Часть 4 из 36 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Кучага́ва в ответ коротко хохотнул:
– Да, Юрочка, понимаю – все мы сейчас, как эта сосиська, выскочили бы из этой булочки да убежали куда глаза глядят, только вот резвости уже нет. Но всё будет хорошо, всё ещё наладится, вот увидишь.
– Не увижу, не трынди. Там, где всё налаживается, глаз нету. Слушай, Серый, ты же монеты с марками собираешь?
– Ну да, Юра, собираю, а что – интересуешься? Что-то нужно? Редкое что?
– Да нет, я о другом. Боря, пойдём ещё чайку пошвыркаем? Там и побазарим, А то уже стоять тяжко.
Дядюшка поставил сумку на пол, и они все трое пошли назад, в «чайную», как её называл хозяин. Пока Борис вытряхивал старую заварку, и набирал воду в чайник, Юркий атаковал Сергея вопросами:
– Серёга, я о монетах-то тебя спросил вот для чего – ты ведь врубаешься про всякие известные артефакты, верно?
– Это какие такие «известные артефакты»? Ты о чём, Юра?
– Ну, ты ведь у нас парень учёный, всякие справочники читаешь, с другими коллекционерами общаешься. Так? Вот ты знаешь о такой вещи, как кокарда Нельсона?
Осипович тут же «натянул» на лицо важный вид, поправил на переносице очки и строго переспросил:
– Ты имеешь в виду Плюмаж Нельсона?
– Конечно же, плюмаж! Борис, видишь, есть такой артефакт!
Дядюшка продолжил:
– Если быть точным, то Плюмаж Нельсона не «есть», а «был», а сейчас его местонахождение неизвестно. Он исчез. Последняя хозяйка бриллиантов, леди Сарита Барклай, передала его в дар Национальному морскому музею, а оттуда его и украли в 1951 году. Полиция тогда даже вора нашла – это был профессионал-домушник Джордж Четэм. Его поймали, но плюмаж вернуть не удалось: Четэм этот заявил, что он сразу после ограбления продал его неизвестному джентльмену за небольшую сумму. Следов этого плюмажа до сих пор так никаких и нет. Явно тихо лежит где-нибудь в частной коллекции. Кому-то повезло, он огромную сумму стоит. Там около трёх сотен крупных бриллиантов было.
Борис перебил «лектора»:
– Ну вот видишь, Юрок, говорил я тебе – бред этот рассказ от Букваря! Украли его. Нигде нету этой кокарды!
Серёга прокашлялся, и добавил:
– Отчасти он есть. Адмирал имел статус пэра, и эту его награду, а он её получил от султана Оттоманской империи, тщательно зарисовали в своё время и после по этим эскизам сделали дубликат, возили по выставкам и музеям. Ценности в нём, конечно, уже нет такой, так как – новодел. А тот, настоящий, это да – если отыщется живой и целый, то стоить будет, даже непредставимо сколько. А вы чего так возбудились?
Боря уточнил:
– Да Юра тут байку одну рассказал, со слов своего товарища, что это сокровище где-то у нас в Тайгарске валяется. Только он не знает всей истории, ты вот нас и просветил теперь.
Юрка уточнил:
– Да ему врать нужды нет никакой, сказал, что слышал.
Торопов добавил:
- Только немного криво запомнил, сказал, что плюмаж адмиралу вручил индийский царь. И ещё много чего там было.
Дядюшка заинтересовался:
– У индийцев царей не было, только раджи. А что за история?
Юра в двух словах пересказал ещё раз то, что недавно выдал Борису. Сергей, внимательно выслушав и потерев указательным пальцем переносицу, важно подытожил:
– Ну, вы знаете, чёрный рынок старинных артефактов – очень тёмная область. Это сфера общения очень и очень богатых коллекционеров, где все друг друга знают и в определённой степени доверяют. Ну, как доверяют – только в этой области, конечно, и только в вопросах обмена информацией. Рынок этот чрезвычайно криминализирован, и чужаку туда вход воспрещён. Про свои коллекции язык у них завязан очень плотно. Только своим. Мы вот, все здесь присутствующие, например, никогда не сможем продать что-то подобное этому нельсоновскому плюмажу, если получим, конечно, в свои руки. Потому, что никогда не сможем выйти на этих людей. Эта часть их жизни – в полной тени. Так что, допустить тут можно всякое, даже и совсем невероятное – как нахождение плюмажа где-то в Тайгарске. Кстати всё, что перечислил в своём рассказе Букварь – яйца Фаберже, Флорентийский бриллиант и ирландские королевские сокровища, это всё известные, но исчезнувшие из общего достояния артефакты. Их существование в прошлом полностью доказано. В этом рассказе не хватает только перстня с изумрудом от Александра Сергеевича.
– А это что за штука? – спросил Борис.
– Тоже известное кольцо, есть даже на картинах, где Пушкин запечатлён. Ещё в его время это был довольно знаменитый перстень с крупным изумрудом. Считалось, что среди владельцев этого кольца были царь Иван III, дочь Бориса Годунова и даже царь Соломон. Перстень якобы наделял своего обладателя исключительным литературным талантом. Когда поэт умирал после дуэли, он подарил его Далю, это который словарь русского языка составлял. Сейчас перстень хранится в музее Санкт-Петербурга, но все искусствоведы не верят в его подлинность и считают, что настоящий был украден, а в коллекции – его копия. Вот такие вот пироги с этими пропавшими артефактами.
Закончив рассказ, Сергей привычно облизал губы после долгого выступления, и прищурившись, смотрел на двоих слушателей, ожидая реакции. Борис поднялся со своего стула и начал разливать свежий чай. Юркий же молча жить не умел и, закурив очередную сигарету, обратился к умолкнувшему «лектору»:
– Профессор, итить твою мать, посиди с нами! Слушай, у тебя чё, погреб где-то недалеко?
– Какой ещё погреб, ты про что? – вздрогнул от неожиданности рассказчик.
– Ну ты с сумкой такой зашёл, я и подумал, что ты в погреб за картошкой лазил.
Кучага́ва повёл плечами:
– Сумка, к вашему сведению, совершенно замечательная и в своё время была намного популярнее, чем бэги «Луи Витона». Что, забыли? Хорошо, что ты, Юра мне про неё напомнил, а то я с вашими сокровищами уж и забыл, зачем пришёл. Я ведь Борис, нашёл, что ты заказывал. И сегодня вот, принёс.
Боря недоумённо посмотрел на Дядюшку:
– Ничего я тебе не заказывал, ты о чём?
Сергей поднялся, вышел из комнаты и тут же вернулся, расстёгивая кривой по всей длине от времени, замок-молнию на сумке:
– Вот, что ты и просил – «Гибсон Эль-три» акустический, одна тысяча двадцать четвёртого года! Почти антиквариат! Фирменный, штатовский стру́мент! – Растянув в довольной улыбке свой слюнявый рот, он вытащил наружу гитарный гриф с повисшими остатками корпуса на перекрученных струнах.
Гитарный мастер с очумелым взглядом воззрился на кучу когда-то бывшего инструментом хлама:
– Ты на хрена припёр сюда эту кучу дров, Серёга?
Профессор тут же скривил рот, брызнув слюной:
– Ну вот, начинается – я искал-искал, что ты просил, столько времени потратил, а ты, ещё и не глянул, а уже цену сбивать взялся!
Борис уже совсем опешил от такого «наезда»:
– Ты про что тут скулить взялся, нетопырь? Ничего я у тебя уже очень давно не просил найти и просить не собираюсь, доставала вонючая! Сгребай своё гавно назад в сумарь, пока я тебя не выкинул на мороз! Гибсон он нашёл! Таих гибсонов у меня в мастерской за три рубля ведро валяется кучами по углам. Чего придумал опять?
Кучага́ва скорчил обиженную гримасу и запричитал:
– Вот сроду ты, Боря, не по делу выступаешь, я такую вещь для тебя нашёл, а ты даже глянуть не хочешь! Сразу разорался! Ну что вот ты за человек такой противный! Ну посмотри хоть!
Борис с усилием постарался сдержать эмоции и взял в руки щепки, которые висели на струнах:
– Грешно смеяться над больными людьми, но ты что думаешь, убогий, из этого можно что-то взять? Ну посмотри – корпуса нет от слова «совсем», одни щепки на бридже. Бридж сломан пополам. Накладка на грифе растрескалась давно, гриф тоже с трещиной. Лады все повылетали. Колки погнутые, их уже невозможно восстановить. Ты ведь это на помойке где-то нашёл, верно?
Серёга опять скривился:
– А какое это имеет значение, на помойке нашёл, или из Эрмитажа принесли? Тебе ведь это нужно? Значит, забирай!
А Торопова уже начало «подтряхивать»:
– Слушай ты, профессор недоделанный, ты студентам своим лапшу вешай, только мне не рассказывай того, чего не было. Что значит – «забирай»? Давай, «разъясним сову»? Я тебя просил принести мне дров? Ну, чего молчишь? Просил? Вопрос простой – ответь.
– Не просил.
– А Гибсон найти просил?
– Нет.
– Ну а какие претензии у тебя тогда?
– Ну Борис, помнишь, мы тогда ещё у То́лстого вместе были, и ты говорил, что ищешь винтажные детали от гитар, но это очень сложно. Помнишь такой разговор?
– Разговор тот помню, но не помню, чтобы я обратился к тебе с просьбой заняться такими поисками. Или ты считаешь, что это и была просьба?
– Нет, не считаю, но мы же с тобой друзья с самой юности, – обиженно заявил Сергей.
– Друзья? Если ты считаешь, что мы с тобой друзья, то помоги тогда своему другу – вручи ему молча эти обломки, и скажи: «Погляди Борис, может тебе тут что-нибудь пригодится в работе?». Всё просто, и никому не надо объяснять про «трудные и опасные поиски» винтажных инструментов.
– Но я ведь на самом деле занимался поисками, тратил своё время, и принёс это всё сюда.
– Серёга, вот поэтому у тебя никогда и не было друзей, хоть ты считаешь наоборот. У тебя есть только знакомые. Ладно, надоел ты уже, давай закончим этот разговор. Ты что хотел получить за свою «дружескую услугу»? – усмехнувшись, спросил Борис.
Дядюшка мгновенно оживился:
– Одну тысячу рублей.
На лице у Торопова проступили красные пятна, но он сдержался:
– Я дам тебе сто рублей, только чтоб ты ушёл побыстрее.
– Какие сто рублей? Минимум триста! – запричитал «друг юности».
– Сто. Или вали отсюда, вместе со своими дровами. Могу помочь.