— Витя, пересчитай! — Понятые нужны, — напомнил Воронов. — Где ты их сейчас возьмешь? С улицы приглашать будешь? Иди, попробуй! Я посмотрю, кто с тобой придет. — Саня прав! — сказал Демидов. — Сейчас понятых найти — проблема. Сознательные граждане перевелись. Еще лет пять назад любого прохожего позови понятым быть — не откажет, а нынче, как только услышат, что в милицию приглашают, так тут же тысячу отговорок найдут, лишь бы от гражданского долга увильнуть. Перестройка! Гласность! В прошлый раз я вышел понятых искать, так мне какая-то благообразная старушка говорит: «В этом здании раньше бандиты работали: Мещеряков, Цигельников. Откуда я знаю, что ты не из их шайки? Заманишь меня в кабинет и убьешь, а труп на невинного человека спишешь». Ты, Витя, составляй протокол по всей форме. Я тебе понятых потом назову. Есть у меня парочка приятелей, которые что угодно подтвердят. Я их во все бумаги вписываю. Воронов пересчитал деньги, оформил протокол изъятия. Демидов продиктовал данные знакомых, уверенно расписался за них. Долголеев отнес протокол следователю, где его подписал Иванов. Через полчаса привезли Салеха. — Пришлось подождать, пока тренировка закончится, — пояснил отставание от графика оперуполномоченный. — Не хотелось всю секцию на уши ставить. — Где ребенок? — начал допрос Долголеев. — Признавайся, сволочь, куда ты его дел? — Съел, — злобно пошутил каратист. — Видит бог, я этого не хотел! — воскликнул Долголеев и отработанным ударом сложил Салеха пополам. Каратист отдышался, пришел в себя гораздо быстрее Иванова. — Вон у него спросите, — кивнул якут на Воронова. — Он все знает. — В смысле? — переглянулись опера. — Ему же Алексеева рассказывала, кто ребенка похитил. Мужик какой-то, не я. — Продолжим? — спросил Долголеев. — Можете меня до смерти забить или с живого снять шкуру и натянуть на барабан, но про ребенка я вам ничего не скажу, просто потому, что ничего не знаю. Ты помнишь, что сказал, когда мы на разборки приехали? — Помню, — ответил Виктор. — Мы думали, что младенца украл его отец-тувинец. Приехали в школу милиции, вызвали Воронова, потребовали отдать ребенка назад. Воронов нам говорит: «Где вы младенца найти хотите, у нас в общаге, что ли?» Если Воронов и его приятель-тувинец не в состоянии грудного ребенка в общежитии содержать, то мы-то чем лучше их? Я не молодая мать, у меня грудного молока нет. Демидов предложил Салеху рассказать все, что ему известно о похищении. Рассказ каратиста даже в деталях совпал со сведениями, полученными от Иванова. — Узнав подробности похищения, я решил, что ребенка похитили для новых родителей. Если это так, то найдут его не скоро, если вообще найдут. Месяц форы! Как минимум месяц поисков. Почему бы не воспользоваться моментом и не рубануть деньжат по-легкому? Единственная проблема — он, — Салех показал на Воронова, — стал везде свой нос совать, вынюхивать, выспрашивать, что да как было. Я решил вывести его из игры и говорю Айсену: «Прогони этого мента. Он рано или поздно к своим за помощью обратится, и тогда мы все будем замешаны в этом деле». Алексеев отказался, и тогда мы подкинули первую записку. Айсен примчался ко мне и говорит: «Ты был прав! Воронов хочет, чтобы мы в милицию заявили, а я не хочу сор из избы выносить. Выкуп мы и без Воронова найдем». Я его поддержал, говорю: «Конечно, найдем! Всех земляков обойдем, но тысячу рублей соберем». — Ты редкостный мерзавец! — не удержался от комментариев один из оперов. — Своего друга так подставить! — Можно подумать, вы тут все святые! — огрызнулся каратист. — Крылья на спине не жмут? — Мне надо кое-что проверить, — вмешался в допрос Воронов. Под диктовку Виктора Салех написал текст записки с требованием выкупа. — Какой знакомый почерк! — усмехнулся Воронов. — Так это ты на меня анонимку написал? — Ну, я. И что с того? Если бы ты не совался, куда не просят, сейчас бы все были при своем интересе: ребеночек — у новых родителей, я — с деньгами, Айсен бы Надю в кровати утешал. Но появился ты и все карты перепутал. За анонимку тебя наказали? — В нее никто не поверил. — Зря! Я же сам у тебя ствол видел. — Это был игрушечный пистолет из магазина «Детский мир». — Ладно, проехали! — устало махнул рукой Салех. — Что меня ждет? Ребенка-то ни я, ни Иванов не похищали. Задержанного отвели к следователю на допрос. Оставшись без посторонних, опера поспорили о квалификации преступления. — Это или мошенничество, или вымогательство, — неуверенно предположил Воронов. — Если к ребенку они отношения не имеют, то это мошенничество, легкая статья. Получат по трешке, через год выйдут на свободу за хорошее поведение. — В любом случае, этот эпизод закончен, — безапелляционно заявил Демидов. — Вымогательство или мошенничество мы раскрыли, дело оперативной проверки реализовали. Материал о похищении ребенка следователь выделит в отдельное производство и отправит прокурору. Пусть у него голова болит, как дальше расследовать. Воронов не стал спорить. Демидов и так сделал все, что мог. Под утро дежурный следователь краевого УВД отправил Салеха и Иванова в изолятор временного содержания. В среду прокурор города арестовал обоих по обвинению в мошенничестве. Материал о похищении младенца направили в районную прокуратуру для проведения проверки. 21 Воронов выбрал момент, когда Архирейский находился в хорошем настроении, и попросил его быть снисходительным на экзамене к одному заочнику. — Без проблем! — заверил начальник кафедры. — Что ему поставить: тройку, четверку? — Тройку! — ответил мстительный Воронов. «Не выделывался бы с куревом, четверку бы получил, — подумал Виктор. — Хотя Долголееву все едино: что «хорошо», что «удовлетворительно», лишь бы положительная оценка в зачетке стояла». Архирейский словно уловил ход мыслей Воронова. — Будь моя воля, я бы отменил заочное образование, — сказал Вадим Петрович. — Современное заочное обучение — это профанация, а не процесс получения знаний. Когда-то, в 1920–1930-е годы, в заочном образовании был смысл. В стране не хватало грамотных специалистов. Индустриализация требовала все больше и больше квалифицированных рабочих и инженеров, а взять их было неоткуда. Тогда решили обучать будущих специалистов без отрыва от производства. Качество заочного обучения не выдерживало никакой критики, но на безрыбье и рак рыба! К тому же новоиспеченные инженеры и учителя были пролетарского происхождения, что в те годы было немаловажно. Сейчас острой необходимости в специалистах с высшим образованием нет, но факультеты заочного обучения остались. Они по факту выдают дипломы специалистам, которые уже занимают должности, где по штатному расписанию требуется наличие высшего образования. На мой взгляд, подвох кроется вот в чем: диплом студента очного отделения и заочника по форме и содержанию ничем не отличаются. Начинающий кадровик может не разобраться, кто перед ним: бывший студент, добросовестно грызший гранит науки пять лет, или заочник. Я читаю лекции на факультете заочного обучения и вижу в глазах слушателей-заочников пустоту. Им что Гегель, что Гоголь, разницы нет. Как-то раз я для эксперимента во время лекции по философии зачитал вводную часть методического пособия по марксистско-ленинской этике. Что ты думаешь? Никто не отреагировал, никто не возмутился и не сказал: «Мы только что записывали основные законы философии, а теперь какая-то этика появилась!» Архирейский на секунду задумался и продолжил: — Как фамилия лысого слушателя из твоей группы? Зайцев? — Угу. Наш парторг. — Поздновато он учиться поступил. Сколько ему лет? Тридцать два года? Забавная ситуация. Ты в двадцать пять лет окончишь школу, а он в двадцать пять лет даже не планировал получить диплом юриста, на заводе работал. Ваш Зайцев — пример того, что после определенного возраста получать новые знания бесполезно. У него разрыв между средней школой и поступлением в вуз — лет тринадцать. За это время он успел все позабыть и теперь сидит на уроках с честным лицом, но ничего не понимает. — Как же насчет изречения: «То, для чего открыто сердце, не составляет тайны для ума?» — У него ум чем-то другим занят, не учебой. — Как же он тогда поступил? — Вопрос не ко мне. Я в приемной комиссии не состою, но одну подсказку дать могу. Сколько у него лет партийного стажа? То-то! После разговора с Архирейским Виктор позвонил Долголееву: — Слава, я решил вопрос с экзаменом, все будет нормально, но при одном условии: ты должен выучить биографию Гегеля. Почему Гегеля? Я-то откуда знаю. Скажи спасибо, что Гегеля, а не Спинозы. Про ребенка новостей нет? Все, пока! В субботу Воронова на КПП вызвал Айсен. — Ты еще увидишь Салеха? — спросил якут. — Наверное, да, — уклонился от прямого ответа Виктор. — Передай ему при встрече, что как только он освободится, я его убью. Десятку отсижу, но эту сволочь в живых не оставлю. Предательства не прощу! Был ведь лучший друг, а оказалось — подонок! Ходил вместе со мной по землякам, деньги занимал, советы разные давал. От тебя избавиться настоял. Я в какой-то момент почувствовал во всей этой истории подвох, но что ближайший кореш гнидой окажется — такого не ожидал. — Айсен, почему ты решил заплатить выкуп? Зачем тебе этот ребенок? — Не в ребенке дело! Надя! Все дело в ней. Скажи, симпатичная ведь девчонка? Если бы я выкупил ее сына, она бы до гробовой доски мне обязана была. Мне бы не пришлось ее упрашивать и уговаривать. Сама бы в любовницы напросилась и была бы моей тайной подругой до тех пор, пока не надоела. Поверь, тысяча рублей за безгранично благодарную женщину — не такие уж большие деньги. На простую любовницу больше потратишь, а потом начнутся сложности: она потребует, чтобы ты на ней женился. Сколько народу на этом погорело — не счесть, а тут — беспроигрышный вариант. Ворон, ты на меня обиду не таи. Салех меня убедил, что если мы заявим в милицию, то похитители избавятся от ребенка, убьют его. Я с самого начала ничего против твоего участия в этом деле не имел. — Ладно, проехали! Что было, то было. — Ворон, давай мировую разопьем! У меня есть пара пузырей. Посидим, обсудим, что дальше делать. — Не могу. Сессия наступает. — Да брось ты! У всех сессия, у всех экзамены. Что же теперь, от друзей отказаться? — Пока экзамены не сдам, в город больше не выйду. — А как же ребенок? Как же младенец, которого похитили у безутешной матери? — Мухи — отдельно, котлеты — отдельно. — Ты ребенка за муху считаешь? — обиделся якут. — Ну, тогда давай учись, пока умным не станешь. Мы в своих делах сами разберемся. В конце января температура воздуха в Хабаровске опустилась до отметки двадцать пять градусов ниже нуля. Было бы терпимо, если бы не пронизывающий ветер. Стоило выйти на улицу, как яростный порыв колючего ветра тут же выдувал из-под одежды тепло и гнал назад, в помещение. Слушатели, жившие в городе, попросили начальника курса выдать им на время армейские полушубки. Трушин пошел навстречу. Теперь возвращающиеся по утрам в школу слушатели выглядели как сказочные Деды Морозы в черных полушубках с погонами: шапки с завязанными под подбородком ушами покрыты инеем, на ногах — валенки, щеки — ярко-алого цвета, словно вареной свеклой намазанные. Под форменные брюки городские парни надевали двое-трое трико, отчего походка становилась неуклюжей, как у пингвина. Жившим в общежитии было проще. Они целыми днями сидели в своих комнатах, на улицу выбегали только для марш-броска до столовой или учебного корпуса.