После приступили к составлению списка необходимого оборудования. При составлении много спорили, заявляя при этом: – Да этого они сроду не найдут, это новейшие технологии, этого у америкосов в магазинах у самих ещё нету! На такие заявления я старался спокойно поправлять: – Да вы пишите, пишите, вас это не касается. Ну, не найдут, так не найдут, выкрутимся. На это следовало категоричное возражение: – Да ни фига не выкрутимся, вот тут, без вот этого, вот то бесполезно, нужна цепочка операций, одно следует за другим, поэтому нужно именно всё то, что отметим! Понимаете? А то потом вы же и скажете, что мы не справились, и нам опять ехать на нары в лагерь. Неохота же. С трудом удавалось успокоить их в те дни. Но каково же было удивление у этих гениев, когда в ангар заехал фургон, и из него грузчики начали вытаскивать коробки! Гошлёши долго не могли сказать ни одного слова, но после осмотра всей выгрузки с кипучим энтузиазмом принялись устанавливать столы, а на них – поступившее оборудование. Моментально рядом выросли замысловатые стеллажи, которые уже ночью стали заполняться какими-то «системными блоками», как я их называл, и этих двух людей невозможно было остановить. Уж по своей работе они точно соскучились. Предоставленный им угол в ангаре к утру превратился в «суперсовременную цифровую лабораторию», как они её сами назвали, но в конце установки и настройки пафосное название превратилось в просто «Циля». И в Циле закипела работа. Для начала Гошлёшам необходимо было «всё, что есть – оцифровать. И они превратили все киноплёнки в видеофайлы, фотографии – в компьютерные картинки. Затем, на видеокамеру с разных углов и при разном освещении очень тщательно засняли мой макет. Несколько раз пришлось возить их на место, и там эти гении тоже сняли на камеру всё то, что необходимо, как они считали, для предстоящей работы. Протоколы, схемы и мои записи в талмуде «Карта событий» парни подвергли тотальной цифровизации, в чём я тоже принимал прямое участие. Когда всё, что мне к тому моменту удалось собрать, было «оцифровано», Гошлёши приступили к созданию, как они важно заявили, Великого цифровизуала под названием – «Чемодан Говна». Тут мне пришлось вмешаться, и я кое-как убедил сменить его, с трудом доказав, что с таким именованием в титрах, не получится устроить начальству сюрприз, и Гошлёши с большим сожалением согласились на бесцветное – «Реконструкция». Эта парочка не вставала из-за столов полтора месяца. Да и мне они не дали никакого покоя, засыпав бесконечными вопросами, в большинстве которых я лично не усматривал никакого смысла, но они орали при этом на меня в два голоса: – Ты ничего не понимаешь, пенсюк несчастный, эти сведения совершенно необходимы! Без них невозможно воссоздать полную реальность! Если не будет известно, под каким номером был зарегистрирован паровоз, проезжавший в тот момент мимо перрона по третьему пути, то это исказит восприятие смотрящего, и внесёт диссонанс в общую картину! Лучше молчи, один в поле – а вони…! И я начинал искать нужную цифру. Наконец, наступил торжественный момент – Гошлёши пригласили меня на предварительный просмотр своего гениального полотна – «Реконструкция», хотя устно было вполне торжественно объявлено: – Николай Тихонович, мы с Лёшей закончили «Чемодан говна», можете просмотреть! – Хорошо, – ответил я. – Теперь мне понятно, что тебя зовут Гоша. Пойдём смотреть. Мальчишки, конечно, были настоящие гении. Как им это удалось, я не понял до сих пор, но то, что начало происходить на самом большом мониторе после вступительных титров, полностью погрузило меня в воспоминания тех дней, когда я был молод и беспечен. Эти засранцы умудрились сделать соответствующую озвучку, и всё происходящее выглядело почти реальным, особенно, когда фоном шли песни, исполненные Бернесом и Шульженко, причём звучали они с патефона. Всё выглядело, как снятое на плёнку кино! Вот мы выходим из вагона, мои спутники пошли в здание вокзала, а я с чемоданом в руке двинулся к служебному выезду, вот я остановился возле забора, вот я поставил чемодан на левый ботинок, достал из кармана плаща пачку «Беломора», спички, и вот я прикурил папиросину, закрыл глаза. И в этот момент чемодан исчез! Я даже подскочил на месте: – Стоп! Остановите! Гошлёша, отмотай назад! Действие начинается сначала – подошёл, закурил, закрыл глаза: – Стоп! Вы чего сделали? Я что, в тихом голосе сегодня? Вы зачем сжульничали, придурки? Какой в этом смысл? Правильно вас в тюрьму посадили, вы – жулики, воры и аферисты! На хрена такая гигантская работа нужна, если вы воссоздали то, что и без вас, умников, было известно, причём с того самого дня! Зарублю обоих! Где моя секира? Парни конкретно перепугались, забегали по ангару, тонкими голосами испуганно заверещали: – Никакой секиры тут не было никогда, дядя Коля! За что рубить? А я разошёлся: – Нет секиры, значит голыми руками глаза выдавлю, а задницу сапогом распинаю, больше не сможете за компьютером сидеть никогда! Дядю нашли! Какой я вам дядя, уроды цифровые! – Николай Тихонович, успокойтесь, вы же дальше не посмотрели! Давайте продолжим! Не надо глаза выдавливать! Нам ещё в тюрьме сидеть несколько лет! Когда я немного успокоился, «цифровые» подошли поближе и тихонько стали спрашивать: – Продолжим? Вы сейчас всё поймёте. Что ещё оставалось делать – я согласился. Гошлёши пододвинули поближе пару стульев, подключили ещё две «мышки», и мы продолжили. Теперь панорама тех же событий была показана сверху, что называется «с высоты птичьего полёта». Вот я снова подхожу к забору, закуриваю, воспроизведение в этот момент замедлилось, и я увидел, как сквозь рейки забора просунулась тонкая рука, схватила чемодан за угол, и резко втащила его на ту сторону. При первом просмотре картинка происходящего показывала события с боку, со стороны перрона, и торчащие из-за забора ветки кустарника полностью скрывали этот момент. Но и с высоты, из-за этого куста даже сверху не было видно, кто вытащил чемоданчик за забор. Обзор подняли ещё выше, теперь стало понятно, что вора мы так и не увидим – полоса зарослей продолжалась далеко, в сторону выезда. Гнев мой уже стих, и я спросил: – Ребята, если тут ничего не видно, то откуда вы руку взяли? Отвечали оба, время от времени перебивая друг друга: – Николай Тихонович, тут мы использовали очень мощный процессор, и включили в обработку элементы искусственного интеллекта, у которого из всех полученных данных сама собой создалась такая визуализация, ну, то есть, больше никаким образом это не могло произойти, вот рука у него и появилась. – И что это нам даст? Что? – А вы смотрите дальше. А дальше происходило следующее – обзор поднялся ещё повыше, и двинулся вдоль перрона вперёд, к выезду из города. Тут с правого пути появился маневровый паровоз, который медленно шёл один, без прицепных, и когда он вышел на основной путь, в этот момент из кустов выбежала фигурка человека, который ухватился за перила тендера в хвостовой части, быстро заскочил в отсек кочегара, и снова исчез. – Кто это? – я остановил происходившее на мониторе нажатием клавиши пробела и воззрился на довольных собой гениев. – Это кто такой, и где вы это взяли? Мы опросили всех, в том числе и этого машиниста! Ничего подобного не звучало. Вы что, сами это придумали? Гошлёши чуть не заплакали: – Дядя Коля, не ругайся, мы тут ни при чём. Искусственный проанализировал всё. Мы тоже в начале этого эпизода решили, что вкралась ошибка, но он учёл то, что произошло возле забора, принял это за факт, а затем сопоставил с другим, известным из протоколов фактом – паровоз шёл в депо, и место, в котором человек выскочил из-под кустов, единственное, где это можно было сделать. А ещё он создал эту картинку потому, что появилось неучтённое ранее событие – после заезда паровоза в депо, там появился человек, которого до его приезда не было. Кочегар в это время спал с похмелья и ничего не заметил, потому и сообщил, что был в тендере один. И человек этот – работник депо, все подтвердили, что он был на рабочем месте, а что отлучался на тридцать минут примерно, так этого никто и не заметил, потому что он работал в качестве ученика, то есть несколько дней всего, и с него особых рабочих обязанностей ещё не спрашивалось, ну, соответственно, всем было наплевать, тут он, или нет, тем более, перед самым обедом. Вы сами подробно опрашивали всех о поминутных событиях. Мы свели в одну линейку все протоколы. Так вот, по опросам с утра он присутствовал, потом никто не видел его толком примерно тридцать минут, но к окончанию обеда все тоже подтвердили, что он находится на месте. Просто в протоколах этого не видно, по опросам получалось, что он был на работе, и всё. А программа, естественно, это сразу усекла. – Ну, и кто же это? Ответил Гоша: – Учеником тогда работал только один молодой человек. Вы его тоже опрашивали, причём целых два раза, и каждый раз по несхожим поводам – в этом эпизоде как работника депо, а в другом, как посетителя Дома культуры под сленговым названием Одеон – в качестве коллекционера дореволюционных банкнот. Это – Попов Валерий Сергеевич. КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ Бийск 8 ноября – 22 декабря 2022 года Глава 5 Часть вторая БЕЗ СЛЕДА Глава 1. В мастерской негромко звучала музыка, Борис, как только разлил чай, верхний свет выключил сразу. Тусклая и одинокая лампочка в «чайной», закреплённая под полкой с компакт-дисками, освещала гостя со спины, и Торопову было совершенно не видно эмоций на лице гостя – сам он сидел лицом к источнику света. Зато тот внимательно и с интересом наблюдал за вытянувшимся от изумления и неожиданности лицом мастера. – Дядя Валера? Да ну, не может быть! Не, никогда не поверю! – воскликнул Борис, не сдержавшись. Слегка приподняв брови, Николай Тихонович пророкотал: – Иного не дано. Мы вместе с гениями перепроверили всё раз на пять – ошибка исключается. Торопов уставился в одну точку на полу перед собой, замолчал, сосредоточенно обдумывая услышанное. Поднял взгляд на Стрелецкого, и негромко сказал: – Что-то я не пойму, уважаемый Николай Тихонович, а вы почему тогда со мной добрую половину дня провели? Вам же надо с Валерием Сергеевичем разговаривать. Я верно понимаю? Седовласый человек, который сидел перед гитарным мастером, тяжело вздохнул и развёл в разные стороны руки: – План такой и был, уважаемый Борис Алексеевич, но вот одна неувязка вышла – умер он. Борис округлил глаза, услышав это шокирующее известие, помотал головой из стороны в сторону, непонимающе посмотрев в лицо собеседнику: – Что?! Как умер? О чём вы? Я его вчера навещал, он выглядел в полном порядке! Мы с ним чайку попили, проговорили о том да о сём почти два часа. Всё как обычно. Он ни на что не жаловался. Стрелецкий несколько раз кивнул головой: