можно было бы назвать стабильным, но когда они забрали его дочь, ну… — Роб покачал головой, — он вроде как психически вышел из себя. Люди считали, что он пытался заменить ее. Вот почему он забрал Джони. — Какие люди так считали? — В то время, примерно за несколько недель до похищения Джони, и, как я уже сказал, я был молод и не могу с уверенностью сказать, что все, что я помню, верно, все мамы волновались из-за дочери Билли, говорили, что он причиняет ей боль, и что она ведет себя очень странно, и нужно что-то предпринять. Они говорили о жестоком обращении. Конечно, в моем возрасте я не совсем понимал, что они означают, но позже я пришел к пониманию. Все верили, что он сексуально надругался над собственной дочерью. Это заставляет меня содрогаться. Лиззи опустила глаза, сосредоточившись на своем напитке, пока до нее доходил его комментарий. — И они забрали ее у него. Итак, в качестве мести или в качестве замены он забрал одну из их дочерей. Дочь одного из жителей деревни, которая сыграла важную роль в его жизни? Роб пожал плечами. — Это теория. Он никогда никому не рассказывал о своих мотивах. Никогда никому не говорил, где выбросил тело маленькой Джони. — Это потому, что он сказал, что невиновен, не так ли? — Начнем с того, что он все отрицал, да. Тогда его адвокат, должно быть, сказал ему признать себя виновным в обмен на смягчение приговора, а не на всю жизнь. Он не был невиновен, Лиззи. Этого не могло быть. Как говорится, нет дыма без огня. Она сделала паузу. — Зависит от того, кто устроил пожар. Глава 36 1989 Блэкстоун Клоуз Пятница, 30 июня — за 19 дней до — Элиза, заходи. Сейчас же! — Он рявкнул приказным тоном, его голос был хриплым из-за остатков гриппа и инфекции грудной клетки, которую он перенес вдобавок ко всему. Его привычка курить по сорок сигарет в день тоже никак не помогла делу. Девочка, сидевшая в грязи переднего двора среди своих кукол, услышала требование отца, но заметила движение в конце тупика, которое привлекло ее внимание. Она оторвала голову куклы, которую держала в руках, и осторожно положила ее рядом с руками. Ноги могли подождать. Она встала и медленно пошла к подъездной дорожке, ее руки свободно свисали по бокам. Она надеялась, что это кошка. Ей нравилось играть с живыми существами. — Сюда, киска, киска, — позвала девушка, и из-за ее шепелявости это прозвучало так, как будто она говорила «кишка». Из темноты кустов справа от нее донесся смех. Она стояла неподвижно, уперев руки в бедра. Она была разочарована, что это не кошка, но это мог быть кто-то, с кем она могла бы поиграть. — Эй? Кто это? Ты можешь прийти и поиграть? — позвала она. Однако она знала, что у нее будут неприятности — ее отец только что позвал ее на чай. Она не должна никого приглашать, ему бы это не понравилось. Ей никогда не разрешали никому приходить играть. Это было несправедливо. Раздалось еще больше смеха, прежде чем она услышала голоса, шепчущие: — Элииссссааа, Элииисссааа! — Она фыркнула и отвернулась. Они не хотели играть, они просто хотели быть злыми. Может, ей и было всего восемь лет, но она знала, когда люди смеялись над ней. — Неважно, — крикнула она. — Я сейчас иду внутрь. Когда она повернулась и направилась к двери, что-то твердое ударило ее в спину. Она закричала от боли. Ее спину жгло. Она хотела заплакать, но вместо этого повернулась лицом к нападавшему и закричала. — Ты не должен причинять людям боль. Нет, если ты не хочешь, чтобы тебе причинили боль в ответ. Элиза услышала визг, когда они исчезли вдали. Она вытерла слезы, катившиеся по ее лицу, и пнула камень, который они в нее бросили. Почему они должны были быть грубы с ней? Что она сделала? Ее отец был прав: у нее не было друзей. У нее не было никого, кроме него. Это были он и Элиза против всего мира. Глава 37 Анна 2019 Понедельник, 15 июля Третья ночь Анны в ее детской постели была не лучше первой. Ее спина болела еще сильнее, и она чувствовала себя так, словно за одну ночь постарела на двадцать лет. Присев на край кровати, она подперла подбородок руками. Она еще не была готова встретить этот день лицом к лицу. Или мать. Ей удалось поспать всего несколько урывочных часов в перерывах между темными снами — беспомощно плавающие бестелесные головы, искривленные и кричащие рты кукол, плачущие женщины. Ее мать в центре всего этого, спокойная и сильная. Неужели она хотела бы, чтобы ее мать была такой сейчас? Спокойной, сильной? Когда она была ребенком, и когда все это происходило с Джони, насколько она помнила, именно Мюриэл держала все это вместе. Мюриэл, которая провела Анну через все ужасы. Мюриэл была сильной. Сильной духом, волевой — настолько, что даже отец Анны не смог соответствовать тем невозможным стандартам, которые она установила. Спустя годы после развода родителей, Мюриэл все еще придерживалась истории о том, что Эрик был травмирован и не мог смириться с тем, что его маленькая девочка была так близка к тому, чтобы ее похитили, и последствия этого привели к расколу в их браке. Она просто сказала Анне, что ее отец искал утешения в объятиях другой, без каких-либо дальнейших объяснений. Однако Анна не совсем в это верила. Она могла понять напряжение всего этого — конечно, могла, — но оставить свою семью, уехать жить на другой конец Соединенного Королевства? Это звучало неправдоподобно. Объяснение, что он едет в Шотландию, потому что именно оттуда родом его новая партнерша и ее семья, казалось притянутым за уши. Позже Анна решила, что ее отец хотел уехать как можно дальше от Мюриэл, насколько это было в человеческих силах, и именно поэтому он выбрал Шотландию. В этом было больше смысла. Но Анна так и не простила ему того, что он вот так ее бросил. Как раз тогда, когда она больше всего нуждалась в своем отце, он бросил ее. Что было с мужчинами Мейплдона? Неужели все они были бесполезны в роли отцов, мужей? Отец Джони не играл большой роли в ее жизни, если верить тете Тине, а дочь Билли Коули была настолько травмирована и заброшена, что социальные службы забрали ее из-под его опеки. Теперь, когда Анна задумалась об этом, ей показалось, что в деревне действительно было непропорционально много одиноких женщин из возрастной группы ее матери. Возможно, все это было связано со смертью Джони Хейс — все семьи боролись после ее похищения, и отношения родителей рухнули, когда ее так и не нашли. В этом было что-то — огромное общее травмирующее событие должно было оказать длительное воздействие. Анна потерла лицо руками. Как это было трагично. И теперь, с приливом беспокойства, Анна задавалась вопросом, не закончилось ли это каким-то образом. Впереди было еще больше травм. С неохотой, которая тянула ее вниз так сильно, что заставляла чувствовать себя тяжелее, Анна заставила себя встать с кровати. Горячий душ мог бы расслабить ее мышцы. И дать ей время подумать. Ее мыслительные процессы всегда были острее, когда она принимала душ. Если повезет, ее мозг придумает козыри и предоставит ей план, путь вперед. Потому что, если она останется в Мейплдоне еще на какое-то время, пострадает не только ее физическое здоровье. Ей нужно было либо разобраться, кто играет новую, жуткую версию «Тук, тук, Джинджер»… и почему — в надежде положить этому конец, либо ей придется сделать то, что предложил Джеймс. Отвезти Мюриэл в Бристоль, чтобы она какое-то время пожила с ней и Кэрри. Последний вариант мотивировал ее достаточно, чтобы принять душ и начать свой день. — Что-нибудь происходило в этом заведении в течение недели? — спросила Анна после того, как выпила свой первый утренний кофе. — Утренний чай с пирожными в виллидж-холле сегодня в половине одиннадцатого, и это примерно твой удел до четверга. Затем церковные старосты проводят утренний кофе в старой хижине Красного Креста. — Я удивлена, что это место до сих пор не превратили в жилой дом. — Я думаю, некоторые пытались, Анна, но мало что проходит мимо местных советников. Если, конечно, идея вообще не исходила от одного из них. — Боже. Ничего не меняется. Дай угадаю, новые советники — это отпрыски тех, кто бросался наутек, когда я росла? Мюриэл громко вздохнула. — Ты не очень-то уважаешь это место, не так ли? — Ну? Так ли это? Мюриэл что-то пробормотала, прежде чем ответить: — Да. Большинство из них таковы. — Доказательство в пудинге, да, мам?