Я старалась увидеть как можно больше. Считала палатки, оценивала расположение лагеря, соотношение мужчин и женщин, отсутствие детей, как выстроена охрана периметра, и чем занимаются в таборе. Мне нужно было охватить всё — на записях всегда можно пересмотреть позже. Нэнс щебетала, с удовольствием таская меня туда — сюда, и вспыхивала смуглым румянцем от удовольствия. — Все таборы такие? — Почти, — аларийка пожимает плечами. — Я была не во всех. — Сколько аллари в лагере? Почему нет детей? Как часто табор снимается с места? Я сыпала вопросами вразнобой и наблюдала, улыбаясь. Старики и те, кто постарше, косились с опаской, а осмелевшая молодежь следовала за нами след в след. Им я улыбалась тоже. Особенно теплой улыбкой. Отвечала на дурацкие вопросы, хлопала по предплечьям в ответ, рассказывала о том, как сложно было учиться — все были уверены, что аларийская программа обучения просто венец творения. Я должна стать своей. Единственной из Высших. И в идеале, чтобы меня перестали считать Высшей. Старики уже потеряны — я покосилась на небольшие кружки пожилых, многие сидели вокруг костров и неспешно дымили трубками, а вот юные… здесь можно попытаться. Старейшины закрыли мне парадный вход, явно продемонстрировав отношение, но кто сказал, что нельзя войти через чёрный? — У вас есть сказания, Нэнс? Легенды или хроники? Как те, что исполняют менестрели? — Конечно, мисси, — аларийка удивленно всплеснула руками. — В круге есть всё! — В-круге-есть-всё… Прекрасно. Значит, мне непременно нужно повысить культурный уровень, чтобы знать, о какой героине в детстве мечтал каждый из этих юнцов. И стать ей. Девушкой-из-грёз-аллари. Создать, если придется, слепить. Люди склонны ревностно охранять своих героев и возносить на пьедестал, и аллари не исключение. — Мисси? — аларийка потормошила меня, утягивая к костру, у которого уже собралась очередь из молодых пар и одиночек — все улыбались, готовясь прыгать. — Начинают всегда с меньшего костра и далее, пока хватит смелости, — Нэнс качнула головой куда — то в центр табора — где языки пламени взлетали в небо намного выше палаток. — Прыгаем, — постановила я, встав в очередь, как все. Молодые аларийки захихикали, парни заулыбались, подначивая — я была ниже всех ростом. Стать своей. Я искренне улыбалась в ответ, наслаждаясь минутами безделья. Веселое настроение было заразительным. Стать своей, Блау. Чтобы изучить аллари, нужно думать, как аллари, чтобы все, кто сейчас стоит здесь, не колеблясь встали на мою сторону, когда… если… их псаков избранный всё таки объявится. Место будет уже занято. Первый костер, второй, третий. Костры становились всё больше, очередь из желающих редела, но увеличивалась толпа зевак. С хохотом и гиканьем, подначивая друг друга, мы разбегались и прыгали, пламя лизало пятки, и пыхало жаром. Нэнс перепрыгивала следом за мной и сдалась только ближе к концу. — Я не пойду, мисси, — с хохотом отбилась она от меня. — На большой костер ходят только парни и то не все… Бутылку аларийского самогона мне передали перед вторым прыжком, просто сунули в руки — на морозе, из горла, самогон. И жадно ждали реакции. Нэнс хихикнула, а потом зашлась грудным смехом, когда я с благодарностью присосалась к бутылке. Псаков праздник был очень длинным, и пока ещё не собирался заканчиваться. — Благодарю, это было кстати, — я вернула ошарашенному юнцу бутылку, разбежалась, и лихо сиганула с оглушительным визгом, получая настоящее удовольствие от такой ерунды. Просто забыть про всё на этот вечер. Забыть, и представить, что у меня тоже есть право развлекаться. Мы пили и прыгали, прыгали и пили, пока не добрались до центра табора. Большой костер впечатлял. Аллари не мелочились — толстые не рубленные поленья, сложенные пирамидой полыхали так, что и подойти на десять шагов было горячо. Фейу точно оценила бы. Из всей группы молодежи мы остались втроем, я и ещё пара долговязых парней, которые уже панибратски хлопали меня по плечам — испугается ли маленькая чужачка? И чужачка пугалась. Нельзя разочаровывать, ведь они ждали именно этого? Пятилась назад, охала, сомневалась, уступая право прыгать первыми — мужчинам. Огонь не был опасен — мой купол сработает сразу, но аллари не идиоты, прожив столько времени бок о бок с Высшими, они точно знали, зачем сиры носят массивные кольца на изящных пальцах. Поэтому я стянула все, без всяких колебаний. Ссыпала горстку артефактов в ладоши Нэнс, чтобы бдила, и подняла вверх белоснежные руки, демонстрируя — играем честно. Доверие рождает доверие, а я сняла защиту и повернулась открытой спиной. Из толпы заулюлюкали, и даже старики и те, оторвались от трубок и с ленивым снисхождением, краем глаза следили за нашими развлечениями. Толпа плотнее сомкнулась за нами — все ждали финала. Самый большой костер — самая большая удача в эту зиму, для тех, кто рискнет. Первому аларийцу поджарило полу кафтана и немного сапог — снег шипел, когда он нырнул в сугроб. Алариец, который прыгал вторым, был более удачлив — его не зацепило. Я прыгала третьей. Отошла, примерилась и шагнула ещё назад — слишком большим был костёр. Размяла пальцы по старой привычке, подмигнула Нэнс и рванула вперед. Ветер свистел, шипели поленья, рассыпая искры с треском, дрожало марево раскаленного воздуха, куда я влетела, сгруппировавшись. Миг — и я на другой стороне. — В сугроб, — скандировала толпа, и я нырнула в снег, чтобы потушить почерневший низ алой юбки — меня все — таки зацепило. Потом мы снова пили, сравнивали породы лошадей — меня утащили в таборные конюшни, катались с ледяных горок вниз, прямо до замерзшей в стекло реки, играли в снежки и ржали до упаду. Взлетала и опадала колоколом подпаленная снизу алая юбка, алели от мороза и выпивки щеки, сияли глаза. Нэнс не вмешивалась и в развлечениях почти не участвовала, бдительно следуя за мной по пятам с видом гордой матери, озабоченной проделками неугомонного дитя. Своей среди аллари за один вечер не стать — вряд ли всё будет настолько просто, но право учиться в круге я отстояла, выбила доступ к Источнику — и это самое главное. Девочки возвращаются сегодня домой, а значит завтра Маги будет на радостях готовить особенно вкусно, а утром Нэнс одернет шторы, и скажет, как обычно: «С утречком, мисси…». Смех звенел над табором, когда мы в очередной раз влетели с горы в огромный сугроб у подножия, и откапывали, пихая друг друга локтями. Я и, незнакомые ещё утром, аларийцы. Аларийцы, самый страшный враг которых, прыгал вместе с ними через костёр, пил самогон из горла и валялся в сугробах. Сейчас мне нужно только одно — немного времени. А когда старые хрычи очнуться, будет уже слишком поздно. *** На кольцевой было людно — толпа нисколько не поредела, явно планируя наслаждаться праздником до середины ночи. Уже почти совершенно охрипшие к вечеру торговцы севшими на морозе голосами зазывали народ к своим лоткам. Ребятня с визгами таскала по улицам фонари и игрушки на длинных алых шелковых лентах. На развилке я придержала коня, выбирая дорогу. В Вестнике, который прислал Кантор было указано, что праздновать «золотая молодежь Керна» планировала в ресторации, недалеко от центральной улицы. «Все свои», так написал Тир. «Не стоит отделяться от общества». Нэнс и девчонок я отправила в поместье лично и сразу, проконтролировав, пока старые аларийские хрычи не надумали чего — то ещё. Ликас остался в Таборе, отправив со мной четверку, и мы медленно трусили по запруженным улицам, огибая народ. К Тиру у меня был только один вопрос. Каких псак он не сказал мне про Гранолу? К «своим» не хотелось. Пафос, следить за тем, что делаешь, что говоришь, как смотришь, как двигаешься. Дорогое мирийское вместо аларийского из горла. Псаковы фонарики в небо, и, наверняка, под надёжным куполом тепла, не дай Великий, мороз испортит кожу. Золотая вспышка и в воздухе расцветает ещё один Вестник, полыхая тировской родовой силой. Второй я даже не стала читать — схлопнула сразу. Не сегодня. Будем считать, что на приеме у Аю я уже выказала достаточное количество уважения родам Предела. Уважения на сегодня больше нет. Кончилось. Я развернула коня к окраинам, и, не оглядываясь, потрусила в обратную от ресторации сторону. *** Пахло гарью. Над черными развалинами бывшей лавки вился сизый дымок тонкими струйками. Пара предприимчивых горожан разбойного вида волокла большой чан и уцелевшие инструменты. — Мародеры, — констатировал один из охраны, двинув коня вперед. Я подняла руку, останавливая — мертвым всё равно, и мы здесь не за этим. Пусть живут. Хотя бы эти. Пусть живут. Гектор писал, что в доме чисто — никого не нашли. Вообще никого. И ни единого следа. Я пыталась прикинуть, сколько мгновений прошло, с того момента, как я отправила Вестник центуриону Лидсу, убравшись из «Кузнечной лавки» — выходило, что не больше десяти. — Подчистили и сожгли, — прошептала я себе под нос. Быстро работают. Очень быстро. Хмель выветрился из головы мгновенно, и настроение рухнуло вниз. Малолетних идиотов было жаль. Ровно десять пешек покинули доску. — Леди? — Ничего, — я развернула коня в сторону выезда из города — проще ехать Окружной, чем опять толкаться в толпе. — Домой. Я увидела всё, что хотела. И даже могла предположить, где завтра всплывут тела юных горских искателей истины. Там, где всё начиналось. В Лирнейских. *** Кантор с охраной нагнали нас у Западных ворот. Я как раз схлопнула пятый по счёту Вестник, полыхнувший расплавленным золотом, чтобы не отвечать, подняла глаза и… встретилась взглядом с раздраженным до крайности Тиром. Кантор молча оценил подпаленную алую юбку, витой пояс с аларийскими узорами, пару кос, спускающихся на грудь с вплетенными лентами, и поджал губы ещё сильнее. — Вестники с маячком? — иначе как Тир умудрился меня найти. — Леди Блау продолжает выбирать плебеев, вместо того, чтобы разделять интересы своего круга. — «Своего круга» хватило, — я провела ребром ладони по шее. — Сыта на сегодня. И, передавай привет бабушке. Она покинула прием у магистра в превосходном расположении духа. Тир втянул воздух сквозь зубы, и тронул поводья, подъезжая ближе ко мне, круп в круп.