— Ментальные способности — это совершенно не то, что ты думаешь об этом. Ваши менталисты, — он скривился презрительно, — использовать костыли, имея крылья, вот что это… Крылья, Вайю! Я вздрогнула, предусмотрительно припрятав кучку голышей подальше, слушала и снова кивала. Слово «крылья» до сих пор отдавалось легкой дрожью в спине. — Это отражение мира. Твоя проблема в том, что ты слишком привязана к реальности, ты считаешь круг таким же пространством, как и мир, но это не так! Здесь ты можешь всё, Вайю, всё. Нужно только поверить и перешагнуть грань… «Точка невозможного» у каждого своя, так объяснил мне Ликас. Точнее у каждого таких точек несколько, но достаточно только одной, чтобы сломать грань привычной реальности. Кто-то не верит, что может дышать под водой, кто-то не способен переместиться в пространстве, у некоторых проблемы с созданием объектов. Черта, шагнув за которую ты меняешь всё. Меня — замкнуло на Лирнейских. «Изменись и изменишь мир», так мне объяснил Ликас. «Всё в твоей голове». Какая «точка невозврата» у него, он мне так и не сказал. Дни шли за днями, декады сменялись декадами. Горы — не сдвигались. Невозможное — невозможно, вот единственный вывод, который я сделала, благодаря Наставнику. Свои чары, ради которых я рвалась в круг, тренировала постоянно, каждое свободное мгновение без надзора, окончательно плюнув на то, что псаковы скалы отказываются повиноваться. Пальцы стали более гибкими, плетения мелькали в воздухе с такой скоростью, что почти сливались в одно сплошное пятно, но пока ещё можно было различить базовые узлы. Все барьеры у нас в голове. Думаем, что мы можем, или думаем, что не можем — мы правы во всех случаях. Это было единственное, в чем я была согласна с Ликасом. Мне нужно было пробить плато скорости. Именно за этим я стремилась в круг. Чтобы выиграть время, которого у меня нет. Сила имеет значение всегда, но я не могу перепрыгнуть круг, и увеличить силу, зато, если я буду плести быстрее, слабые чары третьего круга будут эффективнее любого с шестым. Я могу увеличить только скорость. Бить до того, как противник щелкнет кольцами, складывая пальцы в щепоть, бить первой, пока он только проводит мысленно первую линию плетений. Единственный способ научиться плести — это плести. Единственный способ научиться делать это быстро — это плести очень много. И очень быстро. Плести так, как будто «Око Бури» прямо сейчас открывается за твоей спиной, и ты можешь просто не успеть. Другого способа не существует. Чтобы сделать нужно только одно. Делать. Наставник может показать, поставить руку, проверить, поддержать, дать пинка под зад, но никто не сделает это за тебя. Обычно к окончанию Академии все начинают кастовать с приличной скоростью, набив руку за зимы практики, но этого времени у меня нет, и мне не надо прилично. Мне нужно — сверх. Так, как плетет Луций, который отрабатывал чары не один десяток зим. Гибкость суставов, мышечная память, навыки — имеют значение, но ещё никто не смог преодолеть главный барьер в голове, сделав меньше десяти тысяч раз. И никак иначе. Поэтому мне нужно было двадцать. Двадцать тысяч раз. Только два плетения. Только три базовых узла в каждом, для третьего круга на запредельной скорости. Если меня не спасет скорость, меня не спасет ничего. И всегда будет кто-то сильнее. Я плела сразу, как просыпалась, плела после первой утренней тренировки, плела, носясь по степи, когда было свободное время, плела, слушая Ликаса в пол уха, плела, когда торчала у этих псаковых скал… плела, плела, плела, плела… Проекция песочных часов, переливающаяся рядом в воздухе, беспощадно мигала и противно выла, сообщая, что я опять не уложилась в отведенное время — не справилась. Нужно плести ещё быстрее. Я встряхивала пальцами, разминая запястья, и просто начинала снова, сбрасывая часы. И снова вой. Я сбрасывала и продолжала дальше. Монотонно, раз за разом, просто делая одно и то же. Когда не получается — это хорошо, это просто прекрасно. Каждый провал приближает меня к победе. У меня не получится ровно тысячу раз и обязательно получится на тысяче первый. Чем больше раз я ошибусь, тем быстрее достигну результата. Просто делай, Блау. Эта мантра крутилась в голове, когда мне уже начинали мерещиться плетения, когда заплетались пальцы, когда не выходило даже первого узла ровно. Просто делай, Блау. *** Внутреннее чувство времени появилось через двадцать декад. Внезапно я осознала, сколько мы здесь, и сколько нам ещё осталось. До этого мне сообщал Ликас. Появилось внутреннее чувство направления — иллюзорности пространства, я почти чувствовала границу, напоминающую купол где-то там вдали, за которой время искажается и течет совершенно иначе. Ликас приходил и уходил, каждый раз неудовлетворительно качая головой — горка камней голышей росла, я даже накарябала на каждом иероглиф с именем, исчиркала почти отвесные скалы внизу картинками и стрелочками, как дикие люди до Исхода, но это не помогало. Горы — не сдвигались. Степь полыхала яркими цветами, почти плавясь от полуденного зноя, я — продолжала тренировать плетения, те самые, ради которых я рвалась в круг. Проекция песочных часов надсадно выла, сообщая об очередном провале. Не думай. Просто делай, Блау. И я — делала. *** Декада сменяла декаду. Я плела чары, медитировала, глядя на черные отвесные скалы, пытаясь сдвинуть эту махину с места, тренировалась — Ликас начал учить меня ближнему бою, но в странной аларийской манере, от скуки занялась каллиграфией и выписывала свиток за свитком, тщательно следя за правильной постановкой запястья, и … тосковала, тихо сходя с ума. В Тигийском было не так, там не было времени думать, и задача была четкой, конкретной и выполнимой. Я устала. Соскучилась по дому, нотациям дяди, глупым вестникам Акса, плюшкам Маги, гомону кухни, соскучилась по своей кровати, ворчанию Старика, лошадям и… снегу. Ликас так и не разрешил мне сделать снег — Наставник сильнее на своей территории. Не раньше, чем я сдвину Лирнейские, сказал он. Я медленно сходила с ума, чувствуя себя бабочкой в янтаре, как будто время застыло, и не существует ничего кроме этой степи, как будто реальный мир мне привиделся, и я останусь здесь навсегда до следующего Исхода. Как Ликас проводит здесь зимы? Десятки зим? Один? Отдыхать Наставник тоже предпочитал с пользой. Пока я дышала, как загнанная лошадь, после очередной тренировки в лабиринте, развалившись на траве, Ликас рассказывал о традициях аллари. Скупо, коротко, только самое важное, но — делился, и даже иногда отвечал на вопросы. Совет аллари ещё называли «Советом двенадцати». Двенадцать старейшин — по два на каждый Предел. Раньше было по одному, но шесть пределов мы потеряли, Империя уменьшилась почти наполовину с эпохи расцвета. Мирийская провинция отделилась последней и стала республикой. «Совет двенадцати» — это внутренний совет, есть ещё внешний, куда входят убеленные сединами старцы чистокровных аларийских кровей из всех сопредельных государств и территорий. Внешний совет Ликас обсуждать отказался, но и так было очевидно, что аллари просто вездесущи, кочуют куда хотят, прикрываясь своими таборными караванами, и границы им не писаны. — И что они хотят от меня? Это напоминает Трибунал, — я фыркнула, представив их таборные обычаи — проситель перед Старейшинами, которые в своем праве. Идея быть просителем мне не нравилась в принципе. — Попросят… продемонстрировать что-нибудь в круге, — терпеливо пояснил Ликас. — Я скажу что, и ты сделаешь. Честь была сомнительной — неужели некоторые из аллари проделали такой огромный путь с Юга и Запада, чтобы прибыть на Север, только ради одной цели — убедиться, что Вайю Блау ничего из себя не представляет или… убедиться в обратном? Я смогу вернуть Нэнс, если хорошо покажу себя на Совете. Что такое «хорошо» Ликас не пояснил, и, вздохнув, просто посоветовал быть собой. Света в мешке не утаишь, сказал он. Всё будет видно, поэтому можно даже не пытаться. Вопрос о Нике Ликаса рассмешил, и мы поругались второй раз за всё время пребывания в круге, я вернулась к своей горе и молчала декаду. Сакрорум слишком мелкая сошка для аллари, чтобы уделять ему внимание. — Но я рад, что он сдох, — сказал Ликас. — Нет горца — нет проблем. Аллари не трогают горцев, высокогорные упрямцы сами рыли себе яму, и сейчас благополучно угодили в неё. И тут Ликас был полностью солидарен с дядей — никаких горцев в моем ближайшем окружении быть не должно. Категорически. Мне придется выбрать — аллари или горцы. — Никто не будет указывать Блау, — шипела я тихо. Хотя из всех псаковых твердолобых горцев меня волновал только один, жизнь и смерть которого была под вопросом. — У вас с родом Хейли неразрешимые противоречия. Представь, что такие же противоречия у нас с горцами, — пояснял Наставник совершенно спокойно. — Я, Нэнс, круг, возможности, поддержка старейшин… или горстка идиотов, которые приносят одни проблемы? — Почему вы подставляете горцев? — косичка Нарочного со свитком Мора не давала мне покоя. — Они подставили себя сами, когда предали аллари, — нехотя ответил Ликас. Больше он не произнес ни слова, как я его не пытала. Я хотела выйти в круг — посмотреть на Керн с изнанки. Карта, которую прислал мне Гладси отпечаталась в голове. Мысль о том, что все вещи связаны между собой в единое целое не давала покоя. Я не знала, что я хочу увидеть, что именно найти, но знала совершенно точно, что пойму, как только увижу. Но Ликас сказал — нет. Ни изнанки, ни пещеры Хранителей, ни Источника аллари. Нет всему вообще, кроме тренировок — нельзя было никуда. Если меня не устраивает одна зима и одно пространство — мы можем вернуться. Поэтому я заткнулась, отложив тестирование источника на следующий переход с круга на круг. Не удалось на третьем, попробуем на четвертом. *** Мы — танцевали. Точнее танцевала стройная изящная аларийка, босая, отбивая маленькими ножками ритм. Звенели браслеты, изгибалась тонкая шея, взлетали кисти крыльями в свете костра, алая юбка вилась колоколом вокруг ног. — В этом, что сложного? — обреченно спрашивал Ликас, с полнейшим равнодушием взирая на красавицу. — Ничего, — я поджала губы и упрямо сложила руки на груди. — Но я не буду вилять бедрами вот так, перед всем аларийским табором. Это — неприемлемо. — Вайю, — Ликас сделал глубокий вдох, — ты любишь и умеешь танцевать. Это — наши традиции, танец — просто способ показать уважение к нашим традициям… — Тогда старейшины станцуют мне вальс? Или что там популярно в Столице в этом сезоне, чтобы продемонстрировать мне свое уважение? — Вайю! — Я поняла, уважение — это очень односторонняя вещь. Молчали мы долго. Проекция красавицы кружилась вокруг костра, звенели браслеты, сияли монисто, взлетала огненными сполохами юбка… — Наставник… я понимаю, но не буду учить танец специально для старейшин. Я готова прыгнуть через костер согласно традициям, и проявить уважение как-то иначе. Отработать на изнанке, — фыркнула я. — Но я не буду преклонять колени или танцевать. — Аларийский этикет мы тоже начали осваивать потихоньку. И первое, что следовало сделать — это встать на колени, приветствуя Совет по всем правилам. — Интеграции не получится, я не впишусь в иерархию аллари. Единственный, перед кем в этой жизни я добровольно встану на колени — это сир Кастус Блау, — добавила я тихо. Ликас обреченно кивнул, и, повинуясь легкому жесту исчезли костры и красавица, надоедливый звон браслетов растаял в воздухе и наступила блаженная тишина. Перед нами расстилалась чистая ночная степь, и я выдохнула с облегчением. Свои возможности я оценивала трезво. Это танцевальное волшебство мне не повторить никогда и за десять декад упорных тренировок, в отличие от юной девы, мои способности были очень скромными. И — некогда тратить на это время, меня ждали плетения. *** Ликас появился внезапно, и я досадливо вздрогнула, выдернув руки из прохладной озерной воды. Сегодня я увлеклась, тренируясь беспощадно, и у меня свело пальцы.