А ведь Витёк мне рассказывал, как дядь Валера последний раз в мастерскую приходил. Он ещё посоветовал ему: «Убери это чудовище в угол, за стеллажи. Там, мол, никто и не зацепит случайно, и температура, типа, в углу стабильнее!» Витёк так и сделал, убрал. Считай – спрятал! Ну, дядь Валера, ну ты и хитрец оказался! И ещё один момент – похоже, что в тех записях, которые я нашёл в первый день, когда в шкафах копался, это же скрытое описание, где нужно искать, а где – потеря времени! Ещё решил, что оно бред полный! Вот же ты, Боря, бестолковый! Как сразу не понял всех этих намёков и знаков! Он ведь именно про этот контрабас и писал: «…подойдут к тебе, и будут указывать перстами на него – посмотри! Ты так долго шёл сюда и не оглядывался, а он всегда был рядом с тобой. Сколько раз я тебе говорил! Открой глаза свои и посмотри. Посмотри, как он огромен, неужели ты всё ещё не видишь его? Посмотри – все его линии, обводы фигуры так изящны и точны. Мешают покровы его? Убрать очень просто – они легки. Просто возьми и освободи его от них. А после достаточно проявить к нему немного внимания, и тогда он откроет тебе свою душу изнутри, покажет самое сокровенное…». …Господи, как же я сразу всё это не понял? Вот же тупица! Как не заметил? Да ещё и сон тот, когда я первый раз остался тут ночевать, а в нём дядь Валера – подпрыгивал со сложенными ладонями, а потом, приседал и руки колесом делал! Так он ведь тоже контрабас изображал! И у меня, без конца спрашивал – понял, наконец, или нет? Да он мне везде эти знаки оставил, а я – дурачина, никак не замечал! Борис пружиной подскочил с кресла, набросил куртку, обул кроссовки и бегом рванул в мастерскую. Когда пробегал через внутренний двор ЖКО, в спину его окликнул сторож: – Борёк, ты? Куда на ночь-то глядя прибежал? Забыл чего? Торопов, открывая дверь, не оглядываясь, ответил: – Ага, вроде станочек для нагрева не выключил. Проверить нужно, а то неспокойно. Тот важно согласился: – А-а, ну это да, нужно обязательно. Проверь, конечно. ***** Контрабас стоял в углу мастерской, в том самом месте, куда его по совету Валерия Сергеевича и приспособил Витёк. Чтобы добраться до заставленного угла, Борису пришлось разобрать подготовленные на сушку берёзовые доски, убрать проклеенные гитары. Когда проход освободился, и предмет поиска стал виден полностью, он удивился размерам инструмента – контрабас, замотанный полиэтиленом, был почти с него ростом, даже немного повыше. Подтащив этого великана к верстаку, Торопов развязал верёвки, и размотал оставшуюся упаковку. Обветшалый, местами поцарапанный инструмент поражал своими размерами. Его корпус, по сравнению с гитарой, казался гигантским. Гриф выглядел слишком толстым и чересчур широким. Какого-то иного определения в голову даже не приходило. На колках свободно болтались две уцелевшие струны. Конструкция корпуса инструмента держалась четырьмя пэ-образными скобами. Взявшись левой рукой за гриф, Борис, чтобы не повредить верхнюю деку, принялся аккуратно выбивать их резиновым молотком. Под краями скобок лежали кусочки мягкого картона: «Наверное, чтобы дерево не промять». Когда стал выбивать клин из-под третьей по счёту скобы, дека зашевелилась – струны оказались совсем не закреплены колками. Тогда он уложил гиганта на пол и достал со стеллажа лист чистой фанеры. Разместив лист на верстаке, Торопов осторожно перенёс туда великана. Снял с колков остатки струн, расшевелил деку и понемногу вытащил её из-под грифа. Наконец, перед ним открылось внутреннее пространство корпуса. И снова удивился размерам этого инструмента: «Просто лодка какая-то!» Первое, что увидел внутри – прозрачный канцелярский пакет с перфорацией. Внутри пакета – исписанные листы бумаги. Взял в руки. По весу стопка довольно основательная, а текст написан от руки. Ровный, хорошо читаемый почерк, можно даже сказать – красивый. Борис сел на стул поудобнее и начал читать. Это было послание от Валерия Сергеевича: «Здравствуй, дорогой мой Боренька. Надеюсь, что именно ты читаешь моё письмо. Прости, что взвалил на тебя это тяжёлое бремя – распорядиться проклятием, которое отравило всю мою жизнь. Прощения прошу совершенно искренне, потому что знаю, о чём говорю. Надеюсь, что может быть ты извлечёшь из этого какую-то пользу. Я же получил от этой находки лишь созерцание безграничного мрака, страха, и разверз в душе бездну отчаяния. В итоге всё это заменило мне нормальную жизнь. Хорошо, что скоро умру, уж очень устал. Может, и мог бы ещё пожить на этом свете, но «красота бесценная» уже вытянула из меня все силы. К величайшему сожалению, истина открылась слишком поздно. Под «красотой бесценной» имею в виду то самое, не имеющее цены сокровище, которое ты обнаружишь внутри. Признаюсь честно – я его украл. Попытаюсь объяснить тебе мотивы поступка, который совершил, будучи очень молодым и совершенно неопытным человеком… Тогда, в те семнадцать лет, был я, что называется, «голый, глупый и нищий, как новорождённая церковная мышь». Родителей своих не знал совсем, родни тоже никакой. Родился во время войны. Вырос в детдоме, после семилетки учился в ФЗУ и успел год проработать помощником токаря. Жил в общежитии, в бараке – одна кухня на восемнадцать комнаток, удобства во дворе. В комнатах жили по трое человек. В общаге таких, как я, обитали ещё пять мальчишек. Само собой, мы все постоянно недоедали и тащили всё, что плохо лежало по пути. Слава богу, у меня хватило ума не пойти по этой наклонённой вниз и кривоватой по всей длине дорожке. Но о «подвигах», которые пришлось совершить в те времена, у меня нет никакого желания вспоминать. Да и рассказывать об этом не хочу – хвастаться нечем. Уже тогда меня привлекало собирательство предметов старины, и я, будучи ещё совсем мальчиком, частенько ходил разглядывать развалы старьёвщиков на городском рынке, посещал крохотный местный музей и бегал в Одеон по выходным дням, когда там собирались коллекционеры разных мастей. Прошло несколько лет. Я уже не жил в барачной общаге, а переехал в другое общежитие, но только в благоустроенном пятиэтажном здании с центральным отоплением, и где кухней пользовались только четыре комнаты. Всех моих юных приятелей из прошлого безжалостная реальность уже прибрала на другую сторону – двое сидели с большими сроками в тюрьме, ещё двое погибли в каких-то диких пьяных драках, а один из них просто исчез – никто не знал его судьбы. На момент произошедших событий, которые и определили мою дальнейшую судьбу, я только что устроился работать в вагонное депо слесарем, но первый месяц числился учеником, и для оформления допуска к работам, а железнодорожное хозяйство в те годы было спецрежимным, мне приходилось время от времени появляться в отделе кадров – заполнять бесконечные анкеты, подписывать у начальника характеристики, их по какой-то причине было несколько, все разной формы, и адресовались в разные инстанции. На работе в те дни мне особых заданий не давали – так, пол подмести, да перетащить ящики с места на место, какие скажут, поэтому мне разрешалось отлучался для походов в кадры, сильно не отпрашиваясь у бригадира, все и так знали, куда и зачем я мог выйти. В тот день я вновь отправился в управу по какой-то очередной надобности. Когда уже подходил к нужному мне крыльцу, случилась неприятная физиологическая оказия – у меня сильно скрутило живот! Да так, что я чётко понял – если не принять меры, «авария» произойдёт неизбежно! Поэтому развернулся, и бегом припустил до ближайших кустов, и уже в зарослях принялся искать скрытное место. Нашлось оно совсем рядышком возле решётчатого забора – там оказались самые густые ветки до земли – никому не заметно. Там я и пристроился. Когда «опасность» миновала, и я уже застёгивал ремень, с другой стороны забора прямо напротив остановился человек. По всей видимости, он решил выкурить папиросу в безлюдном месте – ощутимо потянуло табачным дымом. Человек прислонился спиной к забору и поставил на землю рядом с собой небольшой чемоданчик, в таких обычно носят либо тайные документы, либо какие-нибудь ценности, как я считал. И он стоял настолько близко к забору, что мне оставалось лишь наклониться, протянуть через прутья руку, чтобы взять дипломат за ручку и переместить на свою сторону. Вокруг совершенно никого не было, а хозяин портфеля, очевидно, задремал. Мысли в то мгновение у меня отсутствовали – очевидно, включились наработанные в ранней юности рефлексы – я быстро подхватил добычу, развернулся и, крадучись, тихо удалился от этого места, а через несколько шагов уже стремительно бежал по кустам в сторону выезда железнодорожных путей. Удача в тот день, по всей видимости, была на моей стороне – как раз рядом с зарослями акации проходил порожний паровоз, и я не останавливаясь, заскочил на боковую лестницу, ведущую в каморку кочегара. Тот спал и не видел случайного пассажира, который спокойно доехал в аккурат до своего места работы – депо. Ещё во время недолгой пробежки по кустам акации я решил – в случае, если внутри чемоданчика будут документы, то я их подброшу где-нибудь на рельсы возле вокзала, а если там окажется что-то ценное, то подумаю, как с этим поступить. Если бы я знал тогда, что думать над этим мне придётся ближайшие лет пятьдесят кряду… В депо как раз заканчивалось обеденное время, и мне удалось заглянуть внутрь этого кейса. Открыть обычным образом не получилось – замки оказались с неизвестным мне секретом, поэтому я поступил просто – взял в руки топор и в несколько ударов вырубил верхнюю крышку по краю. Внутри лежали десять зашитых мешочков из грубой тёмно-серой ткани. Что в них находилось, мне тогда не удалось узнать, но то, что нужно избавиться от изуродованного чемодана, это я знал точно – во времена моего «лихого» детства это был непреложный закон – стянул кошелёк – быстрее вытащи деньги, а кошель выкини подальше, пока не поймали. Паровоз, который доставил меня, стоял на месте, я потихоньку пробрался в каморку кочегара – его самого там уже не было, и засунул сломанный кейс в топку, а сверху закидал углём. Следов не осталось. Зашитые мешочки сложил в свой «сидор», такие носили с собой все рабочие депо, это – небольшой вещевой мешок из ткани защитного цвета с лямкой для ношения на плече, в них люди приносили еду на обед, и уже спокойно доставил добытое домой. Там уже и вскрыл. Сказать, что увиденное меня шокировало, это значит – не сказать ничего – я оказался просто раздавлен, оглушён, потрясён, и, как сейчас выражается молодёжь – у меня произошёл «разрыв шаблона». В самом начале решил: «Ну вот, повезло так повезло! Спокойненько продам всё это в Клубе коллекционеров, куплю на вырученные деньги «Москвича» и укачу в Ялту!». Но сделать этого не удалось – на следующий день начались бесконечные допросы всех без исключения работников станции Тайгарск. Вопросы, по мнению людей, задавали совершенно бестолковые: - Что необычного вы вчера видели в районе вокзала? - Где вы вчера находились во время обеденного перерыва? Я знал многих местных жиганов и от них услышал, что милиционеры за последние пару дней, безо всяких на то оснований задержали почти всех местных воров. Конечно же, сразу стало понятно, что идут поиски чемоданчика и также того, кто его украл, то есть – меня. И что теперь делать с этими сокровищами, становилось совершенно не ясно. Во всяком случае, продать их где-где, а в Тайгарске – теперь стало невозможно. До меня начало доходить, что эти красивые безделушки могут стоить гораздо больше, чем автомобиль, но тогда я ещё и не подозревал даже, насколько огромна эта разница. Чтобы получить хоть примерное представление о ценности попавшего в мои руки богатства, пришлось посетить городской ювелирный магазин. Осматривая, что выложено на витрине, увидел небольшое колечко с довольно большим бриллиантом, точнее сказать, перстень с самым крупным камнем из всех, что там продавались. И камень этот по размерам был примерно таким же, как бриллианты в украшении, похожем на кокарду. Только перстенёк этот имел один единственный камешек, а на кокарде, что я рассматривал ночью – несколько сотен. Присмотревшись к ценнику, меня охватила оторопь – перстенёк стоил примерно половину «Москвича»! Тогда сколько могла стоить та кокарда? А всё остальное? Ведь даже количества бриллиантов в другом комплекте, который наполнял мои горсти весомой кучкой, я просто не знал – лень считать. Что уж говорить о поистине гигантском камне, что в этот момент лежал у меня дома – его цену я и не мог представить. А ещё изумительной красоты и тончайшей ювелирной работы декоративные яйца! Стоя в тот момент у витрины, почувствовал, как страх ледяной змейкой начал вползать мне в душу. Одна мысль набатом ударяла по сознанию снова и снова: «Что мне с этим делать?» Немного успокоившись, решил, что пока, в данный момент нужно просто спрятать сокровища где-нибудь вне комнаты общежития, а уж потом спокойно составлять планы. Но когда приступил к выполнению поставленной себе цели, понял, что задача не так-то и проста! Во-первых, нужно упаковать всё в непромокаемую коробку, затем найти лопату, и самое главное – где закопать? В тот первый раз я подобрал брошенную кем-то старую автомобильную камеру, отрезал от неё подходящий кусок, разместил сокровища внутри, затем наколол шилом отверстия и проволокой «простегал» края этого рукава. Небольшую лопатку попросил у соседа, объяснив ему, что мне нужно накопать червей для рыбалки, сел на трамвай и поехал в промзону – там сплошной лес. Но найти подходящее место мне так и не удалось – оказалось, что в этом дремучем лесу, где настоящая тайга, навстречу и мимо меня постоянно передвигались непонятно откуда появляющиеся люди! Что они там делали, для меня так и осталось загадкой. Вернувшись в общежитие, я крепко задумался, но ничего кроме: «Вот не было у бабы забот, купила порося», в голову не приходило. В конце концов первый схрон я сделал в близлежащей деревне под названием Ермолаевское, прикинувшись городским грибником. Ко времени этого похода у меня уже имелась своя специальная лопатка с коротенькой ручкой, блокнот и пара карандашей. Путь до места и схему искомой точки я тщательно «запротоколировал» на бумаге. Через пару недель съездил проверил – всё оказалось в порядке. Лето кончалось, зарядили дожди, и пришла зима – самое спокойное время года для меня. И эту зиму, почти каждый вечер после рабочего дня я проводил в городской библиотеке, изучая то, что там имелось из справочной литературы по интересующей меня теме. Оказалось, её там очень и очень мало. С большим трудом мне удалось отыскать на тыльных стеллажах в общей куче книг затрёпанную брошюру «Ювелирное дело» 1969 года издания. В определённом смысле чтение это оказалось интересным, но мало что дало мне, кроме понимания, какие углы шлифовки существуют в том или ином бриллианте. Но, как поётся в известной песне: «Кто ищет, тот всегда найдёт». Я нашёл своего консультанта в Клубе коллекционеров. Этот пожилой человек однажды заметил, что я держу в руках тот самый справочник, и спросил причину моего интереса. Мне пришлось сочинить легенду о перстне, который достался в наследство от умершей недавно бабушки и который я никак не могу продать по причине непонимания его стоимости. Среди тех ювелирных предметов, которые мне достались и которые были действительно красивы – от них с большим трудом удавалось отвести взгляд – заметно выделялся совершенно невзрачный перстень, грубо изготовленный из тусклого, необычного оттенка жёлтого золота, с закреплённым в нём мутным зелёным камнем. Я не мог понять, каким образом этот уродец оказался в компании красавчиков, и решил рискнуть – сокровища в тот момент находились у меня дома, ожидая очередного переезда, и в следующие выходные, отправляясь в клуб, взял перстень с собой. Старик долго разглядывал кольцо, поворачивая его под разными углами то к освещению в комнате, то к солнечному свету от окна, потом достал из кармана маленькую лупу, такие есть у всех ювелиров и часовщиков, вставил её в правый глаз и долго стоял у окна, пристально продолжая рассматривать перстень с разных сторон. Я уже начал беспокоиться и жалеть, что решил ему довериться, когда он, наконец, оторвался от своей медитации и посмотрел на меня: – Молодой человек, а вы, случаем, не знаете, откуда взялся этот перстень у вашей бабушки? Я не ожидал такого вопроса и с ходу брякнул первое, что пришло в голову: – Толком не знаю, но вроде какие-то родственники у неё из дворян были. Она никогда подробности не рассказывала, видать чекистов боялась. А вы почему спросили? Дед пожевал губами и через небольшую паузу ответил, всё ещё рассматривая кольцо возле окна: – Очень странно, я за свою долгую жизнь видел, наверное, тонн десять этого вечного металла, но такого сплава никогда не попадалось. Если это – чистый металл, тогда тем более. Чтоб ты понял – золото с приисков Анадыря заметно отличается от золота, добытого в Калифорнии, или намытого недалеко от Кейптауна – они разные. Я работал с сырьём, полученным со всех известных мировых приисков, знаю его, что называется «в лицо», но вот такого не встречал ни разу. Ясно только, что это очень старый металл, а точнее говоря – древний. И перстень этот изготовлен тоже очень давно, даже намного раньше, чем очень давно. Очень интересно, никогда подобного не видел. Затрудняюсь ответить на твой вопрос о цене. По весу тут примерно десять граммов, но какое золото – не понятно. Камень также не совсем обычный, вроде бы изумруд, но ничего особенного в нём нет, есть более чистые и покрупнее. Много стоить это не должно. Вот если у перстня есть какая-нибудь история, то тогда другое дело. Цена может быть очень высокой. Но за то время, как у власти оказались большевики, дворяне подвергались постоянным грабежам да конфискациям, и многие артефакты потеряли свои «родословные». Тут помогли бы рассказы очевидцев, либо мнение крупных специалистов. У меня есть один знакомый – очень авторитетный антиквар. Он мог бы помочь. Только вот проживает далеко – город Крещёвск, это в Приуралье. Нужно туда ехать. Если мне не изменяет чутьё, этот перстенёк – не такой простой. Поедешь? Я, конечно, сильно перепугался, начал отказываться, ссылаться на занятость, и в конце концов сослался на не существующую сестру, которая запретила мне таскать украшение из дома, и заключил свою речь глубоким вздохом: – Ну и ладно, пусть дальше лежит, хранится. Может, ничего и не получим, зато и не потеряем. Далеко это, она ни за что не согласится. Да и отец её, дядя мой, надевает кольцо иногда, когда в театр ходит. А вы мне лучше расскажите ещё о каких-нибудь древних артефактах, очень интересно. Старик внимательно посмотрел на меня и спросил: – А дядю твоего, случаем, не Александр Сергеевич зовут? Лицо у тебя кого-то мне напоминает. Был у меня такой знакомый, давно его не встречал. Ну да ладно, бог с ним. Спрашивай, что тебя интересует? И мы с ним подружились. Звали его Константин Николаевич. Прожил он довольно интересную и насыщенную жизнь. Работал на приисках старателем – мыл золотой песок, потом литейщиком на аффинажном заводе – переплавлял золотое сырьё. Затем занимался оценкой того самого сырья, и после длительной паузы, во время которой, как я понял, ему пришлось пожить в местах не столь отдалённых, оказывал консультационные услуги коллекционерам и антикварам. На государство уже не работал ни одного дня. Про рынок антиквариата мой консультант знал всё. Знал людей, которые этим занимаются, знал очень много о предметах коллекционирования, которыми они занимаются. В течение последующих шести месяцев, которые ему оставалось прожить, он рассказал мне много интереснейших историй об известных исторических артефактах, в том числе и о тех вещах, которые по воле судьбы попали ко мне в руки. Именно от него я и узнал, какие бесценные сокровища похитил в тот злосчастный день. Мой новый знакомый рассказал самую настоящую детективную историю про кражу и поиски Ирландских регалий, и о том, как сам сэр Артур Конан Дойл принимал безуспешное участие в том расследовании. Я услышал рассказ о Плюмаже Нельсона, легенду о Флорентийской Розе, узнал исторические факты о пропавших яйцах работы Фаберже. Старик почти в форме лекций объяснил свою теорию подпольного рынка ценных артефактов, рассказал почему он возник, и растолковал, по какой причине эти вещи представляют повышенный интерес для сверхбогатых людей: – Ты только попытайся представить себе, Валера, что просто денег и золота у этих существ столько, что они не представляют для них никакого интереса. К примеру, среди антикваров ходила такая легенда об ирландских террористах – они соглашались расформировать свою нелегальную ИРА, и полностью сдать всё оружие, если им предоставят подлинные Ирландские королевские регалии. В их рядах существовала магическая теория о причинах утери своего национального суверенитета по причине их кражи. И бойцы ИРА считали, что похищение Регалий было организовано правительством Великобритании именно с этой целью. Считалось: когда они будут найдены, тогда только Ирландия и освободится от владычества Британии. Представляешь, какой козырь имелся бы на руках у англичан, найди они эти артефакты? Это же просто мощный инструмент влияния на политику целого государства! Когда я слушал эти «лекции», признаюсь тебе честно – волосы у меня на голове шевелились от ужаса – я начинал осознавать, чем на самом деле владеет простой Тайгарский сирота! И это совсем не преувеличение. Но продолжу – рассказывал он также и о значимости «яичных» работ от мастеров фирмы Фаберже: – Валера, сам его величество Кремль с обитателями страстно желали бы видеть их в Русском национальном музее. Такое словосочетание, как «Яйца Фаберже» давно уже стало синонимом роскоши и эмблемой богатства императора и дореволюционной России. А они ведь считают себя его преемниками! Эти типы многое бы отдали, чтобы заполучить те пропавшие яички! К сожалению, примерно через полгода наше общение прекратилось, Константин Николаевич умер. И много позже мне стало понятно, что в ту первую встречу он с большой вероятностью предположил – перстень, который я тогда принёс на осмотр, вполне мог быть той самой утерянной реликвией, возможно, когда-то принадлежавшей Пушкину (опыта и знаний для такой догадки у него хватало), и ещё я подумал, что он просто не стал затевать игру на этом поле, чтобы не сделать движений в пользу деятелей чёрного рынка, так как не испытывал даже капли симпатии к этим существам. После ухода из жизни Константина Николаевича я, обременённый новыми знаниями о ментальных свойствах находящихся у меня сокровищ, окончательно разуверился в возможности стать обеспеченным человеком. Продать клад не представлялось возможным, но и уничтожить его я тоже не мог. Всё это время приходилось постоянно перепрятывать артефакты в разных местах. В основном закапывать в землю. И это отравляло мою жизнь. Постоянно свербящая мысль – как они там без меня – не давала никакого покоя, не отпуская ни на минуту. Время от времени приходилось выезжать «на природу», выкапывать этот злосчастный клад, заранее планировать другое место и придумывать для окружающих легенду, куда и зачем я собираюсь идти в очередной поход. Хорошо понимал, что нельзя привлекать к себе излишнее внимание. Как-то раз приобрёл в киоске географический атлас нашего края и решил отметить все те места, где прикапывал деревянный ящичек с артефактами последние лет десять. Когда отметил все эти места крестиками, проставленными красным карандашом, и после сопоставил по времени, то к своему удивлению понял, что в выборе точек для схронов я по спирали всё ближе и ближе приближаюсь к Тайгарску, месту своего проживания. А ведь места хранения начинались далеко за его пределами! Стало понятно, что я уже просто устал от бремени, ноша оказалась слишком тяжела, и я превратился в заложника этих сокровищ. В последний раз выкопал их из земли, сложил всё, что было внутри в вещмешок и принёс домой. Уже будучи дома, поразмыслив пару дней, решил спрятать артефакты на виду, тут же тщательно всё упаковал и уложил их на дно мусорного ведра. Это показалось мне наилучшим решением. Однажды, забывшись, случайно выкинул бесценные сокровища вместе с отходами. Когда обнаружил пропажу немного позже, то в ужасе кинулся бежать посреди ночи к бакам, и удача ещё раз улыбнулась мне – они ждали меня там! Супруга моя, успокой господь её душу, конечно же знала, что́ я оберегаю и храню всю свою жизнь. Сколько раз она говорила мне: «Валера, выкини ты это горе хоть куда-нибудь, сколько же можно так мучиться». Да мне и самому приходили в голову такие душеспасительные идеи. Однажды, в порыве безудержного отчаяния, из-за безысходности сложившихся обстоятельств, чуть было не выбросил всё это в Дею. Только в самый последний момент остановился – сокровища не принадлежали мне по праву, и я чувствовал, что не могу распорядиться их судьбой по своему усмотрению. Не мог также вернуть украденные сокровища их последнему владельцу, опасаясь за свою жизнь. Я поистине превратился в подобие Толкиенского Горлума, пятьсот лет прятавшего «свою прелесть» в глубокой пещере, не в силах удалиться от него далеко. Артефакты цепко держали в своих объятиях, ничем не хуже каторжных цепей. Я не мог надолго отлучаться из дому, мы с супругой ни разу не выехали на отдых. И конечно же, обуревал страх. Постоянно. Страх быть обнаруженным хозяевами этих вещей или, того хуже, утерять их каким-то образом. Постоянное беспокойство просто въелось под кожу, оставаясь частью натуры до конца дней. Такова, выходит, оказалась моя судьба, карма – обычному человеку превратиться в хранителя несметных сокровищ. Но продолжаться вечно так не могло. Страх страхом, а подсознание помимо моей воли не засыпало ни на одно мгновение – поиски выхода из этого капкана шли постоянно. Контрабас попался мне на глаза давно, когда я, будучи ещё достаточно молодым человеком, по выходным дням с раннего утра бежал в Одеон, чтобы занять место в тамошнем Клубе коллекционеров. Инструмент находился на верхнем полуэтаже в репетиционной комнате местного духового оркестра. Этот коллектив тогда называли «жмур-бэнд», так как во второй половине семидесятых необходимость в услугах подобного коллектива требовалась только на похоронах. Дичайший обычай, надо сказать! Всегда хотел знать, кто этот идиот, что придумал такую изуверскую психологическую пытку – добивать жуткой музыкой и без того скорбящих по умершему близкому человеку людей. Но я отвлёкся. Итак, контрабас стоял в репетиционной и, в общем-то без дела, попросту занимал место. И однажды сам лично видел – двое ребят в спецовках переносили его на место вечного хранения в подвал. А подвал в Одеоне был огромный! Там, при желании, поместилась бы и пара Т-34. Ну и, естественно, в этом подземелье хранилось всё, что становилось жалко выбрасывать администраторам хозчасти Дома культуры последние лет сорок. Но тогда я не задумывался об этом. В жизни всё шло своим чередом – организм мой со временем изрядно поизносился, возраст диктовал свою волю, и в один прекрасный день мне пришлось принять решение о перемене рода занятий на более спокойное и устроиться работать в Одеон сторожем. Может, подсознательно хотел такого. Я по-настоящему любил это место. Отлично знал все закоулки огромного здания – много дней в юности прошли тут – походы в кино, посещения клуба коллекционеров, поиски интересных книг в библиотеке, концерты местных музыкантов. Поводов для посещения находилось много. Одеон в те годы притягивал людей разных возрастов. Появившись там в качестве дежурного, в первые дни с грустью рассматривал обветшавшие стены, заколоченные фанерой окна, понимая, что время не щадит никого и ничего. Как и я сам, так и это здание, казавшееся в молодости несокрушимым и вечным, безвозвратно постарели. Подвал же выглядел настоящим Клондайком для старьёвщиков, а может быть, и антикваров, некоторые вещи казались мне довольно привлекательными для вычурных вкусов любителей старины. Выброшенным стульям и паре шкафов требовалась только небольшая реставрация. Но я совершал обходы здания с другой целью – хотелось подыскать сокрытое от людских глаз место, где можно спрятать «мою прелесть». Одно беспокоило меня – а что дальше? Ну, закопаю я его здесь, или положу в оборудованный тайник в стене, и что потом?