– Да какая, на фиг, разница, Боря! Там брюликов целая горсть на этой плюмаже! Вроде бы триста штук. Так что – царь или раджа – уже всё равно. – Крутая история. – Но это ещё не всё, что он Букварю поведал. Там ещё много чего было, в этом чемодане. Был ещё большой бруль, называется – «Флорентийская роза». Борис заулыбался: – Сильно большой? – Боря, а ты не смейся, Саня Букварь обманывать не будет. Ему смысла нет. Это же просто пересказ тюремной байки. А роза эта была весом по рассказу дедушки – сто сорок каратов. Так Саня и сказал, я правда, не знаю, что это. Печень у меня убитая, конечно, но память ещё осталась. – Что? Сто сорок карат? Да это в половину кулака! Пол Маккартни своей невесте кольцо дарил в два с половиной карата, так все вокруг обалдевали – какой крупный камень, и что очень дорого! А тут – сто сорок! – Да ты дослушай до конца, это ещё не всё! – Слушай, Юра, может Букварь курнул там чего, и к нему Алладин зашёл, прямиком из волшебной пещеры? – Борис уже откровенно развеселился. – Ну, хорошо, хорошо, я молча дослушаю эту повесть, продолжай, друг мой. – Да, дослушай, смеяться потом будешь. Ещё ирландские погремушки – настоящие, королевские. Называются – Регалии Великого Магистра. Вот! И это целый набор, сейчас гляну – записал на бумажку, чтоб не забыть – восьмиконечная звезда, обсыпанная предельно чистыми бразильскими бриллиантами, потом значок в виде короны, тоже весь в брюликах, с изумрудами и рубинами, и ещё цепь с бриллиантами. И это не всё! Ещё там яйца Фаберже были, их дедуля тот очень подробно описал и названия сообщил. Я даже записал со слов Букваря, послушай – Юрок достал из кармана лист бумаги –«Курочка с сапфировым кулоном»,«Херувим и колесница», «Несессер»,«Розово-лиловое яйцо с тремя миниатюрами», «Датский юбилей» и «Памятное Александра Третьего». Вот! Борис округлил глаза: – Ну ты выдал, Юрский парк! Это уже настоящие Байки из склепа пошли! Так в жизни не бывает. В одном чемодане? Ну, шишок этот лагерный и прикололся над Букварём! – Боря, да ты успокойся. Всё не так просто, как кажется. Дед тот серьёзный был. Он, когда зашёл на зону, там сразу «волна пошла». А это с простыми урками не бывает. Хозяин ему с первого же дня на сопровождение приставил здоровенного дубака, он так за ним и ходил. – А это зачем? – А это затем, чтоб хозяину спокойнее жилось. Вдруг какая-то заваруха случится, и дед этот пострадает. Бунт может начаться. А бунт кому нужен-то? Дешевле дедку охрану дать. – Да ну, Юра, враньё это. Вор, как я думаю, под охраной не согласится ходить. – Боря, а кто сказал, что он воровской масти был? Я не говорил. – Ну так тюрьма же! – Ну ты и наивный перец! Боря, в тюрьмах люди сидят. А какой масти дед тот был, про то Букварю никто не сообщил. – Юра, ну согласись, что рассказ этот на детскую сказку похож. А? – Может быть. А рассказал он Букварю эту сказку по той причине, что последнее место, где эти сокровища видели, был город Тайгарск. То есть – у нас вот тут где-то. После этих слов Юра встал, потянулся всем телом, хрустнул суставами рук, и шагнул в цех: – Ну чё у тебя нового-то здесь? Покажи. Пойдём, посмотрим! У тебя Борис, всегда интересно. Пойдём, а то ноги уже затекли. Друзья вышли в помещение самой мастерской, тут Юрий принялся разглядывать полки, рабочие инструменты на трёх верстаках и сами объекты ремонта – гитары, балалайки, домры в разной степени разбора. Человек он был любопытный, всё, что разглядывал, брал в руки и тут же засы́пал мастера бесконечными вопросами: – О, какая большая балалайка! Зачем такая? Борису всегда было приятно провести очередную экскурсию по любимому хозяйству, и он принялся подробно объяснять: – Это бас-балалайка. В общем оркестре без неё никак не обойтись. – А чё с ней за болезнь случилась? – А вот смотри – угол треснул. Видишь? Вот, под струбциной видно. Подсыхает, я её сегодня заклеил. – Ага. Подрались что ли народники? Кому-то по башке хорошо прилетело, видать. – Да нет, какое подрались. У инструментов почти все сто процентов поломок происходит при перевозке, да при переноске. Бежал басист по коридору в Драмтеатре, спешил на сцену, зацепился за пожарный ящик корпусом – вот и угол разбит. Дерево же! – А это чё за агрегат? – Это, Юра, компактный фрезерок. Германской фирмы Бош! Под Новый год брал. Новенький совсем. Давняя мечта была. Сам за ним в Энск ездил. Заодно и стол этот взял, куда его крепить. А Юрка двигался дальше: – Здорово у тебя тут. А это чё вон в углу стоит? Борис подошёл ближе: – Контрабас. – Тоже об ящик навернулся? Мастер развёл руками: – Да я даже не знаю. Где-то с месяц назад привезли. И привёз курьер из доставки. Весь торопливый такой парень. В дверь позвонил, я открываю, а он с ходу: «Инструменты здесь чинят?». – Да, говорю, здесь, а в чём проблема? А он эту орясину на меня сваливает и тараторит своё – «Меня мужик один попросил довести, сказал, сам потом зайдёт, скажет, чего надо, а я не в курсе», – и убежал. Так что я и не знаю, что тут с ним делать дальше. Даже вот полиэтилен не разматывал. Видишь, здоровый какой? Да ещё и тяжёлый. Возиться неохота. А сейчас и некогда стало. Балалайка на очереди впереди, и «Вельтмайстер». Так вот тут в углу и стоит. Юра повернул голову в другую сторону: – А это? Гармошка, что ли? Борис засмеялся: – Это, друг мой – не гармошка, а аккордеон. Это он и есть «Вельтмайстер»! Очень крутой инструмент, немецкий. И бедолага этот побывал в ДТП. И нехило пострадал. Я вот его и лечу теперь. – А что сломано было? – Да корпус по диагонали сдавило. Вот видишь, где излом шёл? – Ага, вижу теперь. Хорошо ты потрудился, почти не заметно. – Да уж, помучился. Хорошо, что в футляре был, если б не он, то всё – кирдык бы ему настал. Месяц целый собирал и вот вчера снял с корпуса, сделал для его лечения почти аппарат Елизарова. Осталось с мехами разобраться. Да ещё заказчики просили футляр новый сработать. Останки родного вон, в коробе лежат. Кучей. Но по ним можно конструкцию воссоздать. Гость потрепал мастера по плечу: – В общем, ты без заказов не сидишь? – Да, Юра, работа есть. В этот момент раздался звонок от входной двери. Борис поморщился: – Кого там ещё принесло, всю экскурсию испортили, – и пошёл открывать. Глава 2 Глава 2. За дверью стоял его давний знакомый, ещё с институтских времён. Звали его полным именем – Кучагава Сергей Осипович, а среди близких знакомых эта личность именовалась Дядюшка Игл. Истории возникновения этого прозвища никто не знал, а как считал Борис, эту кличку Серёга придумал себе сам, сам же и внедрил в массы. Познакомились они на почве общего у молодых людей той поры увлечения рок-музыкой. Серёга промышлял перепродажей фирменных пластинок, модных джинсов, и многим другим подобным «вражеским» товаром. В те времена такие люди звались «фарцовщиками», а то, чем они занимались – «торговля из-под полы», так как официальные власти считали прослушивание популярной музыки для подрастающего поколения строителей коммунизма – вредным и никчёмным времяпрепровождением. В магазинах эти товары по понятным причинам отсутствовали, а заниматься торговлей в частном порядке было категорически запрещено. Вот некоторые этим и пользовались. А у Дядюшки была особенная, неутолимая и болезненная страсть – перепродать хоть что-нибудь, да поиметь сверх своих затрат ну хоть три копейки, а лучше – пять, и при этом он совершенно искренне презирал каждого клиента только за то, что у него нет того предмета, который он хочет купить. Достигнув возраста почти шести десятков лет, Сергей Осипович на вполне законных основаниях требовал от окружающих его коллег и студентов официально обращаться к нему не иначе, как «доктор Кучага́ва», а в обиходном общении позволял не менее значимое, но достаточно упрощённое обращение – «Профессор». И имел на то полное право. К этому моменту он уже защитил свои знания написанием соответствующего научного трактата, который прошёл утверждение академическим сообществом, и получил соответствующее звание, но сути своей не изменил, оставаясь всё тем же слюнявогубым очкариком по прозвищу «Дядя Игл», готовым на любые плевки и оплеухи, лишь бы получить в свою потную ладошку вожделенный «пятачок». Сергей Осипович проживал в этом же квартале, и ему было удобно по дороге от остановки до дома зайти в мастерскую к Борису – поболтать немного о текущих событиях в мире и повспоминать о старых, добрых временах. Особой симпатии он ни у кого не вызывал, но деться от него было некуда – приходилось пережидать эти тягучие визиты с нудными разглагольствованиями о том, как раньше всё вокруг было лучше, а теперь стало совсем никуда. В действительности Сергей Осипович в это самое время был озабочен совсем другим, а именно – лихорадочно соображал, как «срубить» с лоха напротив свои три копейки. Абсолютно все окружающие его люди в представлении Кучага́вы были полными кретинами, заслуживающими его внимания только лишь потому, что с них можно выдавить свой «гешефт». И не имело значения сколько это будет в цифрах, главное – получить. Теперь он стоял перед Борисом, расплывшись морщинистым лицом в глупой улыбке, держал в левой руке клетчатый китайский баул челнока, а правой тряс его руку, дребезжащим голосом приговаривая: – Боренька, милый мой Боренька, как же приятно видеть тебя в добром здравии, хорошо, что ты на месте, и выглядишь как всегда – молодцом. О, и Юрий тут у тебя в гостях! Здравствуй, Юрочка, сто лет тебя уже не видел! Как ты живёшь-поживаешь? Зашёл Бореньку проведать? Молодец, хорошее дело, правильное – друзей надо навещать, не забывать. Как твои дела? Юркий ухмыльнулся: – Да как у сосиськи в тесте – никто не вытаскивает, но все кусают.