Агент уточнил адрес, дурашливо хлопнул себя по лбу. — Перепутал! — обрадованно сообщил он ничего не понимающей девушке. — Мне же надо в шестой дом, а этот пятый… А ты ничего, симпатичная. Тебя как зовут? — Никак! Алексеева не стала дожидаться, пока подвыпивший мужик начнет к ней приставать, и захлопнула дверь. Записку сфотографировали, вставили на место и позвонили в дверь. Послание от похитителей Алексеева получила на полчаса позже. Впоследствии выяснилось, что она не придала никакого значения визиту странного молодого человека, который ошибся адресом. Текст записки гласил: «В воскресенье, 17.01.1988 года, в пять часов вечера, вы должны оставить деньги на железнодорожном вокзале в камере автоматического хранения, ячейка № 71. Код ячейки — 4321. Деньги должны быть упакованы в газету и помещены в полиэтиленовый пакет. После получения денег мы сообщим, где вы сможете забрать ребенка. Готовьтесь к тому, что это будет детская поликлиника в часы приема». После получения копии записки Демидов съездил на вокзал, со стороны осмотрел ячейку камеры хранения № 71, прикинул, как провести задержание преступника незаметно от пассажиров. Вернувшись в управление, он застал Воронова, изнывающего от отсутствия новостей. Прочтя записку, Виктор озадачился: — То они в шпионов играют, то у всех на виду собираются выкуп забрать. На вокзале их повязать — легче легкого. — Не скажи! — возразил Демидов. — Они могут послать ничего не знающего посредника, который переместит деньги в новое место. Ты схватишь его за руку, а он, кроме новой камеры хранения, ничего показать не сможет. Хотя все может быть! На всякий случай мы проработаем два варианта. Первый. Если за деньгами придет Салех или Иванов, то мы задержим его на месте. Второй. Если придет незнакомый человек, то придется отпустить его с выкупом, привлечь службу наружного наблюдения и выяснить, куда дальше ведет эта цепочка. — Где они держат ребенка? — Вариантов снова два. Если ребенка украли под заказ, то он в безопасности у новых родителей. Если организатором похищения был Салех, то младенца уже нет в живых. Обычная практика заграничных киднепперов — жертву убивают сразу же после похищения, чтобы не рисковать с возможным побегом или случайным разоблачением. В нашем случае о побеге речь не идет, а вот возиться с грудным младенцем холостые парни не будут. Проще ликвидировать его и начать требовать выкуп. — Ты посчитай, сколько денег получит Салех, если это его затея! — запротестовал Воронов. — Он что, на психа похож, чтобы за пятьсот рублей младенца убивать? Пока все его поступки разумны и логичны. Убийство же ни в какие ворота не лезет. — Не будем сбрасывать со счетов эту версию! — стоял на своем Демидов. — Пятьсот рублей — очень хорошие деньги. Особенно когда в них сильно нуждаешься. Опасения оперуполномоченного оказались напрасными. Маленький мальчик был жив, здоров, рос и развивался в соответствии с возрастом. Каждый день к нему приходила молодая женщина, кормила досыта грудью, остаток молока сцеживала, но материнского молока ребенку все равно не хватало. Пожилая женщина начала прикорм младенца коровьим молоком. Поначалу мальчик не желал есть невкусное пастеризованное молоко, потом смирился и стал уплетать по бутылочке зараз. — Скоро он окрепнет, и мы двинемся в путь! — с умилением рассматривая ребенка, шептала его новая мать. Ее муж был настроен скептически. Он вообще был против всей этой затеи с сыном-младенцем, но возразить жене не смел. В их семье она была главной. 20 Виктор Воронов был физически развитым молодым мужчиной, но когда он здоровался за руку с оперуполномоченным Вячеславом Долголеевым, испытывал острое чувство неполноценности: собственная рука казалась ему крошечной, почти детской — настолько мощным и крупным был Долголеев. Форменную одежду Долголеев старался не носить — под милицейским кителем, даже на размер больше, его живот вызывающе выпирал. В просторной гражданской одежде он чувствовал себя комфортнее и был похож на тяжелоатлета, забросившего спорт совсем недавно, но уже успевшего обрасти жирком. В воскресенье Долголеев и Воронов дожидались новостей в краевом УВД. Виктор нервничал, порывался закурить. Не переносящий сигаретного дыма Долголеев, заметив, что Виктор взял в руки пачку, прорычал: «Не кури, мать твою! Не кури, или я тебе голову оторву». Воронов со вздохом повернулся к Долголееву, всмотрелся в его поросячьи глазки на упитанном лице и начал расхаживать по кабинету взад-вперед. Долголееву это быстро надоело. — Витя, посмотри сюда! Вот это видел? — Он продемонстрировал пудовый кулак. — Еще раз ты промелькнешь у меня под носом — я тебя в пол вобью, как гвоздь в трухлявую доску. Сядь на место и не дергайся. Без тебя все правильно сделают. — Слава, мне бы твое спокойствие! — вздохнул Воронов. — Кстати, почему ты не поехал на задержание? — Я мужчина видный, фактурный, меня все мазурики в городе знают. Если я появлюсь на вокзале, то тут же пойдет шорох: «Менты! Облава!» Если наш вымогатель связан с преступным миром, он почувствует опасность и к камере хранения подходить не будет. Долголеев посмотрел на время, прикинул, что Воронов мается без курева уже второй час и должен стать более сговорчивым. — Ладно, кури! — разрешил оперуполномоченный. — Только форточку открой. Виктор с удовольствием задымил. — Скоро сессия, — вкрадчиво продолжил Долголеев. — Ты как? Готов к сдаче экзаменов? — Всегда готов! Две ночи без сна, и могу любой учебник близко к тексту пересказать. — Счастливый человек! Я, сколько ни бьюсь, никак не могу эту проклятую философию освоить. В тридцать пять лет наука в голову не лезет. Семья, работа, начальство процент требует — какие тут основы философии! Какой Гегель! Долголеев отстучал кончиками пальцев мотив популярной среди стиляг песенки и пропел: — Мы Гегеля и Гете не читаем. Мы этих чуваков не уважаем. — Я услышал эту песню, — продолжил он, — когда учился в начальной школе, и тут же запомнил на всю жизнь. Память в те годы была цепкая, а нынче мой поезд ушел, вагоны под окном простучали, а диплома нет. Витя, признайся, Архирейский — твой друг? — Научный руководитель. — Так это больше, чем друг! Это почти отец, духовный гуру. Если бы у меня был научный руководитель, я бы с него пылинки сдувал, каждое его слово записывал. Витя, тебе Архирейский не откажет в маленькой услуге. Попроси у него, чтобы меня на экзамене не мучил. Мне тройки по марксистско-ленинской философии за глаза хватит. Витя, Архирейский — классный мужик. Я на его лекциях каждое слово ловлю, но ничего не понимаю. Витя, не смотри в окно! Отвечай: ты мне поможешь разобраться с философией или нет? Ответить Воронов не успел — в коридоре раздались шаги, послышалась веселая перебранка. Дверь распахнулась. В кабинет влетел Иванов со спортивной сумкой через плечо, за ним — Демидов и двое оперативников. — Ба, какие люди — и без охраны! — воскликнул Долголеев. — Заходите, товарищ Иванов, располагайтесь как дома. Он снял пиджак, ослабил узел галстука, подошел к задержанному. — Я думал, Иванов, ты явишься с младенчиком в руках, а ты деньги принес, — с укоризной сказал Долголеев. — В сумке ведь денежки? Угадал? Тысяча рубликов! Мотоцикл можно купить. Где ребенок? Куда ты его спрятал? — Я никогда не видел ребенка. У нас его нет. Долголеев без замаха врезал вымогателю в солнечное сплетение. Иванову показалось, что у него внутри разорвалась граната, кишки выпали наружу, а вся имеющаяся в теле кровь ворвалась в черепную коробку и разорвала сосуды мозга. На мгновение он потерял сознание, а когда пришел в себя, плавно опустился на пол. «Останусь стоять, — подумал вымогатель, — этот здоровяк меня здоровья лишит. Буду на полу валяться — живым отсюда выберусь. Не будут же они меня ногами бить! Они же не фашисты, а милиционеры. Советские милиционеры, друзья молодежи». — Так дело не пойдет! — скривился Долголеев. — Что ты из себя мешок картошки изображаешь? Вставай, поговорим как мужчина с мужчиной. — Подожди! — остановил экзекуцию Демидов. — Иванов, где ребенок? Не усугубляй своего положения. Если с младенцем что-то случится, вся вина падет на тебя. — Я же ничего не скрываю, — не вставая с пола, простонал вымогатель. — Ребенка у нас никогда не было. Мы просто хотели подзаработать на этом похищении. — Рассказывай! — приказал Демидов. — Но учти: если ты врешь и ребенок сейчас находится в опасности, то… — Да не было у нас никогда никакого ребенка! — в отчаянии воскликнул Иванов. — Первого января поздно вечером пришел Салех и сообщил, что у какой-то его землячки украли младенца. «Давай, — говорит, — на этом деле заработаем. Прикинемся, что ребенка похитили мы, а когда получим выкуп, то скинем карты, и все будет шито-крыто». Я согласился. Отчего бы на ровном месте деньжат не заработать? Салех продиктовал записку, я отнес ее и воткнул в дверь. Потом мы написали вторую записку. Сегодня я пошел за выкупом. Остальное вы знаете. — Давай уточним некоторые детали, — предложил Демидов. — Что Салех рассказал про похищение? — Одна студентка-якутка родила от тувинца. Этот парень не захотел признавать отцовство и бросил ее одну, а ей некуда податься. Ее родня не примет ребенка, потому что он от тувинца, а тувинцы не захотят с ним родниться, так как у него мать — якутка. Я в эти премудрости сильно не вдавался, мне на них искренне наплевать. Кто от кого родил и почему от младенца все шарахаются, словно он прокаженный, — это не мое дело. Потом ребенка украли. Утром пришел мужик, усыпил обеих якуток и унес младенца с собой. — Странно, — изобразил недоверие Демидов. — Вначале была одна девушка, теперь их стало две? У каждой по ребенку и все дети от тувинцев? — Да нет же, конечно! Ребенок был один, а якуток две. Одна родила, вторая с ней жила за компанию, ухаживать за новорожденным помогала. Мужик их обеих усыпил хлороформом и украл младенца. Салех говорил, что ребенка похитили под заказ. Мужик с хлороформом не для себя младенца украл, а для какой-нибудь бездетной пары из Якутии или Тувы. Сейчас ребенок должен быть в безопасности. — Из тысячи рублей выкупа тебе сколько причиталось? — Двести. — Немного, — усомнился Демидов. — Так делов-то было! Две записки в дверь воткнул и за деньгами на вокзал съездил. Всю эту историю Салех замутил, ему и отвечать. Я ни якуток, ни ребенка не видел, с меня какой спрос? — Что Салех говорил по поводу шарфа, кольца и всего остального? — Шизики какие-то! Салех предположил, что шотландский шарф и все остальное — это древний оберег от сглаза. Новые родители от злых сил хотят защититься, чтобы духи подземного мира их за похищение младенца не наказали. Я могу встать, а то от двери дует? Иванова усадили за стол. Под диктовку Демидова он написал текст последней записки. Почерк совпал. Послание с требованием выкупа написал Иванов. — Слава, — обратился оперуполномоченный к Долголееву, — отведи его к дежурному следователю. Пускай допросит и дело о вымогательстве возбудит. — Я хочу явку с повинной написать, — оживился Иванов. — Я посредник, письмоносец. Деньги за ребенка Салех вымогал. — Расскажешь все это следователю, нам ты пока не нужен. Один из оперов поставил на стол перед Вороновым спортивную сумку.