— Убери свою бабу с КПП! — велел он. — Что она орет как резаная? Воронову пришлось отвести Алексееву в сторону. Он мог бы пройти с ней на территорию школы, но там Биче-Оол, одногруппники… И вообще, тема с ребенком была для Виктора закрыта, и он не хотел зря тратить время. — Ты знаешь, куда меня вызывали? — немного успокоившись, спросила Алексеева. — В КГБ, — догадался Воронов. — Точно. Как ты угадал? Виктор промолчал. Единственным его желанием было быстрее распрощаться с незваной гостьей и уйти с мартовского холода в тепло и уют общежития. — Они допрашивали меня целый день, — продолжила Алексеева. — Я во всем призналась: как отдала сына незнакомой женщине, как инсценировала его похищение. У них была моя расписка, что я не имею материальных претензий к новой матери сына. Ты меня слушаешь? — Пока — да, — с подчеркнутым безразличием ответил Воронов. У входа в деревянный жилой дом Виктор заметил две знакомые фигуры: Айсен и Глафира Попова. «О-п-очки! — мысленно усмехнулся Воронов. — Надя с собой привела группу поддержки. С Айсеном я говорить не буду. С Глашкой, пожалуй, тоже. Даже если она предложит где-нибудь встретиться вдвоем — откажусь. Хватит с меня приключений! Хватит, хватит! Оставьте меня в покое с вашим ребенком и вашими проблемами». — В КГБ сказали, что в институт писать не будут и я могу жить, как прежде. Я стала расспрашивать о ребенке. Они ничего не объяснили, но намекнули, что первыми в квартире Ооржак были сотрудники краевого уголовного розыска. Я помчалась в УВД и выяснила, что с ними был ты. Виктор, где мой ребенок? — Тебе в уголовном розыске не рассказали, как было дело? Что мы застали, когда вошли в квартиру Ооржак? — Они злятся на тебя, говорят, что это ты их в авантюру втянул. — Пускай злятся. Поезд ушел. Я из игры выбыл. — Расскажи про сына, — стала настаивать Алексеева. — Где он сейчас? — Не знаю. Когда мы приехали к Ооржак, его уже не было. — Ты что-то скрываешь, — всматриваясь Воронову в глаза, сказала якутка. — Пока я не узнаю правду, с места не сдвинусь. — Тогда придется немного подождать, минут десять. Я схожу, пошлю на пост сменщика и вернусь. Алексеевой ничего не оставалось, как смириться. Она осталась у крыльца КПП, Воронов зашел к дежурному милиционеру. — Девять часов. Моя смена закончена. Завтра увидимся. — Как закончена? — засуетился дежурный. — А эта, у крыльца? Ей что надо? — Короче, она крутила шуры-муры с моим одногруппником. Что-то у них не срослось, и теперь она хочет разборки навести. Я к этому делу никакого отношения не имею. Кто из них кого кинул — мне по боку. До завтра! Кстати, я бы не советовал ее на территорию школы пропускать. Она бывшему возлюбленному глаза выцарапает, скандал будет. Виктор, не оборачиваясь, ушел в неосвещенную часть школьного двора, но пошел не сразу в общежитие, а кружным путем, через плац. Дежурный милиционер решил, не откладывая в долгий ящик, ликвидировать угрозу спокойствию. Посерьезнев, он вышел на крыльцо. — Гражданочка, вы кого-то ждете? — строго спросил он. — Мы вызываем слушателей на КПП до двадцати часов. Сейчас уже девять, так что вам необходимо покинуть охраняемую территорию. — Он сказал, что сейчас вернется. — Если он — это слушатель, который нес дежурство, то он заступит снова только завтра, а сейчас он пошел отдыхать. — Я постою, подожду, — стала настаивать Алексеева. — Если ровно через минуту вы не покинете КПП, я вызову наряд милиции и сообщу, что неизвестная гражданка пытается силой проникнуть на охраняемую территорию. Алексеева махнула рукой, подозвала к себе Айсена и Попову, сообщила о возникшей ситуации. — Поехали домой! — предложила Глафира. — Ничего Воронов рассказывать не будет. Сама видишь, на какую он подлость пошел, лишь бы от тебя отвязаться. — Может, завтра приехать? — с надеждой спросила Алексеева. — Если Воронов решил не общаться с тобой, то ничего не получится, — высказал свое мнение Айсен. — Завтра он скажет, что видит тебя в первый раз, и мы оскандалимся. Приедет милиция, составят протокол, в институт сообщат. Алексеева заплакала и в сопровождении друзей пошла на остановку. Воронов из окна видел, как они ушли. Ему было жаль Алексееву, но он действительно не знал, где ее сын. Догадываться мог, но вновь ввязываться в историю с младенцем не желал. На другой день, в воскресенье, в школе было знаменательное событие — в кинозале показывали ранее запрещенный фильм «Комиссар». Фильм был снят в 1967 году, почти двадцать лет пролежал на полке и наконец-то был выпущен в ограниченный прокат. Афиши с анонсом фильма висели в школе больше недели: «Правда о Гражданской войне! Запрещенный фильм. Начало в 16:00. Вход — 70 копеек». Народ на запрещенный фильм валом повалил. Многие слушатели пригласили на просмотр девушек. После сеанса к Воронову на КПП один за другим стали заходить одногруппники и знакомые. — Ворон, тебе повезло — деньги сэкономил! — сообщил Рогов. — Этот фильм зря в прокат выпустили. Пусть бы он еще сто лет на полке лежал! — Отстой, а не фильм! — поддержал Вождь. — Вот и верь после этого, что коммунисты все хорошее запрещали. Лучше бы комедию какую-нибудь показали, а то — «Фильм! Запрещенный!» Я думал, там, как в хорошем боевике, побоище будет, а там… К ужину приглашенные на просмотр кинофильма гости разошлись, территория школы опустела. Воронов закрыл ворота, зашел к дежурному милиционеру попрощаться. На столе у дежурного работал переносной телевизор, шел концерт народного творчества. Группа исполнителей в русских национальных костюмах уступила место мужчине в меховом балахоне с капюшоном. — Сделай громче, — попросил Воронов. Милиционер с удивлением посмотрел на Виктора, но звук прибавил. Мужик в балахоне пел: — В эти белые края вновь и вновь приеду я, чтоб увидеть, как танцует якутяночка моя. Воронов, вслушавшись в слова, загадочно улыбнулся. Дежурному это не понравилось. — Ты чего лыбишься? — недовольно спросил он. — Скажи, в чем прикол, вместе посмеемся. — Представь, сколько народа сегодня с фильмом пролетело! Семьдесят копеек — это пачка сигарет «Космос» в твердой упаковке, а тут — ни курева, ни фильма! — А, ты вот о чем! — повеселел милиционер. — Знатно сегодня толпу обули! Не будут рекламе верить. Воронов, довольный и веселый, пошел в общежитие. Наказание он отбыл, от Алексеевой отвязался, сгустившиеся над головой тучи развеялись. Все осталось в прошлом: ребенок, знахарка Ооржак, Потоцкая, убитая подручными Мещерякова, друзья в уголовном розыске, загадочные записки, шотландский шарф, кольцо и свеча. Надвигающаяся мартовская темнота поглотила их, оставив только один яркий момент. Это было незабываемо. Танец «Возвращение оленевода»! Видел Виктор, как танцует якутяночка, когда хочет блеснуть новыми гранями народного творчества. 30 «Этот младенец как двуликий Янус, — сказал о сыне Алексеевой куратор из КГБ. — У него есть скрытая от посторонних глаз сторона, о сущности которой вам знать не надо». Воронов ничего бы не узнал об этой скрытой стороне, если бы не научный коммунизм. Вернее, экзамен по научному коммунизму, дамокловым мечом висевший над Долголеевым. Жарким душным летним днем, после установочной лекции, Вячеслав Долголеев нашел Воронова. План, как вновь превратить Виктора в союзника, оперуполномоченный разработал заранее. «С наскока Воронова не возьмешь и литром водки не подкупишь. Ребеночек, младенчик — вот единственное, на что он клюнет. Благо у меня есть что рассказать об одиссее ребенка-путешественника». — Как дела? — начал с обычных вопросов Долголеев. Воронов отвечал неохотно, демонстративно посматривал в сторону, давая понять, что для пустопорожнего разговора нет времени. Долголеев не обиделся на столь пренебрежительное отношение со стороны некогда приходящего стажера, человека на побегушках. «Цель оправдывает средства!» Целью был экзамен по научному коммунизму, и ради его успешной сдачи Долголеев был готов на все. — У меня родственник работает в Конторе Глубокого Бурения[6], — зашел с козырей оперуполномоченный. — Мы с ним свояки, или как это называется? Короче, наши жены — родные сестры. Воронов, не приглашая Долголеева за собой, пошел к отдельно стоящей лавочке напротив офицерского общежития. Оперуполномоченный — следом. По пути он рассказывал: — Собрались мы на даче у тещи на день рождения. Все как положено: шашлычки, зелень. Водочка холодная. Выпили, закусили. Тесть с женщинами на пруд пошел прогуляться, я со свояком остался дом охранять. Тут-то он и проговорился о ребенке Алексеевой! Слово за слово, я раскрутил его и узнал всю подноготную о муженьке Ооржак. Тебе интересно или поезд ушел? — Меня этим поездом чуть не переехало. — Да ладно! — ткнул его в бок Долголеев. — Всем досталось. Можно подумать, нас похвалили, премию выписали. Если бы не руководство УВД, Демидова бы турнули с должности, а так только выговором отделался. Знали бы, что Бегеева КГБ пасет, в квартиру бы не сунулись, но сейчас-то что крыльями хлопать? Что было, то было. Ты меня слушаешь? Вначале был прииск в Магаданской области. Там Бегеев познакомился с вахтовиками-корейцами, один из которых жил в Хабаровске. Этот кореец свел его со своим земляком Ханом Ли. «Хан» — это обычное корейское имя, а «Ли» — фамилия. Половина корейцев носит фамилию «Ли», но это я так, к слову. Этот Ли, оказывается, в меру сил работал на северокорейскую разведку, вербовал земляков, но до поры до времени в серьезных делах не участвовал. Был, так сказать, на втором плане, в запасе. Жил в пригороде, выращивал лук. Корейцы лучший репчатый лук в стране выращивают. Сколько наши русские колхозники ни пытались им подражать, ничего не получалось. Поля рядом стоят: у корейцев каждая головка с кулак величиной, у наших — с гулькин шиш. На луке можно хорошие деньги поднять, но денег, как известно, много не бывает, и Хан Ли занялся побочным нелегальным бизнесом. Стал посредничать при перепродаже приискового золота. Вахтовикам самим некогда покупателей искать, по городу рыскать. Им проще и безопаснее все ворованное золото одной партией скинуть перекупщику и шиковать на полученные рубли. Короче, с прошлого года Ли был под наблюдением КГБ, но брать они его не спешили, хотели все связи установить, понять, насколько широко северокорейские ребята свою сеть раскинули. В январе служба наружного наблюдения зафиксировала, что Бегеев стал часто встречаться с Ли, о чем-то с ним договариваться. Дальше — больше. К Ли приехали два земляка из Казахстана. Там ссыльных корейцев полным-полно живет, лук выращивают. С нашими, с дальневосточными корейцами, тесных связей «казахи» не поддерживают. У них свой рынок сбыта сельхозпродукции, у наших — свой. Страна огромная, от Алма-Аты до Хабаровска на поезде почти неделю ехать, в гости от нечего делать не нагрянешь. Как только в КГБ зафиксировали, что Бегеев встретился с парнями из Казахстана, его тут же взяли под наблюдение. Помнишь, Демидову отказали в организации слежки за подъездом Ооржак? Нам бы сразу догадаться, что контрразведка кем-то из семьи Ооржак интересуется. Проблем бы не было! — Это в мой огород камушек? — спросил Воронов. — В общий! — не стал переходить на личности Долголеев. — Решение о проведении мероприятия коллективно принималось, значит, все повинны в его провале. Короче, служба наружного наблюдения зафиксировала, как в подъезд Ооржак вошли двое корейцев из Алма-Аты. Побыли там совсем немного и вышли с большим свертком. Первая мысль: «Что это? Огромный самородок или секретная деталь с золотодобывающего комбайна?» Корейцев на Дальний Восток вызвал Хан Ли. Он работает на северокорейскую разведку. Если не предпринять срочных мер, сверток может исчезнуть. Если это золото, то его увезут в Казахстан, расплавят на множество небольших слитков, продадут мелким оптом. Если в свертке секретная деталь — то пиши пропало! Попадет она в Пхеньян, московское руководство никого не пощадит, всем чекистам головы снимет.