У комендатуры Сашка застал странную картину. Кавалькада горцев стояла посреди площади перед зданием, а десяток солдат, рассредоточившись вокруг с оружием в руках, делали вид, что их это не касается. Десятник, увидев Сашку, кивнул каким-то своим мыслям и сделал знак стоявшему рядом молодому солдату. Забежав в здание, тот вернулся буквально через минуту и, коротко кивнув десятнику, занял свое место рядом с ним. Удивленно хмыкнув, Сашка направился в комендатуру, но не успел пройти и половину пути, когда на крыльце появился сам комендант. Увидев парня, тот одобрительно усмехнулся и, легко сбежав по ступенькам, направился прямо к горцам. Понимая, что подобные процедуры здесь давно уже отработаны, Сашка свернул туда же. – Здравствуй, ходжа Хазрат, – поздоровался штабс-капитан. – И ты здравствуй, комендант, – склонил горец голову в вежливом кивке. – Хочешь забрать тела? – Да. Твой человек сказал, что привез их сюда, – ответил горец, подбородком указав на подошедшего парня. – Это так, – кивнул штабс-капитан. – Вы уже договорились? – Нет. Разговора еще не было. Но цену я знаю. – Решать ему, – пожал комендант плечами и, повернувшись к Сашке, пояснил: – За каждое тело они обычно платят по десять рублей серебром. Из них по рублю ты платишь доктору и его санитарам. Они тела обмывали. И на пропой в десяток, что тебя прикрывает сейчас. Ну, тут уж как сам решишь. Обычно трешки хватает. Ну и на выкуп пленных в церкви обычно жертвуют. Тоже по своему решению. – Возьми деньги, – сказал горец, подавая знак стоявшему рядом воину, и тот, зло оскалившись, швырнул в пыль к ногам парня увесистый кошель. – Я не шакал, чтобы на мертвых зарабатывать. Мне хватит того, что я взял трофеями, – ответил Сашка, даже не глянув на кошель. – Заплатите хакиму, его помощникам и солдатам. Остальное оставьте себе, – закончил Сашка и, повернувшись к штабс-капитану, попросил: – Отдайте им тела, как только рассчитаются. А мне бы хотелось забрать свои трофеи. – Сейчас принесут, – удивленно кивнул тот. – И деньги за коней тоже. – Вот и хорошо, – улыбнулся Сашка. Старший горец, чуть слышно зашипев, кивнул вознице арбы, и тот погнал волов к зданию больницы. Бросивший Сашке кошель воин, подчиняясь его знаку, толкнул пятками коня и, свесившись с седла, подхватил свое серебро. Потом, тихо что-то сказав, поехал следом за арбой. В том, что он выругался, Сашка даже не сомневался, но решил не заострять на этом внимания. Из комендатуры вышел солдат, груженный каким-то баулом, и направился прямо к ним. Подчиняясь молчаливой команде коменданта, он положил баул прямо на землю и, быстро распустив узлы, развернул его. – Убедись, – негромко сказал штабс-капитан. – Пять ружей, десять пистолетов, пять кинжалов, пять сабель, весь огненный припас, пули и капсюли. В общем, все, что при них было. Переметные сумы и седла можешь забрать на конюшне. Если хочешь. А можешь продать вместе с конями. – Так и сделаю, – кивнул Сашка, успевший забрать с тел всю наличность и все ценное, еще когда вез их в комендатуру. Внимание его привлекли ружье и сабля. Сталь отличной выделки на стволе сразу показывала, что это не простое оружие. Сдержав себя, парень попросил солдата увязать все обратно и уже хотел спросить у коменданта, где можно получить плату за лошадей, когда от больницы галопом подлетел отправленный туда горец и, едва осадив коня, яростно выкрикнул: – Я вызываю тебя на длань Аллаха. От такого поворота Сашка растерянно замер, недоуменно глядя на резко помрачневшего коменданта. – И что это значит? – уточнил парень, положив ладонь на рукоять револьвера. На всякий случай. – Это вызов на поединок, – тихо пояснил штабс-капитан. – И отказавшись, ты станешь для них трусом, которого может убить любой. «Что-то я не помню таких правил у наших горцев», – растерянно подумал Сашка и, повернувшись к вызвавшему его воину, спросил: – Какие правила? – Сражаемся в кругу. Кто вышел за черту, проиграл. Уронил оружие, проиграл. Попросил пощады, проиграл. Проигравший умирает, – зло, кривя губы, пояснил горец. – И чем деремся? – спросил Сашка, почесав в затылке. – На саблях. Там, – горец указал на баул, – тебе есть чем биться. Я жду ответа. – А чего тут думать? – пожал Сашка плечами. – Пусть твои люди круг рисуют. – Смелый гяур, – рассмеялся горец, змеей соскальзывая с коня. По его знаку двое молодых воинов спрыгнули с коней и отбежали в сторону. Один из них нес с собой аркан. Ухватив его конец, второй воин отсчитал от напарника семь шагов и, держа веревку вытянутой левой рукой, выхватил саблю. Ткнув ее концом в землю, он начал пятиться по кругу. Сабля очертила на земле ровный круг в пятнадцать шагов в поперечнике. Воины закончили и снова уселись в седла. Отъехав от круга на несколько метров, они замерли, словно чего-то ожидая. Вызвавший парня горец, передав поводья своего коня одному из воинов, принялся раздеваться до пояса. Чуть пожав плечами, Сашка снова развернул баул с оружием и, не раздумывая, выбрал ту самую саблю, что привлекла его внимание. Вытянув ее из ножен, он только восхищенно вздохнул и про себя порадовался, что не прогадал. Синеватая дамасская сталь с муаровым узором говорила сама за себя. Отложив саблю в сторону, парень начал раздеваться. Стоявший рядом штабс-капитан, наблюдая за ним, еле слышно сказал, явно досадуя, что не может разрулить ситуацию по-другому. – Александр, это опасно. Это очень сильный воин. И вмешаться я и мои люди не можем. Но если вы откажетесь, все поймут. Вы механик, а не солдат. – Я был солдатом, – ответил Сашка, усмехнувшись уголками губ. Бросив рубашку на оружие, он подхватил саблю и, развернувшись, направился к очерченному кругу. Горцы, увидев шрамы на его торсе, начали переглядываться, одобрительно кивая. Пару раз, провернув клинок в руке, чтобы привыкнуть к его весу, Сашка не спеша шагнул в круг. Вызвавший его горец, закончив молитву, поднялся и, шагнув в круг, громко сказал: – Я думал, ты испугаешься. Но ты воин. Это хорошо. Приятнее убить воина, чем покорного барана. – Даже в детстве я не был бараном. А уж теперь и подавно, – усмехнулся Сашка и, прикрыв глаза, постарался вспомнить то состояние, которое ощущал в своем сне. – Бой до смерти, гяур, – напомнил горец и, гортанно вскрикнув, атаковал. С этого момента Сашка воспринимал все происходящее словно со стороны. Тело двигалось независимо от его желаний, словно жило своей жизнью. Сабли поединщиков сталкивались, высекая искры, заметные даже в солнечном свете. Все видевшие эту картину замерли, пытаясь понять, что происходит. А бой все длился. Противники метались по очерченному кругу, словно бесплотные тени. В какой-то момент горец разорвал дистанцию и замер, опустив саблю. Дышал он тяжело, а грудь вздымалась так, словно вот-вот разорвется. Во взгляде бойца Сашка краем сознания отметил удивление и тень страха. Сам он даже не понял, как себя чувствует. Горец коснулся ладонью левого бока и, растерянно посмотрев на окровавленные пальцы, качнул головой, словно не веря собственным глазам. Только тут Сашка почувствовал на груди какое-то жжение, и что-то холодное стекло по коже к поясу. Отерев ладонь о штаны, горец вскинул клинок и ринулся в очередную атаку. И тут Сашка заметил, что двигается он гораздо медленнее, чем вначале. Шагнув вперед, он встречным движением перехватил опускающуюся саблю противника, направляя ее вбок и вниз, и, делая шаг в сторону, нанес обратный удар, даже не разворачивая клинок. Его сабля имела полуторную заточку лезвия. Клинок ударил горца по горлу, и его приятели дружно охнули. Шея бойца оказалась разрубленной до самого хребта. Выронив оружие, горец пошатнулся, сделал шаг к парню и медленно осел на землю, хрипя и булькая зарубленной глоткой. Его ноги несколько раз дернулись, взбивая пыль, и боец затих. Переложив саблю в левую руку, Сашка прижал правую ладонь к груди напротив сердца и медленно поклонился погибшему. Потом, подобрав его оружие, вышел из круга. Уже вызванный из больницы врач поспешил осмотреть его раны. Но к всеобщему удивлению, это были просто царапины. Промыв их и перевязав парня, врач задумчиво посмотрел на тело горца и, пожав плечами, вопросительно покосился на растерянно замершего штабс-капитана. Тот, словно очнувшись, тряхнул головой и, повернувшись к пожилому горцу, сказал: – Ходжа Хазрат, ты все видел сам. Длань Аллаха показала свое решение. – Да. Показала, – кивнул аксакал, с явным трудом беря себя в руки. – Мы можем забрать его? – спросил он, обращаясь к парню. – Да. Похороните его до заката. Он был великим воином, – решительно кивнул Сашка, сам удивляясь своим словам. – Что ты возьмешь из того, что принадлежало ему? – вздохнув, спросил аксакал. – Его оружие. Коня и деньги отдай его семье, – помолчав, ответил парень. – Ты выбрал лучшее, но сумел и проявить щедрость, – мрачно усмехнулся горец. – Теперь ваш род станет моими кровниками? – подумав, прямо спросил Сашка. – Нет, – подумав, качнул аксакал головой. – Я не верил, что ты один мог справиться с пятью. Но теперь, после того, что я видел, я в это верю. Длань Аллаха показала мне, что я ошибся. Кунаками мы уже не станем, но и вражды не будет. Я так решил, – добавил он, заметно повысив голос и посмотрев на своих сопровождающих. Молодые воины, быстро переглянувшись, дружно покосились на очерченный ими же круг и, не сговариваясь, кивнули. Потом тот, который держал коня поединщика, спрыгнул с седла и, быстро собрав все оружие погибшего, отнес его на развернутый баул. Не говоря ни слова, он прошел в круг, где уже стоял его приятель, и они, подхватив тело, понесли его к арбе. Дождавшись, когда они закончат с погрузкой, ходжа Хазрат молча кивнул всем остающимся и тряхнул поводьями, разворачивая коня. * * * На следующий день после той странной дуэли на пороге Сашкиной половины дома неожиданно появился комендант. Поздоровавшись, он прошел в комнату и, перекрестившись на образа в красном углу, с интересом огляделся. Сашка, которого этот визит заметно напряг, незаметно коснулся ладонью револьвера, лежавшего в кобуре, которую он сдвинул на живот, и, широким жестом указывая на стул, спросил: – Чем могу служить, господин штабс-капитан? – С благодарностью я к тебе, Александр, – усевшись, широко улыбнулся офицер. – Это за что же? – окончательно растерялся Сашка. – А за головореза того, что ты вчера порешил. Ох, и зверь был, доложу я тебе. Ох, и зверь! Мы уж думали премию за голову его назначить, а тут ты. В общем, Аксинья сейчас на стол накроет. Я там принес кой-чего, там уж поговорим толком, – озорно подмигнув, усмехнулся штабс-капитан. – Не против, надеюсь? – Да господь с вами. С чего бы? – деланно изумился Сашка, при этом судорожно соображая, чего ему надо. Их разговор прервала хозяйка дома, чуть ли не бегом внесшая в комнату посуду и уже готовые к употреблению разносолы. Сбегав туда-сюда еще раз пять, она сервировала стол и, вежливо поклонившись офицеру, исчезла. Штабс-капитан, подхватив со стола бутылку, подкинул ее на ладони и, развернув этикетку к парню, отрекомендовал: – Настоящий, шустовский. Не хуже вашего французского будет. Но и стоит, зараза, – он удрученно качнул головой, ловко срывая с горлышка пробку. Разлив напиток по стопкам, он поднял свою тару и, расправив усы, с чувством произнес: – Ну, Александр, за удачу твою. Я, признаться, думал, всё. Пора панихиду по тебе заказывать. А ты вон чего, – с этими словами он лихо опрокинул рюмку и, занюхав напиток костяшкой кулака, одобрительно кивнул. – Хорош коньячок. – Угу, – кивнул Сашка, проглотив свою порцию. Коньяк и вправду бы хорош. Мягкий, ароматный, он легко прокатился по пищеводу, разлившись по желудку приятным теплом. Кинув в рот кусочек ветчины местного изготовления, Сашка вопросительно уставился на нежданного гостя. Понимая, что должен как-то объяснить свой визит, штабс-капитан достал портсигар и, разминая папиросу, принялся рассказывать: – Горец этот из непримиримых. Рубака, каких поискать. Он в том клане вроде мастера по военному делу был. Молодняк обучал, а потом в набег их выводил. А самое поганое, что после их набегов живых не оставалось. Если только кого в рабство уводили. Остальных резали, как скот какой. Мы чего уж только ни делали. Даже пытались засаду на него устроить. Да только я не просто так его зверем назвал. Он любую засаду словно нюхом чуял. Неделями у их аула сидели, и ничего. За околицу ни ногой. А как засадники ушли, так через пару дней новый набег. В общем, спасибо тебе, Александр. От всей службы нашей, от людей простых, да и вообще, от всего народа православного, – поднявшись, торжественно проговорил штабс-капитан, коротко поклонившись. – Я вот только одного не пойму, – продолжил он, присев на место. – Как так получилось, что ты ловчее него саблей владеешь? Я не первый год служу, а такого мастерства не видал. – Самому бы знать, – мрачно вздохнул Сашка и, заметив изменившееся лицо офицера, поспешно добавил: – Меня ведь из армии не просто так списали. После той контузии врач думал, я вообще не выживу. А у меня только память отшибло. Только и помню о себе, что приютский да в армии служил. Потому и списали. Даже командира своего полка не узнавал.