– Ты сейчас включил свой член, как третьего в наш секс? – морщась, интересуюсь я. – А что такого? – Стайлз снова меня целует и со вздохом падает на спину. – Нам действительно нужно поспать. – Хорошо, что самолет после полудня, – зевая, бормочу я и тут же погружаюсь в сон. Мы проспали. Боже, мы проспали. Мама уже звонит, не прекращая, но я не беру трубку, боясь потерять лишних несколько минут. Мы едва успеваем умыться и даже не завтракаем. Заказываем такси и всю дорогу до аэропорта, я нервно пишу маме сообщение, чтобы она простила меня, если мы опоздаем. Но фортуна оказывается на нашей стороне. Мы влетаем в стеклянные двери аэропорта Логан, когда мама снова звонит и говорит, что у нас есть пять минут до конца регистрации. Стайлз тяжело дыша, волочит за собой два чемодана, а я пытаюсь уложить непослушные волосы под капюшон футболки. Сгрузив багаж на транспортную ленту, мы улыбаемся друг другу и заливаемся истеричным смехом. – Это твоя вина. – Стайлз достает наши документы. – Возможно. – Я пожимаю плечами. Через сорок минут мы уже поднимаемся над Бостоном, чтобы через шесть с лишним часов нас встретил Лондон. Лондон, в который так неожиданно для себя, я горю желанием попасть. ГЛАВА СЕДЬМАЯ – Дядя Генри! – Я бросаюсь на широкую грудь дяди и чувствую ответное объятие. – Как же я счастлив, что ты все-таки здесь. – Он размыкает руки и проводит шероховатой ладонью по моей щеке. Для меня все еще внове наши теплые отношения. В то время, когда мы жили в Лондоне, и когда Марк был жив, дядя много работал, и я почти его не видела. На маминой свадьбе я видела в его глазах растерянность и сожаление о том, что многие годы были упущены. Но я не собираюсь его ни в чем обвинять. Именно благодаря ему, мы с мамой оказались в Америке, в Салеме. Где я встретила Стайлза. Думая обо всем этом, я выстраиваю ряд причин в своей голове. Мы оказались в Салеме не просто так. Дядя Генри помог нам утроиться именно там – в маленьком пригороде Бостона, где жила его первая любовь. Дядя ждал нас в международном аэропорту Хитроу с замысловатой табличкой в руках. Но мама сразу же узнала его. Разница с Бостоном в целых пять часов. В Лондоне около двух часов ночи, когда мы выходим из аэропорта. На улице мама останавливается и блаженно улыбается. – Сколько же прошло времени. Прошли целые годы. Мне было четырнадцать, когда я в последний раз стояла здесь. – Какие планы? – потирая руки, спрашивает Джош. – Спать, – отвечает дядя Генри, загружая наши чемоданы в багажник своего темно-синего «Форд фокуса». – Завтра у меня выходной, и мы проведем день, как пожелаете, но сегодня вам нужно выспаться в постелях. – Мы все останемся у вас? – интересуется Стайлз. Дядя Генри подмигивает ему. – На счет домика в Дувре думаю, вы договоритесь, – он кивает в сторону мамы и Джоша. – Но сегодня разместимся в моей скромной квартирке. Стайлз кивает и берет меня за руку. Я посылаю маме немой вопрос. Еще дома мы договорились, что несколько дней мы со Стайлзом сможем пользоваться домиком в Дувре. Она лишь пожимает плечами и садится на переднее сиденье машины. Дорога от Хитроу до Паддингтона занимает чуть больше часа. Почти столько же, сколько и на метро. «Скромная квартирка» дяди Генри оказывается двухкомнатной и просторной квартирой на первом этаже на узкой улочке, где жилые дома викторианской эпохи когда-то были конюшнями. Несмотря на поздний час, мы не отказываемся от еды. За столом мы строим планы на день, но я клюю носом и почти не слушаю. Перелеты утомляют меня, хотя мне и не часто доводилось летать, но шесть с лишним часов для меня это предел. – Как будем размещаться Генри? – спрашивает мама, когда мы убираем со стола и перемещаемся в гостиную. Там стоят пара кремовых, оббитых бархатом дивана и несколько удобных кресел. – Э-э, – дядя смотрит на меня и Стайлза, – думаю, ребята займут гостевую комнату, а вы мою. Я же улягусь здесь. – Он обводит руками комнату. – Ничего подобного. – Мама с улыбкой косится на нас. – Ты будешь спать в своей спальне, мы тут разберемся. Дядя чешет затылок. Я задаю себе вопрос: не смущает ли его, что мы со Стайлзом будем делить одну кровать? Конечно, он ничего не говорит и не фыркает, он плохо знает моего парня, но я уверена, что он ничего не имеет против, так как моя мама поддерживает нас. К тому же она предупредила дядю, что именно мы со Стайлзом отправимся в домик в Дувре. И мне девятнадцать, а Стайлзу в августе исполнится двадцать. Мы уже вышли из подросткового возраста. Пока я перебираю в голове все нелепые предположения, мама уговаривает дядю удалиться в его спальню. Он целует меня в лоб и улыбается Стайлзу, прежде чем скрыться в узком коридорчике, который ведет к дверям двух спален. Он так посмотрел на Стайлза, что мое сердце сжалось. Как я раньше не могла догадаться об этом? Стайлз очень похож на свою маму. И мой дядя это видит. * * * Я засыпаю на диване и просыпаюсь самой первой. Рядом храпит Стайлз, его длинные ноги свисают с дивана и практически находятся на полу. Под стеганым одеялом невыносимо жарко. Я осторожно переползаю через Стайлза и насколько могу, закидываю его ноги на диван. Он тут же сворачивается клубочком и отворачивается к стене. Бледные лучи освещают пасмурный Лондон. Я выглядываю в окно и изучаю узкую улочку, которая заставлена машинами жителей домов и цветными клумбами у самых дверей. Мне все еще не верится, что я так далеко от Бостона. – Ты уже проснулась. – Тихий голос дяди выдергивает меня из раздумий. Обернувшись, я вижу его стоящего возле двери своей спальни. – Да, что-то не спится. – Идем, сделаем чай. Пока мы с дядей пьем чай, просыпаются мама и Джош. Я тереблю Стайлза за плечо. Он сонно улыбается и по привычке валит меня на диван. Я давлюсь смехом и указываю головой в сторону кухни. – Потерпи немного, – шепчу я ему в ухо и срываюсь в ванную. Мы отправляемся завтракать на Прайд-стрит. Мама болтает, не умолкая, и излагает свой план. – Милая, ты скоро закипишь, расслабься, – успокаивает ее Джош, поглаживая по колену. – У нас достаточно времени. – Джош прав, – соглашается дядя, вытирая рот салфеткой. Он прочищает горло, прежде чем задать вопрос: – Эрин, ты хочешь съездить на кладбище? Мамина улыбка сползла с лица. За нашим столиком повисает тишина. Мы сидим в небольшом кафе, под навесом. Прямо перед нами мелькают спешащие лондонцы и проезжающие машины. Я тоже напрягаюсь, и Стайлз сжимает мое плечо. Мама выдыхает и грустно улыбается. – Все в порядке. Да, нам обязательно нужно это сделать. Это оказалось сложнее, чем я думала. Время не лечит, оно просто притупляет боль. Я рада вернуться в Лондон, но, сколько бы я не старалась, я не могу выбросить из головы болезненные воспоминания. После кладбища мы гуляем по Гайд-парку и даже катаемся на лодке. Затем отправляемся ужинать в весьма дорогой ресторан. По этому случаю, мама даже купила мне еще одно красивое платье и заставила его надеть. Это восхитительный день. На следующий день дядя Генри уезжает на работу и оставляет нам ключи от своего домика в Дувре. – Некоторое время назад этот домик снимала одна молодая пара. Они сказали, что привели дом в полный порядок, но у меня не было времени проверить, – объясняет дядя. – Но думаю, что все должно быть в порядке. Они хорошие люди. – Ни о чем не волнуйся, дядя, – заверяю я его. Бостон мне напоминал Англию, но оказавшись здесь снова после стольких лет, я понимаю, как ошибалась. В Лондоне чувствуешь себя незаметным. Ты лишь крупица среди огромного города. Мама оставалась все еще подавленной, поэтому мы со Стайлзом решаем ехать в Дувр рано утром на следующий день. Этот же на редкость солнечный день мы проводим на фермерском рынке, а затем отправляемся по магазинам в центр Паддингтона.